Цеховик. Книга 2 Движение к цели

Родители проникаются гордостью за сына, выполнявшего гражданский долг и на волне облегчения, испытанного от благополучного разрешения их переживаний прощают капитана, меня и всю советскую милицию. Они отказываются от мысли писать жалобу и Капитан выделяет машину, чтобы нас подвезли к самому дому.

– Ну ты мог хоть из автомата позвонить или из кабинета капитана этого?

– Да там всё так было устроено, что вообще никаких коммуникаций. Будто это я подозреваемый, а не он.

– А кто это, который из них, это тот Каховский?

– Что-ты, выяснилось, что он-то был совсем не причём. Он просто мимо проходил и хотел за меня вступиться, а ему тоже досталось. Там как-то запутано всё оказалось, но хулиганов так и не нашли.

– Невероятно, – замечает отец.

– Только этого Джагу, наверное и осудят по делу. Это тот, который…

– Да-да, – говорит папа, – я помню, кто это.

Мы выходим из машины и идём к подъезду. Но, как известно, место встречи изменить нельзя и всё всегда повторяется снова и снова. Вообще всё в нашей жизни.

Из тени нам навстречу шагает тёмный силуэт. Это фигура женщины.

– Егор! – восклицает она. – Нам нужно поговорить!

Я сразу же узнаю её голос. Это лейтенант милиции Лидия Пирогова.

4. Передышка

Мать замирает, а отец хмыкает.

– Вам тоже переночевать, девушка? – спрашивает он.

Лида не сразу отвечает, как бы пытаясь понять, о чём идёт речь.

– Нет… Нет-нет, мне ночевать не нужно. Мне только поговорить.

– Может, – вступает мама, – ты нас представишь, Егор?

– Это Лидия Фёдоровна Пирогова. Лейтенант милиции. А это мои родители.

– Так мы же только оттуда, – удивляется мама.

– А она из другой, из экономической. Вы не будете возражать, если я приглашу Лидию домой, чтобы не стоять на морозе?

– Не поздновато ли для визитов? – проявляет отец недовольство полицейским произволом.

– Я ненадолго, – заверяет Лида. – Впрочем, можем и здесь переговорить. Только мне один на один с Егором нужно.

– Нет уж, лучше дома, – моментально реагирует мама. – Только, я хочу понимать, это официальный разговор или допрос? Что это? Если да, я буду присутствовать, потому что мой сын не совершеннолетний.

– Лидия Фёдоровна, – успокаиваю я маму, – очень хорошо знает, что я несовершеннолетний.

– Нет, разговор не официальный, – отвечает Лида и ёжится, пряча лицо в пушистый песцовый воротник.

Мы поднимаемся. Мама с отцом идут на кухню, готовить ужин и закрывают дверь, чтобы не мешать нам разговаривать. Кто-то, наверное отец, делает погромче радио.

«Ленточка моя финишная,

Всё пройдёт и ты примешь меня,

Примешь ты меня нынешнего.

Нам не жить друг без друга», – доносится из кухни голос Лещенко.

Это он зря. В смысле, Лев Валерьянович. Нам сейчас таких песен не надо. Мы садимся на диван вполоборота друг к другу и молчим. Раджа стоит напротив Лиды, чуть опустив голову и не сводит с неё глаз. Она осунулась, выглядит злее, чем раньше и одновременно смиреннее. И красивее. Чем могу вам помочь? Что я могу для вас сделать? В голову лезут совершенно дурацкие фразы.

– Ну как ты? – наконец спрашиваю я.

Её глаза чуть сужаются, она немного поджимает губы, делает вдох и едва заметно напрягается, словно хочет подробно пояснить, как именно она себя чувствует и выдать всё, что думает о моей персоне. Но тут же берёт себя в руки.

– Я не в претензии, – тихо отвечает она. – Я хотела тебя использовать для своих целей. И даже думала, что использую. Радовалась этому, торжествовала. Но оказалось, что это ты использовал меня. Во всех смыслах. Ну что же, мы стоим друг друга. Одного поля ягоды. А побеждает всегда сильнейший… Разница лишь в том, что если бы победила я, тебе бы хуже не стало. А вот твоя победа изменила моё положение в худшую сторону.

Ну, это как сказать. Не могу полностью согласиться, что не стало бы. Не могу. И с тем, что мы одного поля ягоды, тоже соглашаться не желаю. Давай, говори уже, чего пришла, подруга дней моих суровых, голубка дряхлая моя.

– Баранов меня зае…– она косится на дверь кухни, – задрал уже. Он ведь мне житья не даст. Уже взыскание объявил, от всех дел нормальных отстранил, орёт как сумасшедший. Злой, как собака. Пару раз сегодня оплеухи прилетали… Я понимаю, это не твоё дело и тебя не касается. И понимаю также, что ты решил идти до конца… Хотя… вот этого я как раз понять не могу. Зачем? Ведь я же тебе ничего плохого не делала. А хорошее делала.

– Сейчас не понял, – хмурюсь я. – Про хорошее понял, а вот, что значит идти до конца, мне не ясно.

Она тоже хмурится и мы оба сидим хмурые и недовольные.

– Не ожидала я от тебя… – практически шепчет она и качает головой.

– Так. Давай, пожалуйста, поточнее объяснись, а то я мало, что понимаю из твоих слов.

– Да чего тут понимать-то? Всё очень просто. Козёл ты, Егор. И, судя по всему, далеко пойдёшь с такими чудесными козлиными способностями.

– То есть ты пришла ночью и неизвестно сколько стояла под дверью только для того, чтобы сказать, что я козёл? Странно, Лида, – спокойно говорю я. – Объясни, пожалуйста, что по-твоему значит идти до конца?

– Не понимаешь? Это значит довести дело до суда. Понял теперь?

– Так ведь и дела нет никакого, – удивляюсь я.

– Серьёзно? Скажи ещё, что и заявление не писал.

– Вообще-то не писал. Когда бы я написать-то успел?

– Ясно всё с тобой, – говорит она, взмахивая рукой и вставая с дивана. – Не нужно было к тебе приходить. Дерьмо ты, а не человек.

– Да не писал я никакого заявления, глупость это.

Я тоже встаю и развожу руками: