Тёмные культы

С другой стороны, Кэл не мог совершить преступления. Нил думал, что он не способен на ограбление. Он был очень замкнутым и необщительным. Ведь Билл опрашивал других граждан про Кэла. Все сказали, что он живет ведь изолированной жизнью. Некоторые говорили, что он немного тронулся умом от этого. Какое тогда дело ему было до чужого?

Завтра он еще раз поговорит с несколькими жителями. Скорее всего, ему придется лично поговорить с Амандой. Возможно, она тоже что-то знает, но сильно скрывает. И эти вечные разговоры про развод… Не пыталась ли она его одурачить, увести от главной темы?

Нил снова посмотрел в окно. Дом Аманды было видно отсюда, как и лавку бедного Скотлендена. Нужно будет допросить его, когда торговец придет в сознание. Так-так, завтра старику уже должно стать лучше, значит, завтра… Пока детектив все чаще мыслями останавливался на Моргане. Завтра он в первую очередь поговорит с ним, затем с Амандой, а потом, если Скотленден придет в сознание, то и с ним.

Детектив снова посмотрел на свой город. На горизонте виднелись огни с предгорья. Детектив еще не знал город так хорошо, как ему хотелось бы, и задумался: там ведь нет домов? Или есть?

Нил Давидсон всматривался в огни, потом понял, что в них был не так, подошел к столу, взял бинокль и вернулся к окну.

Наверное, ему показалось. Иначе он объяснить то, что он увидел, никак не мог. Огни на предгорьи складывались в горящую перевернутую пентаграмму.

Нил отвел бинокль. Видение из-за того, что детектив мало спал, иначе он не мог объяснить это. Он посмотрел снова на огонек через бинокль.

Перевернутая горящая пентаграмма оставалась на своем месте. Он мог даже видеть, как огоньки трепетали на ветру. Совсем безумным было предположение о том, что огни пентаграммы были направлены на него, Нила Давидсона.

Детектив отскочил, уронив бинокль и разбив одно из его стекол. Черт! Наверное, у него были сильные галлюцинации. Ему нужно было просто отдохнуть, и если бы не это дело, которое на него обрушилось, как снег на голову, он уже взял бы отпуск.

Нил подошел к своему стулу с намерением сесть и отдохнуть. В сторону окна Нил старался не смотреть, и пока что у него это получалось. Впервые с детства Нил почувствовал страх перед одиночеством. Он боялся оставаться один в собственном кабинете, понимая, что этот страх был абсолютно абсурден, но ничего не мог с собой поделать. Рубашка липла к его взмокшей от пота спине. Страх перед одиночеством предстал перед Нилом во всем своем ужасном великолепии. Он представил, как в старости будет один, как никто ему не поможет, когда он будет немощным, как все будут его избегать. Одиночество – самая страшная вещь в нашей жизни. Одиночество в малых количествах может быть полезно, но много одиночества может и убить, и свести с ума. Так считал Нил. Он невольно вспомнил горящую пентаграмму и подумал о том, что ему даже некого пригласить посидеть с ним в эту ночь. А ведь как нужен был ему сейчас добрый друг, который посмотрит на эту чертову пентаграмму и скажет: «Да померещилось, старина, не пей больше на ночь виски». Давидсон с ужасом осознавал, что он абсолютно один. У него были подчиненные, но никак не друзья. Лучший его фронтовой друг Мэттью погиб, остальные разбежались кто куда… Его друг Саймон после войны остался без обеих ног и умер от заражения крови в полном одиночестве, умер так, как суждено умереть Нилу. Давидсон предвидел то, что когда-нибудь станет грязным стариком, который будет абсолютно никому не нужен.

Нил думал, что Аманду тоже муж бросил потому, что его психика изменилась во время войны. Ни в коем случае детектив не стал бы оправдывать того, кто сделал эту женщину несчастной, но он, пусть даже к своему стыду, понимал его. Да, мужа Аманды можно было понять, это понимала даже сама Аманда, так как портрет ее мужа до сих пор висел на стене ее гостиной.

