Университетские отцы и дети

Университетские отцы и дети
Дмитрий Васильевич Аверкиев

«Одна статья, недавно появившаяся въ печати, навела меня на мысль написать эти зам?тки. Статья эта ставитъ вопросъ о годности или негодности нашей учащейся молодежи чрезвычайно просто и умно. Авторъ и не думаетъ защищать молодое покол?нiе: онъ отв?чаетъ на обвиненiе фактами. Вы насъ обвиняете – таковъ смыслъ его статьи – такъ выслушайте – же какъ вы старались о нашемъ воспитанiи; мы неучи, посмотрите каковы ваши учоные, полюбуйтесь на т?хъ, которые просв?щали насъ. Вс?, кому пришлось быть въ одно время съ авторомъ этой статьи въ университет?, конечно подтвердятъ правдивость его разсказа. Состоянiе историко – филологическаго факультета одного изъ нашихъ университетовъ нарисовано имъ необыкновенно ярко; д?ло говоритъ само за себя…» Произведение дается в дореформенном алфавите.

Дмитрий Васильевич Аверкиев

Университетскiе отцы и д?ти

Одна статья, недавно появившаяся въ печати, навела меня на мысль написать эти зам?тки.

Статья эта ставитъ вопросъ о годности или негодности нашей учащейся молодежи чрезвычайно просто и умно. Авторъ и не думаетъ защищать молодое покол?нiе: онъ отв?чаетъ на обвиненiе фактами. Вы насъ обвиняете – таковъ смыслъ его статьи – такъ выслушайте – же какъ вы старались о нашемъ воспитанiи; мы неучи, посмотрите каковы ваши учоные, полюбуйтесь на т?хъ, которые просв?щали насъ. Вс?, кому пришлось быть въ одно время съ авторомъ этой статьи въ университет?, конечно подтвердятъ правдивость его разсказа. Состоянiе историко – филологическаго факультета одного изъ нашихъ университетовъ нарисовано имъ необыкновенно ярко; д?ло говоритъ само за себя.

Мн? кажется, что описанiе другого факультета будетъ не безъинтересно. Еслибы и другiе записали свои зам?тки по другимъ факультетамъ, то составилась – бы полная картина состоянiя одного изъ нашихъ университетовъ за изв?стное время; картина весьма поучительная. Я нам?ренъ разсказать о томъ, какъ обучали насъ естественнымъ наукамъ, по возможности изб?гая своихъ личныхъ воспоминанiй.

I

Странное время было этотъ 185… г.; самое нер?шительное время, безъ всякой опред?ленной физiономiи, точно трусливый и заст?нчивый господинъ, который, идя по улиц?, желаетъ изъ себя молодца показать и въ то же время внутренно чувствуетъ робость; чувствуетъ, что все какъ – то не такъ, не хватаетъ чего – то, и взоры господина блуждаютъ изъ стороны въ сторону, боясь остановиться на какомъ нибудь опред?ленномъ предм?т?, и правое плечо какъ – то ежится, словно онъ боится зад?ть кого нибудь, словно онъ выискиваетъ случая шмыгуть въ какой нибудь переулокъ. Изв?стно, что вскор? началъ разъ?зжать по городамъ и селенiямъ Россiйской Имперiи генералъ Конфузовъ (по выраженiю Щедрина), и надо полагать, что началъ онъ свою ревизiю именно съ университетовъ.

Насъ заставляли еще во всей своей строгости исполнять установленную форму; пройти по улиц? въ фуражк? считалось см?лостью; еще инспекторъ, встр?чая студента, отворачивалъ полу шинели для того, чтобы погляд?ть им?ется – ли шпага. Инспекторъ и его помощники (по просту субы) заглядывали на квартиры студентовъ, им?я въ виду туже высокую ц?ль, какъ гоголевскiй городничiй, «чтобы вс?мъ благороднымъ людямъ никакихъ прит?сненiй не было.» Вновь поступавшимъ раздавались книжечки, въ которыхъ изъяснялось, что надо вести себя прилично, при встр?ч? съ начальствомъ кланяться, и т. п. Даже и такiе факты были еще возможны: когда одинъ молодой професоръ возъим?лъ желанiе читать студентамъ четвертаго курса «теорiю химiи,» то ему было объявлено, что у студентовъ и безъ того много занятiй.

Впрочемъ, во вс?хъ сихъ д?лахъ исполнители конфузились уже излишнюю ревность прилагать; субъ, входя къ студенту, немного красн?лъ, бормоталъ извиненiе и кашлялъ, слегка прикрывая ротъ рукою, на подобiе щитка. Слово карцеръ звучало какъ – то странно; инспекторъ ограничивался одними выговорами и то произносилъ ихъ негромко, съ опущенными глазами; тайная мысль видимо тревожила его: а что – молъ, если студентъ отв?титъ: да полно вамъ вздоръ – то молоть.»

Скоро все начало изм?няться; съ весною и новымъ попечителемъ стали появляться фуражки, шпаги употреблялись единственно при варенiи жжонки; начали – о, ужасъ! – не смотря на всевозможныя объявленiя и предостереженiя (въ род?: «виновные подлежатъ немедленному исключенiю») курить въ ст?нахъ храма науки. Интересно, что само начальство приказывало снимать особенно краснор?чивыя объявленiя по воскресеньямъ, когда въ университетской зал? бывали концерты и, сл?довательно, по коридорамъ проходила публика.

