Дикое поле

Зайдя в дом, счастливый обладатель древнего артефакта в первую очередь накатил рюмку рома, специально припасенного на какой-нибудь особенный случай, потом наскоро закусил и сразу же полез в интернет, чтобы найти хоть какие-то сведения о своей находке.

Едва он набрал запрос о печатках с рунами, появилась масса объявлений по продаже подобных изделий из любых драгметаллов, разумеется, в современном исполнении. Из этой рекламы удалось выяснить, что перстень с конкретно этой руной, а она, оказывается, называется «руна рода», даёт владельцу возможность получить духовное и материальное наследие своих предков и вообще как бы усиливает связь со своими корнями.

«Ну что ж, – ухмыльнулся Дмитрий, – для кладоискателя самое то, что нужно, особенно насчёт “материального наследия”».

Наверное, любой человек, к которому попала бы в руки такая вещица, захотел бы примерить её на себя, не стал исключением и наш герой, хотя он и видел, что кольцо будет великовато для его тонких пальцев. Но странное дело, каким-то непостижимым образом оно пришлось ему точно в пору, да так плотно, что без мыла снять его не было никакой возможности. Возиться с этим было лень, поэтому пришлось оставить всё как есть, и надо сказать, не без приятности, уж больно знатно она смотрелась на руке.

Выпив ещё пару стопочек ямайского напитка во славу своего рода, он немного разомлел и, довольный собой и жизнью вообще, прилёг отдохнуть. Окутанный приятными мыслями и парами рома, наш герой незаметно для себя погрузился в глубокий сон, оставив на лице своём застывшую улыбку.

Глава 3. Старый Новый Мир

Хутор Терновая балка, 1777 год.

Новое утро встретило нашего героя яркими лучами солнца, направленными прямо в лицо. Дмитрий поморщился и, не открывая глаз, повернулся на другой бок, спасаясь от такого жаркого приветствия. Однако это совсем не сложное движение далось ему нелегко, тело было каким-то ватным и выполняло команды с большим опозданием, к тому же голова болела просто нещадно.

«Что ж такое, вроде выпил немного, походу ром был палёный», – болезненно ворохнулась в голове первая мысль. Ещё немного полежав, он понял, что аномально сильное похмелье – это не единственная странность, поджидавшая его в это утро: во-первых, он чувствовал необычный запах, приятный, даже какой-то душевный, но при этом абсолютно незнакомый; во-вторых, лежал он на чём-то уж очень непривычно жёстком и неудобном, это был явно не родной диванчик, на котором наш герой закончил свой вчерашний вечер.

Желая разобраться, в чём дело, Дмитрий с лёгким стоном приподнялся и огляделся вокруг. То, что он увидел, на какое-то время ввело его в ступор: окружающая обстановка кардинально отличалась от привычной. Он находился в какой-то убогой глиняной лачуге с неровными мазаными стенами и маленькими окошками, и лежал он то ли на деревянной кровати, то ли просто на лавке, поверх которой было положено что-то похожее на матрас, судя по ощущениям, набитый обычной соломой.

Несмотря на всю абсурдность происходящего, окружающая действительность была настолько реальна, что он даже не стал прибегать к классическим действиям, например, таким как протирание глаз, поматывание головой или щипание себя с целью проснуться, в общем к тому, что обычно свойственно литературным героям, неожиданно попавшим в фантастическую ситуацию.

Нестерпимо хотелось пить, испепеляющая жажда со всё нарастающей силой заставила отложить на потом все мысли и эмоции, сконцентрировав внимание на поиске спасительной влаги.

На счастье, прямо рядом, на полу, стоял глиняный кувшин с какой-то жидкостью, не иначе как сам ангел-хранитель вмешался. Дрожащими от слабости руками Дмитрий поднёс кувшин к губам, и в нос сразу ударил душистый запах хлебного кваса.

С неописуемым наслаждением, огромными глотками, он быстро начал впитывать в себя живительную влагу. Напившись, он хотел поставить кувшин обратно, но не удержал в руках, и тот с каким-то звонким хрустом упал на пол, разлетевшись на несколько крупных осколков и расплескав остатки содержимого по земляному полу.

Почти сразу же с улицы донёсся громкий вздох, потом быстро приближающийся звук шагов, и в дверях появилась смутно знакомая женщина лет сорока.