Давидсон никогда не вспоминал, кем он был до войны. Когда тебя призывают в армию, предыдущая жизнь кажется неземным раем, сжатым до одного мига. Он помнил, как в родном Иллинойсе в небольшом городке работал помощником охранника тюрьмы, но даже не помнил ее название. Помнил лишь, что оно начиналось на букву Ч. Затем его призвали в армию, и все резко поменялось в жизни для Нила Давидсона. Собственно, он не был тогда против, он ненавидел конфедератов всеми фибрами своей душии хотел расправиться с теми, из-за кого разгорелась эта война.

Его отец погиб в войне с мексиканцами, он был настоящим героем, а это значило, что Нил не должен был посрамить род. На фронте время для него летело очень долго, каждый день казался неделей, а неделя – месяцем… Опять Нил сильно отвлекся. Все же, воспоминания – это страшная сила, с которой лишний раз связываться не стоит. Иногда тебе даже весело к ним обращаться, но слишком больщая доза воспоминаний может убить. Как и одиночества. Проклятое одиночество. Зачем он про него вспомнил? Если он будет отвлекаться на подобные вещи, он никогда не раскроет это дело. Впрочем, он зря себя корит: план действий уже есть, так что раздумывать особо не о чем. Первым подозреваемым был Кэл Деймон, вторым – Морган Гарфилд. Собственно, на них нужно было обратить самое пристальное внимание, а Аманду нужно было рассматривать не больше, чем свидетеля, которая была непричастна к делу. Он вспомнил женщину на фронте, которая так была похожа на Аманду. Ее звали Джейн, и она была медсестрой. Она была очень доброй и отзывчивой девушкой, но однажды ей осколком оторвало половину левой руки. С того времени Джейн резко изменилась, и когда ее комиссовали с фронта, она была очень рада уехать из этого пекла и надеялась начать новую жизнь. Интересно, удалось ли ей?

Нил редко вспоминал про фронт, как правило, он просто засыпал, и ему это снилось. Когда он просыпался, то обязательно думал, что вся проблема была в том, что детектив уж очень хотел спать. Например, секунду назад он задремал, облокотившись прямо на стол. Ночь за окном обещала что-то зловещее и нечистое. Деревья клонились к земле от очень сильного ветра, которого в этих местах обычно не было. В скором времени за окном пошел мелкий дождь. На улице не было ни одного человека.

Детектив не размышлял уже о деле. Он уже не мог размышлять ни о чем, он испытывал то самое чувство, когда человек не спит, но в то же время не полностью бодрствует. Пограничное состояние между сном и явью.

Почему-то детективу вспомнились цитаты Артура Шопенгауэра, его любимого философа. Он говорил, что мы редко думаем о то, что имеем, но часто беспокоимся о том, чего у нас нет. Это была абсолютная истина… Странные мысли лезли ему в голову…

Его проблема была в том, что он был глубоко одиноким человеком. Возможно, в этом и было большое счастье, но для него это значило на половину бессонные ночи с отсутствием покоя даже во время сна, когда отдыхают другие люди. Шопенгауэр говорил, что кто не любит одиночества – не любит и свободы… Давидсон снова посмотрел на огонек. Бинокль уже был разбит, но детектив теперь и без него прекрасно все видел. Ему не давала покоя эта пентаграмма. Он даже не представлял, откуда здесь мог взяться этот таинственный сатанинский знак. Кто-то пошутил? Тогда шутка была очень неуместной и глупой.

