Срочный груз из прошлого

На следующей неделе в мою смену в порт вошла шестидесятая «Беломорка», прибывшая с Севера и груженая контейнерами. Как всегда, ночью, на этот раз с четверга на пятницу, но мне было глубоко плевать (как я думал вначале) и на теплоход, и на груз; я только помог судну пришвартоваться и проследил, чтобы мои мужики вовремя пришли на причал. Тем временем тепловоз зарядил под кран несколько вагонов – опять прямой вариант, и началась обычная беготня с передачей груза и сопутствующих документов.

Смотрел я на все это, смотрел, и разобрало меня жуткое любопытство. Какую же холеру грузят они в этих ящиках? Я взял у Ивана Павлюченко накладные и начал их перебирать. И вдруг… Надо же! Опять та же история! Опять тара из Сургутского ОРСа! На этот раз – контейнер номер 584 121 334… А ну-ка…

Я обошел стоящие под кранами вагоны и скоро наткнулся на этот ящик. Мелькнула шальная мысль: а что если сорвать пломбу и настоять на проверке груза по фактуре? Если сегодня на причале Иван собственной персоной, он не упустит такого момента. Я забрался на борт вагона, просунул руку в щель между контейнерами и…

– Ты что здесь делаешь?

Я, стараясь не делать резких движений, освободил руку и повернулся. Незнакомый. Ну, раз незнакомый, надо осадить.

– А ты сам-то кто такой, а? Чего тут ходишь? Хочешь, чтобы грейфер на уши надели?

– Ты еще пугать будешь, ах ты…

Незнакомый нагнулся явно за тем, чтобы взять что-то с земли, но я был начеку. В мгновение ока я перебежал к торцу вагона, перелез через автосцепку и спрыгнул у ярко освещенного леера, возвышавшегося над стенкой. Тут были и Иван, и эта самая Серикова, да и бригадир приперся сюда за каким-то лешим. Мой собеседник, чертыхаясь, карабкался под вагоном. Во всяком случае здесь он драку не станет затевать…

– Петрович! – раздался голос бригадира. – А я тебя тут ищу…

– А, здорово, – отозвался мой незнакомец, которого назвали Петровичем. – За рыбой?

– А как же… А то кричу твоим, спрашиваю где кэп, а они говорят – на берег подался…

Бригадир и Петрович спустились под стенку и по трапу перешли на борт – это я хорошо рассмотрел – шестидесятой «Беломорки». Я слегка поежился. Угораздило же меня засветиться самому капитану Климову!

Полный самых дурных предчувствий, я направился в контору, причем все время казалось, что меня сейчас окликнут, и придется побеседовать не с одним только капитаном, а еще с двумя-тремя приятелями из его экипажа. Впрочем, я в долгу бы не остался – не зря же, черт подери, живя еще в родной Казани, я почти каждый вечер принимал участие в драках между районами.

Никем все же не окликнутый, я поднялся на второй этаж, в нашу рабочую комнату. Павлюченко, покинувший причал чуть раньше, собирался обедать, я тоже ничего не имел против того чтобы перекусить, как вдруг в комнату ввалился наш сменный механик – старый юморист Василий Степаныч. Павлюченко так и подскочил:

– Ух, хорошо, что ты пришел, Я уж думал – все, прогул тебе ставить придется.

Степаныч был явно навеселе.

Протопав по комнате, он плюхнулся на стул, пригладил длинные седые волосы и пророкотал:

– Внук… Мужики, внук родился!

…Дальнейшее можно было бы и не описывать – дураку понятно, что за этим последовало – скинувшись на пару пузырей, мы заслали самого молодого грузчика в лавку… Утром, после диспетчерской летучки, мы спустились в раздевалку и прямо там допили почти всю водку (полбутылки мы выпили еще во время смены – не удержались). А вечером этого же дня мы собрались у Степаныча дома – «обмывать» внука. Событие, конечно, в жизни любого человека выдающееся, по этому поводу я даже надел костюм с жилетом и «гаврилкой», хотя, если честно, терпеть не могу галстуки. Мы неплохо нагрузились и засиделись допоздна. Таньку я, правда, успел заранее встретить, проводить до дома и сообщить, что приду поздно, предупредив, чтобы на улицу не высовывалась.

Выпивши, закусивши и пошумевши, мы начали расходиться. На улице я попрощался с гостями Степаныча и, поймав мотор, поехал восвояси. Выпил я, конечно, изрядно, но не настолько, чтобы искать, пусть даже неосознанно, каких-либо приключений.

Приехав в наш массив, я рассчитался с водителем, вышел из машины и направился дворами к дому, стараясь идти как можно ровнее и не думать о том, как Танька начнет ворчать: «Опять назюзюкался»…

Неожиданно я вспомнил, что сегодня пятница, и что я с этими празднованиями запамятовал позвонить Саше Иванову. Чертыхнувшись, я пошарил в карманах и, к счастью, нащупал жетон. Подойдя к телефону-автомату, висевшему на стене одного из домов, снял трубку. Аппарат, к удивлению, оказался в рабочем состоянии. Я набрал номер, услышал Сашино «алле», поздоровался и представился.

– Это ты? – быстро спросил Саша. – Андрюх, так твою, откуда у тебя эти бумаги?

– Я же тебе говорил, старик… Постой… Что случилось? – Я сообразил, что в голосе моего приятеля слышалась неподдельная тревога.

– Ты знаешь, что это такое?.. Так вот, старик, это технология сборки… – Саша понизил голос. – Атомной бомбы.

– Ты гонишь? – Я почувствовал, что начал резко трезветь.