Этой вн?шности какъ нельзя лучше соотв?тствовало внутреннее состоянiе университета. Пос?щенiе лекцiй de jure считалось обязательнымъ; н?которые професора еще д?лали репетицiи, или «репетички,» какъ выражался одинъ изъ нихъ, читавшiй что – то такое, называвшееся въ университетскомъ росписанiи «логикою.» Они смотр?ли на своихъ слушателей, какъ чиновники высшаго полета взираютъ на своихъ подчиненныхъ; слушанiе лекцiй считали службой и отм?чали нерадивыхъ. Не ходитъ студентъ на лекцiю – значитъ онъ негодяй, потому не его д?ло разсуждать какъ и чт? (ей – Богу, приходила иногда въ голову мысль: да что это онъ читаетъ?) читаетъ професоръ; сиди смирно, слушай внимательно, не разсуждай и благо теб? будетъ. Многiе читали, или по своимъ запискамъ, составленнымъ л?тъ за 20, или по своимъ столь – же почтеннымъ древностiю печатнымъ руководствамъ; были и такiе, что такъ заматор?ли въ професорахъ, что обходились и безъ записокъ, и безъ книжекъ, – но ежегодно повторяли свои лекцiи слово въ слово, съ неизм?нными остротами и прибаутками. Молодыхъ професоровъ было очень мало; все большинство любило, чтобы студенты титуловали ихъ «ваше п – во.» Они напоминали мн? моего школьнаго учителя космографiи, который считалъ по старинному дв?надцать планетъ, и на возраженiя своихъ учениковъ смиренно отв?чалъ: «ну тамъ другiе какъ себ? хотятъ, а у насъ будетъ дв?надцать.»

По счастiю, мн? не пришлось испытать т?хъ разочарованiй которые выпали на долю автора вышеупомянутой статьи. Въ училищ?, гд? я воспитывался, былъ сильно развитъ скептитическiй духъ; – при томъ – же я перешолъ въ университетъ не прямо со школьной скамьи. Почтенные жрецы науки не наполняли моего юнаго сердца благогов?нiемъ; я наслушался объ нихъ довольно, особенно о томъ, котораго авторъ называетъ г. Креозотовымъ. Когда я обучался въ школ? коммерческимъ наукамъ, – то у насъ въ клас? издавались журналы «Фригiйская шапка» «Гражданинъ» и даже «Соцiалистъ» само собою разум?ется, что ни редакторъ, ни сотрудники, ни читатели не понимали хорошенько что это такое за штука соцiализмъ; впрочемъ это ничего; главное, стремленiе къ чему – то было, а что до пониманiя что такое соцiализмъ, то есть ц?лые литературные органы, которые лишены онаго. Выйдя изъ училища съ порядочными св?д?нiями въ естественныхъ наукахъ, особенно въ химiи, трудно было поддаться краснор?чiю учоныхъ соловьевъ. Но легко себ? представить что должны были испытывать неопытные юноши; какъ ихъ огорошивали закругленные перiоды и важное выраженiе лицъ почтенныхъ наставниковъ.

Вообще, на естественный факультетъ поступаютъ люди (по крайней м?р? въ мое время, когда онъ усп?лъ еще сд?латься моднымъ факультетомъ) бол?е развитые, ч?мъ на другiя факультеты. Тутъ волей – неволей, худо – хорошо, а приходится заниматься и разсуждать: трехнед?льнымъ зубренiемъ передъ экзаменами ничего не под?лаешь. Знаменитый Бiо рекомендовалъ н?когда естественныя науки французскому юношеству какъ занятiя спокойныя, удаляющiя отъ треволненiй житейской суеты, – но у насъ оно вышло совершенно на оборотъ. Натуралисты интересовались не одними естественными науками; между т?мъ, мн? случалось слышать, какъ филологи третьяго и четвертаго курса удивлялись, неужели возможно заниматься «такими сухими предметами, какъ ботаника, или химiя»; имъ казалось, что въ этихъ наукахъ «н?тъ жизни». Студенты въ этомъ случа? были даже ниже своего професора Телицына, котораго такъ прекрасно характеризовалъ авторъ статьи. Этотъ, напротивъ, благогов?лъ передъ натуралистами, питалъ самую платоническую страсть къ естественнымъ наукамъ, ждалъ отъ нихъ спасенiя мiра (подобно нашему изв?стному литератору и педагогу г. Водовозову), волочился за студентами нашего факультета. Онъ проникался до того чувствомъ благогов?нiя, что приходилъ слушать лекцiи физiологiи растенiй, слушалъ съ усиленнымъ вниманiемъ, хлопалъ отъ удивленiя глазами и разум?ется ничего не понималъ, потомучто естественныя науки были для него «темна вода во облац?хъ.»

Надо правду сказать, что такихъ поклонниковъ естественныхъ наукъ на Руси у насъ развелось въ посл?днее время довольно. Съ ними просто сов?стно разговаривать. «Ахъ, вы были на естественномъ факультет?!» восклицаетъ они такимъ тономъ, что ожидаешь, что, подобно Анучкину, они объявятъ намъ, «что ихъ стоило только пос?чь» и они знали – бы естественныя науки. Эти господа пересыпаютъ свою р?чь выраженiями: «естественныя науки показали, натуралисты доказали, такой – то химикъ открылъ,» и всл?дъ за этимъ сморозятъ такую чушь, что только руками разведешь: дв?сти сорокъ пьявокъ Ноздрева передъ ихъ клеветою на науку – д?тская шалость. Особенное уваженiе питаютъ они къ фосфору (которому у насъ на Руси дана привилегiя кип?ть не при 2,90 какъ во вс?хъ цивилизованныхъ странахъ, а при обыкновенной температур?) и все оттого, что Моллешоту почему – то вздумалось сказать: Ohne Phosphor kein gedanke, хотя онъ им?лъ полное право, вм?сто фосфора, приписать эту честь, напр., кислороду или водороду. Такое уваженiе къ естественнымъ наукамъ было – бы весьма полезно, еслибы поклонники хоть немного поучились имъ; а то они совершаютъ какiя – то безсмысленныя сатурналiи, пляшутъ передъ наукой, какъ дикiе передъ идолами.

Такое лакейство передъ наукою врядъ – ли скоро выведется изъ моды: оно столь же соблазнительно какъ поподличать передъ миллiонщикомъ.