Все же Нил знал, что это была не шутка, что все это было реально. Нил был уверен, что все было по-настоящему, уверен в этом так же, как и в том, что он детектив этого города. Пока что. Нил снова посмотрел на огонек, зная, что там пентаграмма, и не мог отвести взгляд оттуда, несмотря на все доводы разума. Ему казалось, что есть масса случаев, где разум будет абсолютно бессилен. Например, можно взять этот случай с увиденной пентаграммой. И почему он ее увидел? Нил задавал себе различные глупые и бессмысленные вопросы, на которые у нормального здравомыслящего человека всегда нашелся бы простой, разумный и адекватный ответ. Нет, здравомыслящий человек вообще бы такие вопросы не задавал…

Легкий шок после увиденного у детектива прошел, и он осмотрелся вокруг. В полумраке был виден его кабинет, все было на месте, как обычно. Только вот Давидсон при всем этом явно чувствовал себя не так, как всегда. Наконец Нил отошел от окна. К нему вернулась способность разумно мыслить и рассуждать. Да, можно сделать вывод, что Кэл Деймон был в списке подозреваемых номер один. Скорее всего, ему придется запросить санкцию от прокурора, чтобы устроить допрос, но он это обязательно сделает. Завтра утром (то есть уже сегодня) он пошлет прокурору письмо с просьбой разрешить допрос и обыск. Нил снял свою форму. На нем осталась только белая рубашка. Он понял, что хочет спать. Детектив почувствовал, что его одолевает сон и что он ничего не может с этим поделать. Как будто кто-то свыше хотел, чтобы он сегодня только спал, чтобы он сегодня не анализировал события… Но тут раздался резкий шум. Что-то творилось на первом этаже участка. Он, наверное, схватился за пистолет раньше, чем открыл глаза. Первое, что пришло ему в голову – мысль, что это была неслыханная наглость – проникнуть в полицейский участок в такое позднее время. Такое случалось только во время войны.

Затем детектив услышал крики с первого этажа, увидел, как дверь в его кабинет распахнулась от удара. В кабинет ворвалась целая толпа, которая быстро окружила его. Детектив нажал на курок. Кто-то вскрикнул, но тут пистолет из его рук выбили одним точным ударом.

– Сам Сатана помог нам проникнуть в твой кабинет, – услышал Нил перед тем, как потерял сознание от удара по голове сзади.

Потом были еще крики радости, но Нил Давидсон их уже не слышал.

Свечи. Это было первое, что он увидел, открыв глаза. Нил лежал связанным на полу. Вокруг него было много свечей. Рядом стоял один из членов Культа и смотрел на него. Обстановка в комнате была очень скудной. По левую и правую руку от детектива горели две большие и самые главные свечи, возле стены был небольшой камин, рядом с камином был полукруглый фонтан-чаша, который выпирал из стены. В него была налита вода, и почему-то именно ее члены Культа постоянно касались. Коричневые стены были скудно освещены свечами, потолок был абсолютно темным. Члены Культа о чем-то постоянно совещались, иногда можно было слышать словосочетания на непонятном для Нила латинском языке: «Satan in omne tempus», «Lucifer in perpetuum modum» и другие, который были трудно расслышать, не говоря уже о том, чтобы понять. Члены Культа были одеты во все черное, капюшоны скрывали их лица. Нил ничего конкретно рассмотреть не мог. Один из жрецов, человек в красно-черной маске, встал напротив детектива и заговорил:

– Мы пометили место, и он ответил нам «да». Все твои помощники были просто убиты, но ты не разделишь их судьбу. Ты будешь принесен в жертву, а это очень престижно – стать подношением самому Дьяволу. Кстати, ты ранил одного из наших товарищей. Теперь ты должен выпить его кровь. Нил хотел что-то сказать, но с неистовым ужасом понял, что у него нет языка. Его рассудок заволокло черной пеленой … – Нам плевать на земные сокровища. Мы грабили лавки, чтобы он оставил нам отметки, что он одобряет жертву, которая будет принесена в этом городе. Он. Тот, кто сейчас управляет на земле. Ценности из лавок лежат возле тебя, и мы их сожжем после того, как принесем тебя в жертву! – произнес все тот же субъект в красно-черной маске, глядя на Давидсона. Действительно, возле детектива лежали различные ценности: ювелирные украшения из ограбленных магазинов и шерсть из лавки Скотлендена.

