Дневник фельдшера скорой помощи

Первый вызов поступил до обеда. Квартира. В квартире ремонт. Мужчина 62 лет упал со стремянки. Жалуется… Хотя нет, не жалуется. Говорит, что просто болит правая половина грудной клетки и тяжело дышать. Ни стона, ни нытья. Просто болит чуть-чуть и всё.

При осмотре было видно явное отставание правой половины грудной клетки в акте дыхания. Правое лёгкое аускультативно молчало. Перкуторный звук глухой – как по покрышке от КамАЗа. Пульс частый, давление 110/70. ЧД – 23, сатурация- 95%.

« – Надо рентген делать», – сказал я ему. – Причем не в травмпункте, а сразу в торакальной хирургии. Потому что у вас пневмо- или гемоторакс.

– А что это? – спросил меня больной.

– Долго объяснять. Надо ехать.

– Лида, – обратился я к помощнице, – собирай!

Обезболили, подключили систему, дали кислород и поехали. Ехать лёжа больной категорически отказался, да и не требовалось от него лежать. При его-то состоянии, как устроится поудобнее, так и повезём. Состояние дорожного покрытия во дворах сами знаете какое. Вот почему-то всегда, когда везёшь травму, то машину трясет и кидает как при землетрясении. Может быть, просто внимания больше уделяется при таких состояниях. Однако, несмотря на тряску, мужчина не издал ни звука стона, не говоря уж о выражении недовольства по поводу неаккуратного водителя.

Следующий вызов (уже после обеда) поступил к парню 23 лет, которому по пьянке «настучали в кабину». Он стоял во дворе многоэтажек, сплевывал кровь с разбитой губы. Из травм – разбита губа и нос, ссадина волосистой части головы. Сопутствующий диагноз – алкогольное опьянение. Рядом с ним стояла его подруга. Тоже пьяная.

– Вы где, бля, ездите, на? Я вас уже час жду, на. Я, бля, чЁ, на? Умереть что ли тут должен, на? А, на?

Я, в очередной раз, испытал приступ лютой злости. Захотелось добить щенка, а потом вежливо так: «Здравствуйте! Что случилось?»

Но я взял себя в руки, открыв дверь «Газели», сказал флегматично:

– Садитесь в машину. Обработаем раны и поедем в травмпункт.

Когда я обрабатывал ему раны, он стонал и охал.

– Ты чё творишь, на? Больно же, на! – кричал он мне, убирая мои руки от ран.

Честно, целенаправленно больно я ему не делал. Нафиг он мне сдался. Как говорил мне один хороший врач скорой помощи (царствие ему небесное): «Относись к таким людям как к материалу. Отработал и забыл. Не стоит опускаться до их уровня, вступая с ними в словесные конфронтации».

Его подруга «подливала масло в огонь»:

– Да таким как ты, только в морге работать. Ветеринар!

А вот тут я с ней соглашусь. Иногда таких «животных» лечить приходится, что даже доктор Айболит обзавидуется!

– Я не ветеринар, я – орнитолог! – Сказал я им. Они уставились на меня непонимающе. Тогда я продолжил:

– Это который «чисто на дятлах специализируется».

Они не поняли, что я имел ввиду.

Поехали в травмпункт. По дороге я несколько раз успокаивал водителя, порывавшегося добавить травм подонку, который нелестно отзывался о манере его вождения:

– Ты чё, вадила, на? Дрова везёшь, на? Аккуратнее там «ёманарот», на…

И все в таком духе.

– Сейчас перед тобой мы деда везли. У него шесть ребер сломано. Он даже не стонал, – сказала ему помощница Лида.

– И чё, ёма на? Я же не дед, на! – противно ответил он.

– Да, наверное, и не станешь никогда им! – ответила Лида и отвернулась в окно.

Сдали мы его в травмпункт. Не знаю, чем закончилась его «трагедия».

Я взял рацию:

– Инсулин-инсулин. Это пять-семнадцать. Нам нужна санобработка и заправка (так мы называем обед), а то «голодный фельдшер – это злой орнитолог!».

И мы поехали на подстанцию обедать.

ЗЧМТ. СГМ. АО

Эта абракадабра расшифровывается как Закрытая черепно-мозговая травма. Сотрясение головного мозга. Алкогольное опьянение. Очень частое сочетание диагнозов, выставляемых скорой помощью, травматологией, нейрохирургией или фельдшером ФАПа.

Хотя речь в рассказе пойдет о более тяжёлом диагнозе.

Зима была. Свежий снег выпал накануне ночью. Почернеть от выбросов промышленного города он ещё не успел, а это хорошо. Значит ночью будет светло! Лунный свет любит отражаться от свежего снега.

Смеркалось. По рации «сыпались» вызова:

– 517. Для вас травма головы. Ул. Тепличная. 6—18. Как приняли?

– Тепличная 6—18, – продублировал я в ответ.

Проезжая по улице Тепличной, мы увидели кровавый след на свежем снегу, который вел нас к первому подъезду пятиэтажного дома под номером шесть. Этаж, как всегда, пятый.

– Можно было и не говорить номер дома и квартиры. – Злобно пошутил я.– Достаточно было сказать улицу, а мы бы уж тут по следу дошли до адреса.

И действительно, капли крови вели нас именно к 18-ой квартире.

– Здравствуйте, проходите пожалуйста. Я с работы пришла полчаса назад, а тут все кровью испачкано. Он пьяный, вон спит, всю кровать тоже испачкал, – затараторила женщина, потом всхлипнула, – Как я устала… Он пьет, а я на двух работах…

В спальне, на кровати лежал и храпел мужик лет 45—50 на вид. Подушка и покрывало были пропитаны кровью.

– Надо давление измерить. И нашатырем его разбудить. – сказал я помощнице Лиде.

Давление было 90/60. Пульс частый. На нашатырь не реагировал. Неврологические симптомы были вялые. Зрачки, слава Богу, одинакового размера.

– Лида, собирай систему. Везём в реанимацию ближайшую. Тут похоже…

– Внутричерепная гематома? – перебила меня Лида.

Я посмотрел на неё:

– Умница ты моя! Молодец!

Лида, воодушевленная комплиментом и своим возрастающим профессионализмом, за минуту собрала систему и подключилась к вене, а я перевязал рану на голове.