Да извинитъ меня читатель за это и подобныя будущiя отступленiя. И такъ я сказалъ, что на естественный факультетъ поступали люди бол?е или мен?е развитые, и професорамъ трудн?е было, ч?мъ на другомъ факультет?, заслужить уваженiе своихъ слушателей. Одн?ми громкими фразами трудно отд?латься; требуются обширныя фактическiя св?д?нiя, и нужно непрерывно сл?дить за наукою. Всегда въ курс? есть два – три спецiалиста, могущiе обличить завравшагося професора. Такой професоръ, какъ Телицынъ, не могъ – бы увлечь своихъ слушателей – натуралистовъ; «перчикомъ», которымъ онъ посыпалъ концы своихъ лекцiй, отд?латься было невозможно. Тутъ и личная ненависть къ Фридриху – Вильгельму I (заимствованная впрочемъ у Маколея) ничего – бы не помогла. Такъ называемые выводы естественныхъ наукъ порядочно надо?ли въ разныхъ популярныхъ статейкахъ и книжкахъ. Я удивился б?дности св?д?нiй, которыя, напр., передавалъ своимъ слушателямъ восторженный Телицынъ о древней русской литератур?, когда зашолъ какъ – то къ нему на лекцiю. Пов?ритъ ли читатель, что я, почитывая только журнальныя статьи и кой – какiя сочиненiя по этой части, не только не вынесъ ничего изъ аудиторiи почтеннаго професора, но даже зам?тилъ кой – какiя промахи?

II

Теперь я приступлю къ описанiю нашихъ професоровъ.

Професоръ Зоологiи очаровалъ насъ на н?сколько лекцiй. Онъ началъ безъ всякихъ прикрасъ, безъ опред?ленiя своего предмета; не вдавался въ умствованiя о значенiи слова природа, не вычислялъ названiй естественныхъ наукъ; словомъ, обошолся безъ т?хъ рутинныхъ прiемовъ, которыми преизобилуютъ вс? учебники. Взойдя на ка?едру, онъ сказалъ: «мы будемъ говорить о костяхъ», и началъ прямо съ опред?ленiя, что такое кость. Этимъ онъ прельстилъ вс?хъ слушателей. Надо отдать полную справедливость почтенному професору: у него былъ даръ разсказывать необыкновенно ясно, уб?дительно и краснор?чиво. Къ несчастiю, св?д?нiя его далеко не соотв?тствовали ораторскому таланту. Это обнаружилось скоро, именно, когда професоръ дошолъ до мускуловъ; правда, онъ столь – же уб?дительно указывалъ м?ста прикр?пленiя различныхъ мускуловъ, такъ что постороннiй ни за чтобы не заподозрилъ почтеннаго професора въ незнанiи, – но на б?ду професора были студенты, занимавшiеся анатомiей помимо его лекцiй: эти – то студенты и указали другимъ на промахи професора. Сомн?нiе вещь такого рода, что стоитъ только зародиться. Зам?тили разъ, что челов?къ вретъ, – и б?да ему; хотя онъ и правду иной разъ скажетъ, и ее подвергаютъ сомн?нiю; словомъ, на него начинаютъ смотр?ть подозрительно. Вообще, професоръ зоологiи им?лъ уд?лъ пл?нять своими лекцiями вновь поступившихъ студентовъ; со втораго курса студенты начинали охлад?вать къ его блестящимъ талантамъ. Вс? легко зам?чали, что у него есть коньки, на которыхъ онъ любитъ вы?зжать, – къ несчастiю коньки эти были весьма незавиднаго свойства и скоро вс?мъ надо?дали. Професоръ до того увлекался и повторялся, излагая свои общiя идеи, что лекцiи его становились невыносимо скучны; выносилось изъ нихъ весьма мало; вся лекцiя легко ум?щалась на четверк? довольно крупнаго письма.

Къ ошибкамъ почтеннаго професора присоединялась еще крайняя небрежность изложенiя. Онъ увлекался до того, что забывалъ весьма существенныя вещи. Такъ, читая «систему животнаго царства», – онъ однажды проболталъ всю лекцiю о пустякахъ, и при чтенiи записокъ оказалось, что онъ далъ сл?дующее опред?ленiе отличiя жуковъ отъ прочихъ нас?комыхъ (привожу подлинныя слова професора): «если налетитъ на васъ такая штука – говорилъ онъ – ударится о васъ и упадетъ, значитъ это жукъ, – если – же ударившись пролетитъ мимо – это другое какое нибудь нас?комое.» И бол?е ни слова. Я вовсе не думаю сказать этимъ, что почтенный професоръ не зналъ, ч?мъ отличается жукъ отъ прочихъ нас?комыхъ, – но по моему лучше – бы онъ вовсе этого не зналъ, ч?мъ подчивать своихъ слушателей подобнымъ вздоромъ. Весьма р?дко професоръ приготовлялся къ лекцiи, – а не приготовившись онъ конечно необходимо былъ принужденъ приб?гать къ болтовн?, выражаться неточно, или просто говорить глупости, въ род? вышеприведенной. Впрочемъ, въ н?которыхъ изъ подобныхъ нел?постей онъ, по всей в?роятности, былъ уб?жденъ самъ. Я по крайн?й м?р? ув?ренъ, что нашъ полезный наставникъ умеръ, нисколько не сомн?ваясь, что у комара четыре крыла; въ продолженiе всей своей учоной д?ятельности онъ причислялъ комара къ перепончато – крылымъ.