То, что происходило дальше, я не рискну описывать, чтобы не травмировать твою психику.

Отметим только, что к Нилу поднесли раненого человека. Его держали много рук, детектив не мог понять, сколько именно. С раны сняли повязку, и гнилая кровь хлынула в рот Нила. Нил закашлялся. Ему было очень мерзко. Наверное, ему показалось, или это была правда – пентаграмма, в центре которой он лежал, начала светиться, когда он выпил кровь. Затем ему перерезали горло. Это сделал Доробат.

Дальнейший факт я, которому тоже когда-то рассказали эту историю, подвергаю сильному сомнению. Скорее всего, у Нила были просто предсмертные галлюцинации, по-другому это никак нельзя объяснить… Именно так. Скорее всего, это были всего лишь галлюцинации умирающего детектива. Когда Нилу перерезали глотку, вокруг него появились светящиеся перевернутые пентаграммы.

Их было много. ОН одобрил жертву, которую ему принесли. Перевернутыми пентаграммами покрылись все стены и весь пол, они появились даже на теле того, кто приносил Нила в жертву. Это вызвало безумную радостью у Культа. Еще перед смертью Нил заметил, что лицо лидера Культа безумно напоминало ему лицо пострадавшего Скотлендена, магазин которого был ограблен. Но это было последнее, что он увидел перед смертью…

– Вот и вся история? – спросил Андрей. – Интересно, но у нас все было бы по-другому. Мы же в России.

Лицо Сергея стало каменным. Все же Андрей был его другом. Но главное – дело. Пока они разговаривали, наступила ночь. В небе ярко светили звезды. Какая была хорошая ночь, очень жаль было ее портить. Но жертва прежде всего, иначе Доробат будет недоволен.

– В России поклонение Сатане тоже есть, его масштаб не уступает американскому. Я знаю это, так как принимал участие в формировании Культа в России. Я был в Америке во время событий, про которые рассказывал только что. Я лично видел Нила Давидсона, хотя и не я приносил его в жертву, к сожалению.

Сергей был уверен, что Сатана с ним, и он не позволит убежать Андрею. И, скорее всего, Андрей в это не поверит. Так и получилось: Андрей не воспринимал его слова всерьез.

– Хорошая история, но она слишком грустная. Радости не было. А жизнь – это удивительная штука. Единственное, что меня порадовало – шутка в конце…

– Никаких шуток. Культ остался, и Сатана безраздельно правит этим миром, – сказал Сергей, и Андрей впервые побагровел. Так же реагировала та последняя жертва, которая была принесена в Америке пять лет назад. Затем Сергей окончательно переехал в Россию…

– Откуда ты знаешь? Откуда ты знаешь все так подробно? – спросил Андрей, всматриваясь в каменное лицо своего друга.

– Я же сказал, я там был. И ты слышал эту историю, и теперь ты не можешь жить, – сорвался на крик Сергей, доставая нож из-под пояса – Satan in omne tempus! – закричал он и воткнул Андрею в грудь по самую рукоятку. Горячая кровь потекла на траву. Андрей не успел ничего понять и сделать, до последнего думая, что его друг Сергей просто шутит в конце страшной истории, чтобы разрядить обстановку.

ГЛАВА 5. AVE DIABOLI. ОСНОВАНИЕ

КИЕВ, 1910 ГОД

Авраам жил здесь. Киев был его родным городом, хотя он часто ездил в Крым. Он работал в государственном архиве Киева. Зарплата у архивариуса была небольшая, но на жизнь ему хватало, ведь он жил один. Именно Авраам известен как основатель Культа Сатаны «Ave Diaboli», где он был лидером. Авраам основал этот Культ две недели назад. Это я знаю, так как дата была проставлена на первом собрании Культа. Этот человек считал, что этот мир жесток и несправедлив, поэтому Бог не мог его создать. Его создал только Сатана.