– Нисколько. Эти документы принадлежат Госкомитету обороны. Тех времен, разумеется. Короче, слушай. «Изделие РДС-3» – это не телескоп, а плутониевая бомба, сделанная и испытанная как раз в пятьдесят первом году. А твоя «лозивная оптика» – это имплозивные линзы – то есть, специальный запал для подрыва плутония. Главгорстрой – это ПГУ – Первое главное управление, которым заведовал в те годы Берия, курировавший все ядерные программы. И еще я выяснил, что стратегический запас этих «РДС-3» как раз составлял десять единиц, отправленных на спецсклад какого-то КБ № 1 в одном из закрытых городов не то на Северном Урале, не то в Западной Сибири… В твоих документах есть спецификация всех узлов и деталей бомб, рассортированных по отдельным ящикам, и инструкция, как и в какой последовательности вести сборку – вот они эти тысячи операций! А ты знаешь, что такое «полная комплектность»?.. Это значит, что плутониевая начинка тоже где-то там, в одном из ящиков! Если твои деятели раскопали склад ядерного оружия, который вояки умудрились потерять в связи со смертью Берии или кого там еще в те годы, им крупно повезло. С десятью атомными бомбами, старик, отделенцы запросто начнут джихад или газават, как он там правильно называется! Да слышишь ты?!

– Слышу, слышу.

– Короче, завтра я жду тебя к девяти утра. Мы соберем толпу компетентных лиц и пойдем все вместе в УВД, в Госбезопасность, в прокуратуру, куда угодно… Понимаешь?

– Конечно!

– Короче, повторяю: жду тебя завтра утром в девять часов. Хорошо?

– Да, конечно!

– Ну, все, пока! Старик, мы с тобой попадем в историю!

Я повесил трубку и потряс головой. Чертовщина! Атомная бомба, ведомство Берии… Снится мне все это, что ли…

– Эй ты, хер ушастый! Стоять!

Ничего себе, однако. Я повернулся в сторону наглеца, имевшего глупость сказать такое и, к огорчению своему обнаружил, что наглец не один.

Глава седьмая

Оказавшись на корме, я захожу за лебедку и только тогда начинаю чувствовать, как здесь холодно. Температура воздуха, наверное, градусов десять-двенадцать, не больше. Костюм на мне насквозь влажный, а ботинки, наверное, уже покрылись плесенью.

Нечего тут сидеть. С трудом переставляя ничего не ощущающие ноги, я прокрадываюсь к двери, тихонько отворяю ее и оказываюсь в темном коридоре. Закрываю дверь и начинаю вспоминать, где камбуз. Так, кажется, прямо и направо… Впрочем, я вполне могу доверять своему обострившемуся обонянию. Ага, вот эта дверь. Я проникаю в помещение камбуза и начинаю осматриваться.

Иллюминатор закрыт шторкой, но мне все хорошо видно, правда, как-то плоско и серо, как на плохой фотографии. Надо думать, зрение тоже обострилось, если вижу в темноте, как кот.

В холодильнике обнаруживаю несколько тетрапаков молока, а в хлебном ящике – упакованные в полиэтилен буханки. Я вытаскиваю из шкафа тарелку, наливаю в нее на донышко молока и кладу туда небольшой кусок хлеба. С трудом дождавшись, когда он впитает молоко, осторожно съедаю хлеб, стараясь удержаться, чтобы не проглотить его за один раз. Это только обостряет голод, я подумываю о том, что неплохо было бы сожрать чего-нибудь еще, но тут в желудке начинаются рези, и я решаю больше не испытывать судьбу.

Собравшись уходить, я неожиданно натыкаюсь на оставленную кем-то пачку сигарет. Прежде чем я успеваю дать себе отчет в своих действиях, рука уже схватила пачку и вытряхнула из нее сигарету, а глаза начали шарить по полкам в поисках спичек. Наконец я нахожу коробок и собираюсь уже покинуть камбуз, но вспоминаю, что на палубе собачий холод. Здесь все-таки значительно теплее.

Недолго думая, я с удовольствием закуриваю, отчего кажется, будто меня шарахнули мягкой подушкой, и начинаю прикидывать, где лучше засесть. Хочется спать, но я понимаю, что если проведу еще одну ночь на голом железе, да на ветру, то обеспечу себе в лучшем случае острый бронхит… В надстройке меня могут обнаружить в любой момент, значит, лучше всего спуститься в машинное отделение. Пусть там жутко грохочут двигатели, зато всегда тепло и не каждый туда полезет.

Гашу сигарету и начинаю вставать с табуретки, как вдруг слышу шаги за дверью. Кто-то останавливается у камбуза, открывает дверь и входит в помещение. Я, однако, сижу уже в узкой щели между шкафом и газовой плитой и надеюсь, что меня здесь не видно. Вошедший шарит по столу, где лежат сигареты (вернее, лежали – я сдуру переложил пачку в другое место), не может их найти, чертыхается и включает свет. Я зажмуриваюсь, но через несколько секунд все же открываю глаза и удивляюсь в очередной раз. Алексей? Он-то как сюда попал?

Алексей кладет сигареты в карман, но вдруг останавливается и начинает принюхиваться. Затем недоуменно поворачивается, оглядывает весь камбуз, и тут его глаза останавливаются на мне.

* * *

Наглец был не один.

И их было даже не двое.

Пятеро.

И, что характерно – ни одного с сигаретой в пасти. Не иначе спортсмены. Значит, профессиональные боевики. Дело по-настоящему дрянь, надо сматываться. Но куда – домой?