А между т?мъ онъ былъ челов?къ не безъ гордости и любилъ похвалиться своими учоными трудами. Такъ, когда онъ показывалъ какой нибудь дорогой атласъ и его спрашивали о ц?н? этого изданiя, – онъ не упускалъ случая тонко зам?тить, что между учоными есть обычай дарить другъ другу свои сочиненiя, – а потому онъ и не знаетъ что стоитъ атласъ. Это произносилось весьма самодовольно и на лиц? професора св?тилась улыбка, которая ясно говорила: «вы не очень – то забывайтесь, насъ и знаменитые учоные уважаютъ». Нельзя однако сказать, чтобы учоные труды професора пользовались особеннымъ авторитетомъ; это были либо компиляцiи, либо труды не вполн? удовлетворительные. Къ тому же на счетъ его самостоятельныхъ работъ ходили разные темные слухи, будто лучшая ихъ часть принадлежитъ не ему, а его бывшему професору. Трудно сказать справедливы ли были эти слухи, – но н?которыя обстоятельства д?лали ихъ в?роятными. Положительно оказалось, что статьи, напечатанныя имъ въ русскихъ журналахъ, по большей части были переводами съ н?мецкаго; конечно, выбирался какой – нибудь второстепенный учоный и къ его изсл?дованiю прибавлялись легкiя зам?чанiя, игривыя подробности. Такъ, переведя съ н?мецкаго статью «о рук? и ног? челов?ка,» професоръ распространился о ножкахъ Фанни – Эльснеръ, которая въ то время пл?няла петербургскую публику. Позже професоръ издалъ «естественную исторiю земной коры», – и это сочиненiе оказалось на половину заимствованнымъ, на половину переведеннымъ. Професоръ не постарался даже соразм?рить частей книги; и вышло, что одна часть – такъ сказано было въ предисловiи – предназначалась для женскихъ институтовъ, а другая для университетскихъ слушателей. Это вышло оттого, что одна часть была составлена по краткому н?мецкому учебнику, а другая по бол?е подробному. О чемъ же заботился професоръ при изданiи книги? – Единственно о сбыт?. Онъ былъ преподавателемъ въ одномъ изъ женскихъ учебныхъ заведенiй – вотъ ключь къ появленiю книги. Составленная такимъ образомъ книга покупалась студентами и для институтокъ. Разчетъ, оказавшiйся невыгоднымъ.

Въ извиненiе професора приводилось обыкновенно то обстоятельство, что предметъ чтенiй его былъ очень обширенъ. Въ самомъ д?л?, онъ обязанъ былъ читать сравнительную анатомiю, зоологiю, и палеонтологiю – гд? тутъ одному управиться! Физiологiи не полагалось по уставу. Но надо сказать, что ни одной части изъ моего курса онъ не читалъ порядочно; читай онъ что нибудь удовлетворительно и студенты нав?рно примирились – бы съ нимъ. Мало этого, въ другомъ высшемъ учебномъ заведенiи (курсъ котораго равнялся университетскому) онъ читалъ минералогiю и геогнозiю; не говоря уже о преподованiи въ институтахъ, о публичныхъ лекцiяхъ и т. п. И во всемъ онъ выдавалъ себя за спецiалиста: онъ былъ и зоологъ, и минералогъ Jack of all trades, and master of none, какъ говорятъ англичане; т. е. малый на вс? руки и ничего путемъ не д?лалъ. Это – то шарлатанство и возмущало. Впосл?дствiи, неудовольствiе студентовъ дошло до того, что ходили жаловаться къ попечителю. Попечитель об?щалъ, что ка?едра будетъ разд?лена, что пригласятъ адъюнкта, – но эти хорошiя слова остались хорошими словами, не больше.

По уб?жденiямъ професоръ былъ самый крайнiй матерiалистъ; другого такого я не видывалъ. Въ противность другимъ матерiалистамъ, онъ былъ далеко не либералъ. Онъ хот?лъ быть челов?комъ положительнымъ; мечтанiй никакихъ не любилъ. Онъ не прямо оправдывалъ даже рабство негровъ: – изв?стно, негры низшая раса и даже междучелюстная кость у нихъ есть. Въ частныхъ д?лахъ, въ отношенiи къ своимъ крестьянамъ, – но впрочемъ до этого намъ н?тъ д?ла.

Въ то время, когда двери университета отворились для женщинъ, професоръ явился противникомъ такого безобразiя. Протестъ свой онъ выражалъ весьма оригинальнымъ способомъ. И прежде професоръ былъ не прочь пуститься въ не совс?мъ ум?стныя эротическiя подробности. Такъ напр. при объясненiи отправленiя блуждающаго нерва, – онъ рисовалъ съ большимъ старанiемъ картину какъ влюбленная д?вица (д?йствiе конечно происходило въ саду освященномъ луною) ожидаетъ своего возлюбленнаго, какъ она вздыхаетъ, закатываетъ глаза и т. д. И при другихъ обстоятельствахъ рисовались подобныя – же соотв?тсвующiя картины. Но какъ только женщины стали пос?щать его лекцiи, – любовь его къ эротическимъ изображенiямъ, по крайн?й м?р?, утроилась. Приходя на лекцiю онъ окидывалъ своимъ орлинымъ взоромъ аудиторiю, – а, слушательница есть, хорошо – же! «Господа, мы будемъ говорить…

А было однако что – то въ этомъ челов?к?, что заставляло любить его, прощать половину его недостатковъ; была сила, былъ талантъ. Помню, какъ посл? похоронъ професора мы сошлись «помянуть» его. Вс? удивились отчего не было на могил? его произнесено ни одной р?чи. Стали разсуждать о професор? и много теплыхъ и задушевныхъ словъ было сказано о немъ. Вс? согласились, что онъ обладалъ драгоц?нн?йшимъ свойствомъ: онъ ум?лъ внушать любовь къ наук?; онъ былъ похожъ на челов?ка, который, указывая впередъ, говоритъ: «идите туда, тамъ хорошо» – но что именно хорошо онъ самъ не зналъ; онъ слишкомъ обл?нился, слишкомъ долго засид?лся на одномъ м?ст? и трудно было ему сдвинуться съ насиженнаго м?стечка. Какъ ни хот?лось вс?мъ присутствовавшимъ распространиться о его заслугахъ, – однако насчитали только пять хорошихъ лекцiй; никакъ не больше. Можетъ быть, иной подумаетъ, что смерть примиряетъ съ челов?комъ и что потому только бывшiе слушатели и начали находить на поминкахъ хорошiе стороны въ своемъ умершемъ професор? – но это будетъ несправедливо. У него были д?йствительно блестящiя професорскiя способности, – но онъ ум?лъ только шарлатанить ими. Для такихъ людей нуженъ «глазъ», нуженъ контроль, а то они обл?нятся и зазнаются. А какой контроль былъ надъ нимъ? Гд? разбирались серьезно его хоть – бы популярныя публичныя лекцiи или журнальныя статьи? А свид?тельству студентовъ – кто пов?ритъ? И теперь еще печатно пропов?дуется, что студентъ не можетъ оц?нить професора. А кажется не мудрено сказать: хорошъ или дуренъ професоръ, когда онъ факты перевираетъ. Въ публик? слава професора была баснословная; удивлялись, когда студентъ не совс?мъ почтительно объ немъ отзывался; считали это личнымъ нерасположенiемъ, чуть не святотатствомъ.