КИЕВ, 1992 ГОД

Кто писал предыдущие записи? Мне кажется, тогда был какой-то исследователь, которого то ли принесли в жертву, то ли он был убит на фронте во время Первой Мировой, то ли сбежал за границу во время революции. Версий много, не знаю, какая из них правда. Установленный факт: чтобы доказать Сатане свою верность, члены Культа доводили людей до суицида. К сожалению, до наших времен в связи с бурными политическими событиями 1914—1922 годов не дошли полные сведения об этом Культе.

Сохранились жалкие несколько записей, автор которых остался неизвестным. Мы не знаем, что делала секта в первые два года своего существования. Без подробностей нам лишь известно, что Авраам в 1879 довел девушку до суицида – задолго до основания секты. Более того, нам известно, что Авраам в 1910 в Киеве довел до суицида молодого парня.

Мы не знаем, были ли у него какие-то сообщники либо он действовал сам. Официальные власти предпочли, скорее всего, утаить подробности. Быть может, сам Авраам от себя в третьем лице написал большинство глав. Эти сведения были засекречены властями, и только в 1992 году мне удалось их опубликовать. Чтобы не вызвать подозрений полиции, я не буду называть свое имя. Кто знает, как отнесутся к этим сведениям сейчас…

Итак, эта секта была основана в 1910 году. Она выбрала местом своих заседаний Подол. Именно на Подоле – древнейшей части Киева – они впервые собирались. Нам лишь остается догадываться, чем они занимались на своих сборах. Возможно, они поклонялись Сатане, принося ему в жертву разных животных. Быть может, у них это было не принято, мы не можем судить наверняка. Дальше я опубликую скудные отрывки, которые были обнаружены мной лично… Я не берусь верить или не верить этим отрывкам. Я всего лишь рядовой член Культа Доробата.

ГЛАВА 6. AVE DIABOLI. ОТРЫВОК I. КИЕВ

КИЕВ, 1912 ГОД

В Киеве был дождливый вечер. Многие остались сегодня дома. Было видно, как капли дождя падают в Днепр. Сегодня многие отменили свои встречи, даже очень важные.

Часам к девяти дождь прекратился. Недалеко от центра Киева жил один молодой человек по имени Алексей. Он был немного странным, об этом хочется упомянуть сразу. Нет, не «городским сумасшедшим», а просто несколько иным. Например, не понимал, как можно жить по шаблону. С детства ему говорили, что он не такой, как все. У него было мало друзей, в то же время он не считал, что друзей должно быть много. Он вкладывал в слово «друг» очень многое и считал, что если нет настоящего друга, то ни к чему водить знакомство с разными приятелями. Стояла поздняя осень. Алексей в свободное от работы время любил гулять по городу один. Ему было спокойнее и приятнее на душе, особенно во время дождя. Правда, иногда во время одиноких прогулок ему бывало грустно, как сегодня. Когда он приходил к театру Ивана Франко, то чувствовал бесконечную грусть, хотя всем было весело. Именно здесь гуляла молодежь. Но Алексею здесь было грустно, причем всегда. Он не очень любил это место. Поэтому он прошел мимо театра, ускорив шаг.

Гораздо больше ему нравилось на Банковской улице, куда он в тот вечер и направлялся. Возле дома с химерами Алексей всегда чувствовал благоговение – ему казалось, что здесь он соприкасается с вечностью. Практически каждый вечер Алексей посещал это место. В тот вечер он поднялся на Банковскую по улице Аненновской. Дом с химерами был прекрасен, просто обворожителен. Внизу был шумный город, здесь же молодой человек находил желаемое уединение. В этот вечер его взгляд остановился на статуе птицы по левую сторону от входа. На ней были изображены различные чудища. У него было такое ощущение, будто они хотят, чтобы он искупался в Днепре…

Снова пошел дождь. Киевляне чертыхались и раскрывали зонты, а Алексей, наоборот, обрадовался: он любил такую погоду.