Темный Лес

– Стучи по дну и говори, – поторопил он.

Ашма постучала по дну костяшками пальцев. И ей послышался ответный стук. Словно кто-то с другой стороны шкатулки отозвался. Ашма вздрогнула.

– Ахабирп номед идохыв, – запинаясь, проговорила Ашма и уставилась на дно шкатулки.

Ничего не произошло.

Ашма вопросительно посмотрела на Урвилла. Он что прикалывается над ней что ли?

– Не ахабирп, а аха-ба-бирп, – раздраженно проговорил Урвилл, его поддержал своим стрекотом Громозда.

– Ахабабирп, – Ашма подняла глаза от шкатулки на Урвилла. Тот кивнул, мол, теперь правильно: – номед идохыв, – договорила Ашма.

Шкатулка сама собой захлопнулась.

Что-то незримое толкнуло Ашму в грудь, и она покачнулась. В глазах потемнело. По телу пробежала судорога. Ватные ноги подогнулись… Из-под них ушла земля.

Ашма почувствовала, как что-то пытается пробраться ей в самую душу. Но ледяной панцирь остановил проникновение. И тогда это что-то чужое и странное облепило защитный панцирь, стало сжимать его, выедать слой за слоем.

Ашма открыла глаза. Она увидела лицо Урвилла, который склонился над ней.

– Ну вот. Другое дело, – удовлетворенно проговорил он. – Теперь тебя даже мать родная не узнает, а уж стражники тем более.

Он схватил ее за руку и, потянув на себя, помог подняться.

У Ашмы шумело в ушах. Все кружилось, кружилось и подергивалось. Подташнивало. Подняв руку к лицу, посмотрела на растопыренные пальцы, повертела ладонью перед глазами. Пальцы удлинились, стали кривыми и странными. Ногти окрасились в яркие цвета. Ашма потрогала свое лицо. Лоб, нос, скулы, подбородок, рот… Ее лицо вытянулось, перекосилось и ощущалось как маска, которая въелась в кожу, приросла к ней. Ашма превратилась в карикатуру на саму себя.

– Хочешь взглянуть на себя? – спросил Урвилл и стал рыться в рюкзаке. – У меня где-то зеркальце было…

Ашма кивнула, но потом поморщилась и отрицательно покачала головой:

– Не надо.

Урвилл почесал затылок:

– Гм… И то верно. Чего зря расстраиваться.

– А как я выгляжу? – спросила Ашма, осторожно прикасаясь пальцами к измятому лицу.

– Как демон прибабаха, – Урвилл улыбнулся.

Громозда застрекотал, изображая смех.

– Ну что? Двинем что ли? – сказал Урвилл.

Ашма кивнула странно отяжелевшей всклокоченной головой. Громозда что-то прострекотал, как бы соглашаясь. Урвилл взвалил на плечи коробчатый рюкзак и направился в сторону города.

Ашма последовала за Урвиллом. Ашму догнал Громозда и, что-то суетливо взволнованно стрекоча, протянул ей котомку. Его носовые отростки втянулись, а глаза вылезли из орбит на каких-то пружинках-отростках.

– Спасибо, – сказала Ашма и испугалась собственного голоса. Он стал резким, дребезжащим, противным. Ашма машинально коснулась пальцами полных выпяченных, похожих на утиный клюв губ. Схватила котомку и сорвалась с места.

2

Они пошли через пустошь мимо темных зарослей и мусорных куч, в которых копошились антропоморфы, собаки, черные птицы, горемыки и бедолаги в лохмотьях.

У большой мусорной кучи бродяга с синюшным оплывшим лицом сцепился с антропоморфом. Они ругались и вырывали друг у друга какую-то дырявую дерюгу. На них остервенело лаяла лохматая псина.

– Отдай, урод! – Бродяга дернул дерюгу на себя.

Существо ответило возмущенным стрекотом и рвануло в свою сторону. Дерюга затрещала и порвалась.

– Ну, вот… – с отчаяньем проговорил бродяга, глядя на лоскут в руках, и, скривившись, шмыгнул носом. – Посмотри, что ты наделал…

Бродяга, одноглазый антропоморф с куском дерюги в четырех коротких кривых руках и лохматая собака замерли и уставились на Урвилла, прибабахнутую Машу и Громозду.

Когда троица растаяла в тумане, бродяга, одноглазый антропоморф и псина продолжили ругаться, стрекотать и лаять.

Из тумана появился потрепанный человек с кровоподтеком на щеке, в широком, заляпанном грязью, подметавшим подолом землю темно-сером плаще – пыльнике. Незнакомец прищуривал левый глаз, словно подмигывая, и выпучивал правый.

Впереди него на длинном осыпанном стразами поводке семенила и подергивалась жирная лоснящаяся крыса; хищно посверкивали черные пуговки глаз.

– Мелочишки не найдется? – спросил человек, заглядывая Урвиллу в лицо и ухмыляясь беззубым ртом.

– Ты уже спрашивал, – сказал Урвилл мимоходом.

– Неужели? – Сказал попрошайка. Он снял шляпу и поклонился неузнаваемой Ашме. Натягивая поводок, крыса кинулась под ноги Ашме, поводя острым длинным рыльцем.

Ашма отшатнулась от крысы и поспешно прошла мимо, чувствуя, как подобие маски все глубже врастает в лицо, все сильнее корежит его, как защитный панцирь души слабеет под натиском чужой сущности.

Громозда недовольно застрекотал, обходя крысу стороной. Крыса язвительно пискнула в ответ. Глядя вслед, незнакомец рассмеялся скрипучим смехом.

Пропащие обитатели пустоши, разномастные изгои призраками появлялись из тумана и пропадали в нем, тенями шныряли вокруг да около, настороженно поглядывали на Урвилла, Ашму и Громозду.

Время от времени Громозда исчезал из вида, а потом появлялся с какой-нибудь вещицей в трехпалой руке. Он отдавал это Урвиллу.

Покрутив очередную находку в руках, Урвилл обычно говорил: «Дрянь», «Пустышка» – и выкидывал ее под разочарованный клекот Громозды.

Но иногда Урвилл говорил: «Почему бы и нет?» – и прятал вещицу в свою коробчатую заплечную сумку. И Громозда радостно и довольно стрекотал.

Вот Громозда опять ненадолго исчез, метнувшись за кучу мусора, а потом появился, держа в руках изодранную тряпичную куклу. Он протянул ее Урвиллу, что-то прострекотал.

– Ты думаешь? – спросил Урвилл.

Он взял куклу, покрутил ее в руках, закрыл глаза, замер.

Громозда что-то взволнованно застрекотал.

– Не мешай, – осадил его Урвилл.