Антагонистомъ професора зоологiи и св?тиломъ факультета былъ професоръ ботаники. Это былъ д?йствительно челов?къ весьма почтенный; солидный учоный и солидный професоръ, знающий вполн? свой предметъ. Онъ вносилъ въ университетскiй застой новую струю. При другомъ професор?, или адъюнкт? – лучшаго и желать – бы не надо. Несчастiе и въ то – же время великiя достоинства професоръ Ботаники заключались въ томъ, что онъ былъ спецiалистъ, занимавшiйся изв?стной частью предмета, именно низшими организмами и потому, знавшiй только одинъ методъ – изученiе исторiи развитiя. Свою спецiальность онъ зналъ вполн? удовлетворительно; я нисколько не сомн?ваюсь, что и другiя части науки были ему хорошо изв?стны, – но онъ не обращалъ на нихъ почти никакого вниманiя, а къ систематик? высказывалъ даже н?которое пренебреженiе. Все это необходимо должно было отразиться на слушателяхъ. Вс? уважали професора, но учениковъ у него не было, да и быть не могло. Нельзя же назвать учениками господъ, сл?по поклонявшихся професору, знавшихъ только его мн?нiя и ничего вн? ихъ знать не хот?вшихъ; они точно зазубрили урокъ и боялись не сбиться; даже выраженiя професорскiя затвердили. Избави Богъ всякаго отъ подобныхъ учениковъ!

Професоръ читалъ весьма подробно исторiю развитiя низшихъ растенiй, касаясь при этомъ н?которыхъ весьма важныхъ вопросовъ, относительно размноженiя вообще. Отъ него мы впервые услыхали напр. о перiодично – см?няющихся покол?нiяхъ. Онъ оказывалъ влiянiе даже на своего антагониста. Между тезисами дисертацiи професора ботаники на степень доктора былъ между прочимъ тотъ, что границы между растительнымъ и животннымъ царствомъ не существуетъ. Професоръ зоологiи явился ярымъ противникомъ этого мн?нiя потерп?лъ жестокое пораженiе. Чрезъ полгода онъ сдался и объявилъ объ этомъ на лекцiи. Точно также сталъ онъ обращать вниманiе на исторiю развитiя животныхъ, пересталъ держаться за прежнiя опред?ленiя рода и вида. Этими пасивными уступками онъ и ограничился. Правда, онъ намекалъ на лекцiяхъ, что изученiе исторiи развитiя не единственный методъ естественныхъ наукъ, – но только этимъ намекомъ и ограничивался; у него самого метода никакого не было, да и не могло быть, такъ какъ онъ, не смотря на н?которыя (впрочемъ весьма р?дкiя) благод?тельныя порывы, за серьезное изученiе своего предмета не принимался.

И такъ исторiя развитiя торжествовала, что было не совс?мъ полезно (да извинитъ читатель невольный каламбуръ) для нашего развитiя. По невол? къ намъ въ головы закрадывалась односторонность воззр?нiя. Мы, какъ я уже сказалъ, преусп?вали въ изученiи исторiи развитiя низшихъ организмовъ. Ее мы знали въ совершенств?. Да и излагалась она превосходно: на професора въ этомъ отношенiи пожаловаться нельзя. Этотъ спецiальный курсъ онъ читалъ съ любовью, увлекательно; безъ микроскопа лекцiя не мыслима; на ней излагаются вс? посл?днiя изсл?дованiя, вс? нов?йшiя открытiя. И вотъ мы, увлеченные професоромъ, больше ничего знать не хот?ли. Систематикой мы ясно пренебрегали, и мало кто занимался ею. Большинство знало только, что Шлейденъ назвалъ гербарiумъ – сушенымъ с?номъ. Этого, конечно, было недостаточно. И не только систематику мы знали плохо, но даже исторiя развитiя высшихъ растенiй излагалась далеко не въ такой подробности, какъ низшихъ. О питанiи прочтено было дв? коротенькихъ и весьма неудовлетворительныхъ лекцiи.

А будь при такомъ професор? ботаники хорошiй професоръ сравнительной анатомiи! Такого односторонняго увлеченiя и въ помин? не было. Но то и б?да, что у насъ если одинъ д?льный професоръ на фкультет?, – то и слава Богу! О ц?ломъ факультет? и не помышляетъ никто; этакой роскоши и не слыхано.

Все д?лалось по простот?. Получитъ господинъ професорскую ка?едру и знаетъ что обезпеченъ на двадцать пять л?тъ; д?лаетъ онъ что, ничего не д?лаетъ – все равно; никому до этого д?ла н?тъ; сидитъ на м?ст? кр?пко и незыблемо, и неизм?нно каждое первое число по званiю своему жалованье получаетъ. Роскошь! Ну, пока молодъ еще туда – сюда занимается кое – какъ; иной л?тъ пять протянетъ, а тамъ къ концу шестого и увидитъ, что все это прахъ и суета: суета суетъ и всяческая суета. Еще л?тъ пять журналы учоные почитываетъ, а тамъ и это броситъ; разв? ужь очень про какое открытiе прокричатъ. А между т?мъ десять л?тъ не шутка; чинъ соотв?тственный получитъ и славой взыщется. Всякiй знаетъ, что онъ професоръ, да и знать – то это за честь себ? почитаетъ. И польются на професора всякiя благодати: и почетъ, и репутацiя учоного и – главное – изобилiе денежное. Кого пригласить въ наставники – наблюдатели? – заслужоннаго и уважаемаго професора. Кому поручить преподованiе въ спецiальныхъ класахъ спецiальнаго училища? заслуженному и уважаемому професору. И платятъ такому професору по двадцати пяти рублей серебромъ за урокъ. Оно и професору выгодно и начальству спецiальнаго училища лестно: нами – де и столпы науки не гнушаются, потому мы ц?нить людей ум?емъ. Денегъ у насъ что – ли н?тъ! Конечно, иной кандидатъ и за пять – бы рублей читалъ лекцiи, да еще толков?е. Такъ опять разница: то професоръ, лицо изв?стное, а то кандидатъ какой нибудь. А нашъ професоръ живетъ да живетъ себ?, и видя его хочется сказать: «ахъ ты, растолст?лъ, разжир?лъ и забылъ даже чему учился».