Была она одета в какой-то выцветший бледно-голубой сарафан, на ногах что-то наподобие то ли кожаных мокасин, то ли шлёпанцев, голову же украшал ярко-цветастый платок.

В целом она имела довольно приятную внешность: невысокая, но довольно ладная фигура, карие глаза, светлые волосы, выбивающиеся из-под платка, и главное – было в ней что-то такое особенное, отчего Дмитрий сразу же понял, кто это.

– Дёма, сынок, очнулся, слава богу! – кинулась она к нему и, крепко прижав его к себе, забормотала что-то бессвязное, периодически целуя его голову.

«Дёма, сынок, очнулся», – медленно повторил про себя «сынок», не зная, как себя вести, и неуверенно высвобождаясь из жарких объятий. Откинувшись назад, он ощутил спиной приятную прохладу стены, немного расслабился и молча смотрел в светящиеся счастьем глаза новоявленной матери.

– А я тебе кваску рядом оставила, вдруг, думаю, очнёшься, пока я на улице, – не умолкала женщина, поочерёдно то хватая «Дёму» за руки, то вытирая обильно текущие слёзы, отчего руки нашего героя вскоре стали мокрыми.

– Что со мной случилось? Ничего не помню, – наконец осторожно произнёс Дмитрий, отводя глаза в сторону.

– Чё? А я те щас объясню! – со злостью выкрикнула она. – С Патехой, таким же дураком, дурмана вы объелись третьего дня, он-то ладно, здоровый лоб, сутки проспал и снова как новый рупь, а ты до сих пор в беспамятстве пролежал! Нашёл с кем ровняться! Совсем мать не жалеешь! – продолжала женщина, переходя от слёз к яростному наступлению.

Приняв покаянный вид, непутёвый сын виновато опустил голову, а сам, пока мать отчитывала его по всей форме, тщательно анализировал ситуацию.

Ну что ж, отравление дурманом очень даже кстати, под это дело можно будет много чего списать, полную потерю памяти например, или же новые привычки, манеру говорить, всё-таки человек считай с того света вернулся, мало ли что там у него перемкнуло, тем более под дурманом, само только слово «дурман» уже говорит само за себя. Значит, есть хотя бы возможность для манёвра, можно будет, особо не стесняясь, узнать где я, кто я, и что вообще вокруг происходит.

Пока он так размышлял, появилось новое действующее лицо.

В хату вбежал мужчина высокого роста, худой, на первый взгляд даже какой-то нескладный, однако же в каждом его движении чувствовалась звериная сила и ловкость. Хотя и был он в больших запылённых сапожищах, но появился без топота, а как-то тихо и быстро, пружинисто и мягко касаясь земли. На вид было ему лет за пятьдесят, но тут можно было и ошибиться: чернявые, без проблеска седины волосы и тонкие черты лица сочетались в нём с глубокими морщинами и очень светлыми, как бы выцветшими глазами, к тому же пышные усищи с многодневной щетиной не добавляли молодости.

По властному взгляду и уверенной повадке Дмитрий сразу понял, что пришло время познакомиться с отцом.

– Ну чё, вражина, очухался? – холодно бросил тот с порога, причём в голосе его было столько ледяного презрения, что герой наш невольно весь как-то съёжился и замер, как кролик перед удавом.

Пожелай сейчас этот, по сути, незнакомый человек как-либо его наказать, Дмитрий безропотно принял бы от него любую кару, лишь бы только тот перестал гневаться. Нет, тело пока ещё всё-таки было не совсем в его власти, и в нём бродили какие-то посторонние рефлексы и инстинкты, не свойственные ему прежде, он не замечал раньше за собой такой склонности к самоуничижению. Однако он быстро взял себя в руки, правда во многом благодаря тому, что распознал по глазам отца, что тот на самом деле скорее рад, чем зол, и что бранится больше для проформы, как бы отыгрывая роль разгневанного батьки, наиболее уместную, по его мнению, к данной ситуации.

– Мы уже попа звать собирались! – продолжал он.

– Господи, прости! – быстро перекрестилась женщина.

– Ты на мать посмотри, извелась вся, не знала уже где пятый угол искать. Вот же дал Господь сынка, за какие грехи! Ты мне скажи, на черта ты этот дурман жрал?

