– Может, в другой комнате на полке? – Неуверенно сказал Курнут и, глянув на Ашму, засмеялся: – Цирк, да и только!
Ашма ненароком взглянула в пыльное овальное зеркало и ужаснулась. На нее вытаращилось бледное существо с ярко- рыжими всклокоченными волосами, громадными стрекозиными глазами и красным тонким ртом. Треугольное лицо дергалось и перекашивалось, словно Ашма строила рожи, кривлялась перед зеркалом. Ашма закричала, отшатнулась от зеркала и спрятала лицо в ладони.
Урвилл тряхнул Ашму за плечо и протянул бутылочку:
– Пей!
Ашма схватила ее и сделала четыре больших судорожных глотка.
– Хватит, – Урвилл отобрал у Ашмы бутылочку.
Ашму словно тряпичную куклу стало швырять из стороны в сторону. Потом она замерла, пошатнулась, рухнула на пол и забилась в конвульсиях.
Курнут захлопал в ладоши и расхохотался, как на цирковом представлении. Урвилл бросил сердитый взгляд на одержимого, бывшего не в себе Курнута, вынул из рюкзака шкатулку, положил на стол и открыл.
– Прибабах, выходи!
– Выходи, подлый трус! – Курнут загоготал.
По телу Ашмы пробежала судорога, в глазах потемнело, как будто бы она опять оказалась в подземелье. Она потеряла сознание. Ашма мучительно отчаянно долго искала его в глубине сумрачного Леса среди черных окоченелых деревьев… Все-таки нашла.
6
Ашма пришла в себя душной тесной каморке. Ашма лежала на старой широкой кровати с темными деревянными изножьем и изголовьем. Пружины продавленного матраца пытались врасти в позвоночник. На полках пылились книги и рукописи.
Из соседней комнаты доносились голоса Урвилла и папани.
– Да откуда я знал, что это она, – виноватым голосом оправдывался отец. – Она же ведь сама на себя была не похожа.
– А ты я смотрю, совсем в сумрак ушел, – заметил Урвилл.
– Ты это о чем?
– Противоядием совсем перестал пользоваться. АДа сколько было, столько и осталось. Выглядишь так, словно по тебе каток проехался. Смотри, доиграешься…
– Смотрю, – Курнут вздохнул. – У тебя что-нибудь есть для меня?
– Притормозил бы ты. А то совсем уже…
– Так есть или нет? – С глухим раздражением перебил Курнут.
– К тому же ты исчерпал кредит. Я же все-таки не благотворительная организация…
– У меня ничего не осталось. Все что у меня было, то сплыло и ушло Бывшей. Сам видишь, как я живу. Не живу, а существую.
– У тебя все еще впереди, – Урвилл усмехнулся.
– Смеешься… Ну-ну… Забирай, что хочешь, только дай мне какую-нибудь забористую шкатулку с демоном повеселее. Чтобы хорошо унесло и вставило, так вставило.
– Да они все весельчаки и юмористы.
– Может, возьмешь в залог рукопись моего нового романа?
– Накой ляд мне твои рукописи? Их даже старьевщику не сбагришь. Только на растопку и годятся.
– Да-да… Только на растопку. Особенно вторую часть. Может у кого-то рукописи и не горят. А мои горят. И еще как.
Голос отца звучал лихорадочно, отрывисто. Отец как будто бы говорил на бегу, задыхался, захлебывался, всхрапывая, точно загнанная лошадь:
– Тогда забирай вот эту котомку. Откуда она взялась?
– Это котомка твоей дочери…
– Да-да, точно… Какая-то книга.
Ашма услышала шелест перелистываемых страниц.
– Какие-то странные рисунки, письмена. Это на каком-то древнем и мертвом что ли? А еще фигурка глиняная, разноцветные камешки… Откуда это у нее?
– Из Леса вестимо, – сказал Урвилл.
– Да-да, проклятый Лес! От него одна беда.
– Прикуси язык и не гневи Лес. А то ведь дождешься.
– А что мне терять? Что? Я все, что можно и нельзя уже потерял, – с тихим грустным смехом проговорил папаня. – Я же на самом дне. Посмотри на меня. И что вокруг меня посмотри. Днище. И ничего более.
– Смотри, постучат как-нибудь…
– Кто настучит?
– Снизу. Всегда есть куда падать. Всегда может быть еще хуже.
– Ты думаешь?
– Я знаю, – сказал Урвилл. – И не так все плохо и однозначно, раз Лес отпустил Ашму.
– А он ее отпустил? Ты думаешь это все-таки она?
Услышав такое от папани, Ашма вся сжалась и похолодела. И, правда, а вдруг она уже и не она вовсе? Ей захотелось вскочить с кровати, метнуться к настенному зеркалу, чтобы убедиться, что беда миновала.
Но страх парализовал ее, придавил, и она осталась лежать на кровати, врастая позвонками в пружины матраса.
– Она это? Да? – Глухой голос Курнута дрогнул.
Урвилл помолчал и потом сказал:
– Лес ее знает.