Гд?—же синклиту такихъ почтенныхъ мужей заботиться о состав? факультета? Они и въ професора – то выбираютъ т?хъ кто подъ руку подвернется: подвернется хорошiй челов?къ – счастье; подвернется дрянь – и то сойдетъ. Все дескать больше насъ гр?шныхъ знаетъ: недавно учился. А то и по протекцiи и по родству люди попадаютъ въ професора; кто сынка Роберта, кто племянничка Анатолiя упрячетъ въ наставники. А люди ходятъ и удивляются; откуда молъ эти молодчики въ професора нал?зли? А удивляться, право, нечему.

Однако возвратимся къ професору ботаники. Его влiянiю, хотя и полезному, но одностороннему, какъ уже было зам?чено, изъ професоровъ не противуд?йствовалъ, да и не могъ – бы, не смотря на все желанiе.

Опозицiя явилась въ сред? студентовъ. Были люди занимавшiеся, помимо лекцiй, сравнительной анатомiей; они предостерегали товарищей отъ увлеченiя, – бол?е или мен?е удачно. Опозицiя заговорила громче вотъ по какому случаю. Одинъ молодой учоный представилъ дисертацiю на степень магистра зоологiи. «О костяхъ запястья млекопитающихъ,» – сочиненiе, обратившее на себя вниманiе учоныхъ. Опонентомъ, кром? професора зоологiи, былъ назначенъ доцентъ минералогiи, который не зналъ какъ отд?латься отъ своей обязанности. Дня за три до диспута возвратился изъ заграницы професоръ ботаники; доцентъ къ нему: «будьте благод?телемъ, будьте вм?сто меня опонентомъ;» професоръ согласился. Не въ томъ б?да, что професоръ согласился, а въ томъ б?да, что онъ путемъ дисертацiи не прочелъ. На диспут? онъ сталъ возражать; сд?лалъ два – три незначительныя зам?чанiя и тотчасъ съ?халъ на общiе взгляды. Именно, онъ обвинилъ магистранта въ томъ, что онъ не обратилъ вниманiя на исторiю развитiя. Професоръ говорилъ долго и много; р?чь его была отчасти его profession de foi; онъ выставлялъ важность изученiя исторiи развитiя (въ чемъ диспутантъ, конечно, и не сомневался) и въ заключенiе объявилъ, что вн? ея н?тъ спасенiя. Магистрантъ видимо былъ смущенъ такимъ заключенiемъ; онъ сказалъ дв? три фразы, – и офицiальный диспутъ окончился.

Но д?ло этимъ не кончилось. Посл? диспута, въ спорахъ студентовъ р?шается обыкновенно кто былъ правъ, кто виноватъ. Тутъ – то опозицiя и выступила. Она доказала весьма ясно, что и вн? исторiи развитiя есть спасенiе, что это не единственный методъ, – что сравнительно – анатомический методъ, опред?ленiе гомологiй, им?етъ свои права и т. д. Впосл?дствiи торжество опозицiи увеличилось. Магистрантъ напечаталъ въ свою защиту ц?лую статью «о метод? наукъ наблюдательныхъ.» Професоръ, прочтя эту статью, объявилъ на лекцiи, что онъ былъ не правъ, что изученiе исторiи развитiя очень важно, но что это не единственный методъ. «Хотя – прибавилъ – онъ у насъ въ ботаник? безъ исторiи развитiя ничего и сд?лать нельзя.»

Професоръ, конечно, продолжалъ идти своей дорогой и странно было – бы требовать отъ него большаго. Нельзя – же требовать чтобъ вс? професора были первостепенными и всеобъемлющими учоными; и то хорошо, что челов?къ работаетъ по возможности.

III

Я могъ начать эту главу криками негодованiя, язвительно зам?тить, что вотъ дескать какiе професора у насъ были и т. д., то есть излить свою жолчь страницахъ на пяти, – но увы! никакъ не могу сд?лать этого. При воспоминанiи о професорахъ химiи и геогнозiи улыбка самая добродушная, самая незлобивая, появляется на лиц? моемъ; мы в?дь и тогда не сердились на сихъ почтенныхъ мужей, а какъ – то добродушно – терп?ливо переносили ихъ. Что спрашивать съ челов?ка, когда онъ не въ силахъ ничего. Притомъ, оба професора были люди очень добрые и простодушные, они сознавали сами, что отжили свой в?къ, – но надо – же выслужить пенсiю?

Толстый, съ жирнымъ, румянымъ лицомъ, слегка пл?шивый, съ прiемами фокусника, величественно встаетъ передо мною образъ професора Химiи, слышится его округленная, однобразная р?чь; сладость какая – то была въ звукахъ его голоса, точно глотаешь что нибудь маслянистое. Онъ такъ прiобыкъ въ преподаванiи, что повторялъ свои лекцiи чуть – ли не слово въ слово изъ году въ годъ; опыты всегда д?лалъ одни и т?же; даже всякiй годъ тщился сд?лать анализъ сахара и всякiй годъ равно не удачно. Мн? особенно нравилась его вступительная лекцiя, начинавшаяся постоянно такъ: названiе химiи происходитъ отъ слова хеми; такъ называли древнiе евреи Египетъ и т. д. Зат?мъ сл?довала неизм?нная острота, что хеми значитъ чорная земля, сл?довательно заниматься химiей значитъ заниматься чернокнижiемъ. Опыты постоянно не удавались почтенному професору. «Вотъ сейчасъ образуется синiй осадокъ», объявлялъ онъ… Въ полной ув?ренности онъ засучивалъ рукава, съ важнымъ видомъ приливалъ реактива, – и, о ужас! получался какой – то мутнозеленоватый осадокъ. Професоръ этимъ не смущался; онъ встряхивалъ пробирку и говорилъ: «ну, видите, слегка синеватый». Сознаться, что онъ ошибкой какъ – нибудь реактивы перепуталъ, професоръ не р?шался.