– Не знаю, – угрюмо буркнул Дмитрий. – Вообще ничего не помню, как отшибло, – немного помолчав, прибавил он.

– Нас хоть с мамкой узнаёшь? – с тревогой спросил «отец».

– С трудом, – виноватым тоном ответил Дмитрий, и продолжил: – Если б мама не обратилась ко мне по имени, то не знал бы даже, как меня и звать.

Хозяин хаты с тяжким вздохом опустился на лавку и с нескрываемым раздражением процедил:

– Был непутёвый сынок, а теперь и вовсе дурак, куда дальше-то?

Тут наш герой не выдержал и решил проявить характер. Собрав последние силы в кулак, он приподнялся с постели и начал вещать с убедительной твёрдостью:

– Дай ты мне хоть время оклематься! Может, ещё в разум войду и всё вспомню, а нет, так невелика беда! Зараз тогда новую жизню зачну! Был у тебя поганый сын, а зараз станет путный! Может, это сам Господь к тебе милость свою показывает, а ты наедаешь на меня! – закончил он свой короткий, но убедительный монолог и обессиленно откинулся на спину, при этом чуть прикрыл глаза, показывая, что совсем не осталось сил на дальнейшую дискуссию.

Наверное, читатель заметил, что наш современник начал почти сразу выражаться уж как-то не очень по-современному. Дело всё в том, что по первым признакам этого нового мира он успел сообразить, куда попал, ясно было, что это казачья семья, не ясно, правда, какое сейчас время и где он находится географически, но, тем не менее, есть уже хоть какой-то ориентир для построения линии поведения. Поэтому Дмитрий выжимал из памяти слова, которые слышал в «Тихом Доне», и вообще старался говорить на манер того, как говорят старики в станице Терновской, пытался выразить свои мысли как можно проще, обильно удобряя речь колоритными казацкими словечками и не забывая при этом мягко произносить букву «г». Надо сказать, что особенно напрягаться ему не пришлось, наоборот, понадобилось просто расслабиться, ведь в его детстве почти все так говорили, это уже потом кубанский говор стал предметом для шуток, и новые потомки казаков уже вовсю начали напрягать горло, произнося слова с буквой «г».

– Спаси Христос от таких милостей, – вздохнув, ответил «батя» и, немного помолчав, продолжил: – Гутарить ты всегда умел кудряво. Ты у нас мастер вилами по воде писать.

Однако взгляд его немного потеплел, видимо, зажигательная речь нашего героя всё-таки произвела на него впечатление, может даже не сам смысл слов, а как раз «кудрявость» исполнения. Возможно в голове у недовольного сыном отца промелькнуло что-то вроде: «Будет из него толк или нет, то неведомо, ну уж по крайней мере он не дурень».

Пока шла словесная перепалка, женщина убрала с пола осколки кувшина, а частично впитавшуюся в земляной пол лужу просто присыпала сеном. Покончив с этим, она сказала мужу:

– Хорош гутарить, нихай ещё отдыхнёт. – Йисть хочешь? – обратилась она уже к Дмитрию.

– Нет, кваску бы ещё можно, – ответил он, его подташнивало, всё-таки сказывались последствия отравления, тем более как оказалось, не просто спиртным. Добрая мама принесла из какого-то закутка новый кувшин и, поставив его рядом, сказала:

– На, этот только не разбей.

Было видно, что она совсем уже успокоилась и больше не собиралась ни плакать, ни ругаться, тон её был деловит, уверен.

– Нихай сперва поест, сил наберётся, тогда и погутарим, а зараз пойдём, чё над душой сидеть, – вновь обратилась она к мужу.

Тот с недовольным вздохом поднялся, однако возражать не стал и молча вышел на улицу. Жена последовала за ним, напоследок одарив нашего героя ободряющей улыбкой.

Наконец оставшись один, Дмитрий вздохнул с облегчением, слишком уж много всего сразу навалилось с утра. К тому же, он уже успел сделать ещё одно очень важное открытие: тело было точно не его. Возможно, поэтому оно и подчинялось ему так плохо, подобно тому как если бы это был новый костюм, который предстояло ещё разносить, пока же он был непривычен и сковывал движения. Новое тело было моложе и здоровее, или даже правильней будет сказать, мощнее. Хотя и было оно ватным и плохо управляемым, однако же в нём явно чувствовалась дремлющая сила.