– Беки, не рычи. Если бы я замешкался, тебе те лихие ребята зубы выбили, или ещё чего-нибудь с тобой сотворили. Так что пять «баксов» за сохранность зубов – не такие уж это и деньги.
– Хорошо, – согласилась она, – я тебя довезла, а теперь пока, мне идти надо.
И уже уходить навострилась. Я её за руку цап – куда торопишься?
– А ко мне разве не зайдёшь раны перевязать?
– Какие ещё раны?
Я задрал на груди футболку и синяк показал. Кстати, а откуда он там взялся? Неужели не заметил, как меня по рёбрам саданули? Хорошенький же я был в тот момент.
– Уговорил. Пойдём, перевяжу, герой!
Между прочим, можно было и без иронии сказать. С двумя такими бугаями расправился, герой и есть, скажу без хвастовства.
По лестнице поднимаемся, и я ей говорю:
– Беки, ты прекрасна, когда сердишься.
– Только когда сержусь? – не без лукавства уточнила она.
– А я тебя другой почти не видел. Всё время ты на меня дуешься. Хотел бы я узнать, как ты выглядишь, когда…
– Когда что?
– Когда спишь.
Она тут же развернулась.
– Я дальше не пойду.
– Вот видишь, опять сердишься, а что я такого сказал? Вполне объяснимый интерес. Иди, чего встала?
Дошли до дверей квартиры, я достал ключи, поковырялся и открыл замок. Вошёл, встал у порога как швейцар, сделал рукой пригласительный жест:
– Прошу!
Она вошла, головой по сторонам вертит. А тут Санёк из кухни вываливает с куском булки в руках. Хоть мордаху в порядок привёл, и то неплохо. Ребекку увидел, так чуть куском своего батона не подавился. Глаза выпучил, смотрит на неё как на кинозвезду. Я на него кивнул небрежно, как на нечто незначительное и говорю:
– Знакомься, это мой брат Саша!
– Привет!
Братан прожевал, наконец, свою булку и ответил охрипшим от волнения голосом:
– Привет!!!
Я Ребекку мимо него провёл, усадил на диванчик, а сам к брату:
– Слушай, Саня, сделай одно важное дело, а!
– Какое?
– Свали отсюда куда-нибудь часа на два.
Тот насупился, уходить не хочет, видите ли. Самому с такими девчонками знакомиться надо, а теперь нечего старшему брату мешать. А так как он не проявил должного рвения, чтобы выполнить мою просьбу, я его пинками до двери проводил. Выпихнул его из квартиры, нашёл аптечку и вошёл в комнату с улыбкой до ушей – больной, называется. Достал с полки фотоаппарат «Полароид», навёл его на Ребекку. Она увидела, руки к волосам вскинула – причёску поправить хочет. В этой позе я её и сфотографировал. Подождал, когда фотокарточка вылезла – хорошо получилось.
– Хоть бы причесаться дал, – пробурчала она.
– А тебе растрёпой быть больше идёт.
Сел на кровать, рядом с собой по покрывалу шлёпаю – пересесть приглашаю. Ребекка пересела, взяла медикаменты и сразу приняла вид строгой докторши.
– Сними футболку, – приказала мне.
Я снял.
– Подними руки.
Я поднял.
Затем она несколько раз сложила бинт, смочила его спиртом и приложила к синяку. И стала метры бинта мне вокруг груди наматывать. И так это делала осторожно, нежно, я бы сказал, интимно. Старается вовсю, от усердия даже кончик языка высунула. Закончила, узелок завязала, махнула:
– Одевайся.
– Не оденусь.
Помолчали минутку. Я встал, выбрал кассету, вставил в магнитофон, включил – зазвучала плавная, медленная мелодия. Вплотную к Ребекке подсел, в глаза её беспомощные посмотрел и спросил:
– Чем займёмся?
Она сглотнула и ответила голосом немало взволнованным:
– Давай кофе попьём, хочешь?
– Хочу, – отвечаю, – но только не кофе.
– А что ты хочешь?
– В корне неправильный вопрос. Не что, а кого.
Она личико отвернула, как будто я её волнения не замечу, и проговорила:
– Я тебя не понимаю.
Не понимает она меня, как же! Я руками в стороны развёл:
– А чего тут понимать? Я тебя хочу, вот и всё.