Чтенiя его были невыносимо однообразны; точно читаешь сухой и не совс?мъ толковый учебникъ; ни одного живого зам?чанiя или сближенiя; остроты, которыми уснащалъ свою р?чь почтенный наставникъ, были ужасно плоски и главное повторялись. Теоретическихъ соображенiй професоръ не долюбливалъ; оттого у него не было никакой системы въ чтенiяхъ; кажется, по его мн?нiю, для изученiя химiи требовалось только громадная память. Что такое пай професоръ излагалъ какъ – то не ясно; а различiе между паемъ и эквивалентомъ онъ считалъ самымъ неудачнымъ нововведенiемъ Жерара. Однажды онъ даже потерп?лъ отъ студентовъ по этому поводу сильное пораженiе, такъ что прервалъ дебатъ словами: «однако пора за д?ло, господа!» и началъ свою скучную лекцiю.

Зам?чу, что такое безсистематичное изложенiе химiи приводитъ къ тому, что у студента черезъ годъ, много два – если онъ не продолжаетъ спецiально заниматься Химiею – вс? св?д?нiя испаряются. Да и какъ, въ самомъ д?л?, удержать въ памяти множество фактовъ, связанныхъ чисто искуственно, да и то на живую нитку? Мн? разсказывалъ одинъ бывшiй ученикъ почтеннаго професора, что ему черезъ годъ посл? окончанiя курса (блистательнаго; онъ считался однимъ изъ лучшихъ учениковъ) случилось присутствовать на диспут? по ка?едр? химiи. «Слушаю я, говорилъ онъ, и ничего не понимаю; слова будто знакомыя, но для меня совершенно безсмысленныя. Я мечталъ, что порядочно учился химiи и что – же? черезъ годъ оказалось, что я ничего не знаю.»

Въ юности своей професоръ занимался, былъ однимъ изъ лучшихъ учениковъ Либиха; даже открытiе сд?лалъ. По поводу этого открытiя, Либихъ съострилъ, что «не N открылъ теобраминъ, а теобраминъ открылъ N.» Докторская дисертацiя почтеннаго професора одна изъ лучшихъ русскихъ дисертацiй. Но достигнувъ своей ц?ли, професоръ опочилъ отъ д?лъ своихъ. Онъ сначала запустилъ, ничего не читалъ, над?ясь на каникулахъ прочтетъ вс? новости, а тутъ л?то на б?ду стояло жаркое; л?нь прежде насъ родилась и т. д. По собственному сознанiю професора, онъ съ 1842 г. ничего не читалъ. Единственный трудъ, которымъ онъ занимался – это составленiе «Элементарнаго курса Химiи.» Ежегодно на университетскомъ акт?, ректоръ, исчисляя учоные труды професоровъ, упоминалъ, что професоръ химiи трудится надъ окончанiемъ своего «Элементарнаго курса.» Л?тъ шесть онъ трудился и никакъ не могъ окончить. Зат?мъ года три ректоръ умалчивалъ о д?ятельности професора, а тамъ опять професоръ началъ «оканчивать свой элементарный курсъ.» Курсъ до сихъ поръ не оконченъ и я не сомн?ваюсь: сшита – ли даже тетрадь, гд? онъ будетъ писаться, или професоръ еще оканчиваетъ «сшиванiе», да такъ и умретъ не окончивши.

Въ такихъ трудахъ проводилъ время професоръ, а наука, какъ нарочно, лет?ла впередъ на вс?хъ парусахъ; открытiе за открытiемъ, – а тутъ еще эти Жераръ или Лоранъ; н?тъ, ужь лучше махнуть на все рукой и погрузиться въ Нирвану. О Жерар? и Лоран? професоръ положительно не им?лъ никакого понятiя. Есть преданiе, что онъ какъ – то вздумалъ прочитать ихъ сочиненiя и по обычаю своему отложилъ до «каникулъ.» При?хавъ въ деревню, онъ въ одно прекрасное (или в?роятн?е дождливое) утро вздумалъ отъ скуки и «умственнымъ позаняться.» Хвать похвать, анъ книги остались въ город?. Что – жь тутъ д?лать? значитъ не судьба… Пока професоръ собирался написать, чтобъ ему переслали въ деревню книги, пока написалъ, пока книги были посланы и получены, – каникулы кончились. Професоръ возвратился въ Петербургъ, не дождавшись книгъ; снова пришлось ихъ выписывать изъ деревни и т. д. Операцiя, повторившаяся раза три – четыре и наконецъ заставившая утомленнаго понесенными трудами професора отложить всякое попеченiе. Онъ такъ и представилъ д?ло «вол? Божiей!»

Одно время у него не было доцента, и онъ принужденъ былъ читать курсъ «органической химiи.» Познанiя его въ этой части науки были весьма ограничены; какъ тутъ быть? – професоръ пустился на хитрости. Онъ взялъ н?мецкое руководство (именно Шлоссбергера) и переводилъ его лекцiи. Эти упражненiя въ н?мецкомъ язык? были весьма курьезны. Случалось, что професоръ переводилъ фразу не дочитавъ до конца; фразы у н?мцевъ длинныя и на б?ду отрицанiе забирается на самый конецъ. Ну и выходило, что професоръ приписывалъ какому нибудь соединенiю какiя нибудь положительныя качества, доходилъ до конца фразы, красн?лъ и объявлялъ, что все это «не такъ, все надо понимать на оборотъ».

Въ лабораторiи, – мы называемъ такъ комнату, предназначенную для практическихъ занятiй студентовъ, единственно изъ чувства приличiя, – ничего путнаго не д?лалось, да безъ руководителя начинающимъ заниматься трудненько. Студенты занимались анализами единственно для того, чтобъ «отд?латься». При томъ – же почтенный наставникъ, являвшiйся въ вид? мага и волшебника, только м?шалъ своими плоскими шуточками и зам?чанiями и р?шительно отбивалъ всякую охоту заниматься. Единственно чему у него было можно научиться, это – открывать стклянки съ реактивами. Откупоривать стклянки онъ былъ д?йствительно великiй мастеръ. Похаживая взадъ и впередъ по лабораторiи, онъ д?лалъ зам?чанiя въ род? сл?дующихъ: песокъ есть главный врагъ аналитиковъ. Если кто проносилъ мимо его приборъ для добыванiя с?рнистаго водорода, то онъ говорилъ: «а нельзя – ли, для прогулокъ, подальше выбрать закоулокъ.» Если кто приливалъ въ пробирку реактива не оборачиваясь къ ст?н?, то онъ зам?чалъ: «оборотитесь лицомъ къ непрiятелю». И в?чно эти зам?чанiя. Были однако господа, которые обращались къ професору за сов?тами: какую – бы имъ предпринять работу? Професоръ не затруднялся въ сов?т?. – «А вотъ – съ», сов?тывалъ онъ, – «вы челов?къ богатый, купите – ка ртути, да проготовьте вс? ртутныя соли.» Студентъ покупалъ ртути и начиналась пачкотня. Другому заказывалъ професоръ приготовить м?дныя соли и т. д. Для какой ц?ли производились эти работы? Какую пользу приносили они студенту? Результатомъ ихъ было то, что «занимавшiйся ртутью» на экзамен? о ртути – то и отв?чалъ плохо; а приготовившiй вс? м?дныя соли не зналъ ни ихъ свойствъ, ни того, какъ он? приготовляются.

Еще мил?е былъ професоръ минералогiи и геогнозiи. Онъ былъ н?мецъ и порусски говорилъ врод? того, какъ Вральманъ въ «Недоросл?», съ тою разницею, что смыслъ вральмановскихъ р?чей понятенъ, а почтеннаго професора часто совс?мъ понять было нельзя. Довольно сказать, что онъ см?шивалъ слова «уголъ» и «уголь», вм?сто «атомы» произносилъ «атЪми», а вм?сто «ложатся» – «лягаются». Я былъ у почтеннаго професора на четырехъ, никакъ не больше, лекцiяхъ и передамъ читателямъ почти все что вынесъ изъ его аудиторiи. На третьемъ курс? онъ читалъ минералогiю. Въ юности своей професоръ согр?шилъ: при помощи студентовъ перевелъ свои записки на русскiй языкъ и предалъ ихъ тисненiю. На лекцiяхъ онъ раскрывалъ свою книжечку, вооружался pince – nez и начиналъ читать, страшн?йшимъ образомъ перевирая слова. Сл?дя по книг? еще можно было понять что читаетъ учоный мужъ, – но слушая его можно было или хохотать надъ его уморительнымъ произношенiемъ, или спать. Не желая заниматься ни т?мъ, ни другимъ, я избралъ благую часть: именно купилъ себ? книжку и пересталъ ходить на лекцiи. Зам?чу еще, что во время печатанiя книжки, професоръ былъ преподавателемъ въ одномъ изъ провинцiальныхъ университетовъ, и прим?ры въ его книг? были сд?ланы не совс?мъ точные, именно были выбраны минералы, им?вшiяся въ томъ университетскомъ кабинет?. Отсюда при чтенiи выходили преуморительныя вещи.

Были однако охотники пос?щать аудиторiю почтеннаго професора, не пропускавшiе ни одной его лекцiи. Я никакъ не могъ понять чего они тамъ видали? Не было имъ другого д?ла что – ли? Или д?лали они это изъ приличiя? Научиться они ничему положительно не могли; доказательствомъ служитъ то, что знали они минералогiю никакъ не лучше (если не хуже) насъ гр?шныхъ. Одинъ изъ нихъ – чуть – ли не самый прилежный – на экзамен? не могъ сказать таблицы твердости минераловъ.

На экзамен? изъ третьяго курса въ четвертый, професоръ, вызвавъ меня, всталъ съ кресла, разсшаркался и сказалъ: «честь им?ю рекомендоваться, професоръ какой – то?» Я отв?чалъ ему т?мъ – же. Посл? экзамена професоръ изъявилъ надежду, что мы въ будущемъ году будемъ чаще вид?ться. Я съ своей стороны обнадежилъ его, и въ тоже время подумалъ: «какъ – же, держи карманъ шире».

На четвертомъ курс? я только разъ пос?тилъ аудиторiю любезнаго професора. Лекцiя была до того популярна и поучительна, что я разскажу ее. Началась она т?мъ, что професоръ похвалилъ одного изъ своихъ слушателей за то, что онъ носитъ лупу на ленточк?. При этомъ былъ разсказанъ анекдотъ, какъ професоръ однажды во время путешествiя спалъ на с?н?, какъ у него изъ кармана вывалилась лупа, какъ онъ долго искалъ ее, сколько заплатилъ хозяину постоялаго двора за то что онъ перетрусилъ все с?но, отыскивая лупу и т. д., – какъ лупа все таки не нашлась и какъ натуралисту трудно обойтись безъ лупы. За т?мъ начались дебаты на чемъ удобн?е носить лупу: на ленточк? или гумиластиковомъ шнурк?. Шолковая ленточка одержала посл? довольно продолжительныхъ пренiй верхъ, такъ какъ она прочн?е. По окончанiи этого учонаго спора, професоръ вытащилъ изъ бокового кармана засаленную тетрадку. Тетрадка эта содержала курсъ професора, написанный по н?мецки, л?тъ 15–ть тому назадъ. Онъ раскрылъ ее и провозгласивъ: «милостивые государи», началъ переводить ломанымъ русскимъ языкомъ. Это продолжалось ксчастiю недолго. Студенты отъ нечего д?лать начали разсматривать выставленные образцы горныхъ породъ. – «Господа! пожалуйста не перепутайте; кладите въ туже коробочку, изъ которой берете,» сказалъ професоръ и по сему удобному случаю разсказалъ два анекдота, одинъ изъ которыхъ я передамъ читателямъ.