Серые и черные камуфляжники встретились на линии следователь – дерево, криминалист потихонечку отошел за цепь омоновцев.
– Что происходит? – спросил начальник серых.
– Сейчас твоя задача, – не оборачиваясь, прокричал Волобуев, – предотвратить мое похищение, которое пытаются совершить вот эти неизвестные нам граждане.
Командир махнул рукой, и бойцы, положив ладони на кобуры с пистолетами, стали охватывать место событий полукольцом. Их было втрое больше пришельцев.
– Ну-ну, спокойнее, – хрипло и отрывисто засмеялась, как залаяла, подошедшая женщина, на ходу достав из кожаного длинного плаща удостоверение и показывая его уже издали. – Все в порядке, Федеральная служба безопасности…
– Оля? – делано удивился полковник. – Какими судьбами?
– Вы что-то нашли? – вопросом на вопрос ответила крыска.
– А парней зачем притащила? – ощерился следователь.
– Так мы же не договорили в театре. – Женщина не стала подходить близко.
– Кто же тебе позвонил? – Волобуев был бледен от злости.
– Город маленький, – эфэсбэшница пожала плечами, – все друг друга знают.
Она обратилась к начальнику серых, который настороженно слушал разговор, поджавшись, как овчарка перед прыжком:
– Я вам советую продолжить начатую работу и оставить нас.
Омоновец чуть глянул на полковника.
– Вы исполняете только мои приказы, – отчеканил Блинов. – Меня хотят похитить, ваша задача – не допустить этого.
– Ну, так что? – спросила Оля у командира. – Вы еще не дошли до конца рощи, вон, – она махнула вдаль, – собачка вас там заждалась.
Полицейский отрицательно покачал головой.
– А жаль, – громко вздохнула женщина и вернулась глазами к Волобуеву-Блинову.
Полковник с ужасом увидел, как ее зрачки медленно растекаются по яблоку глаза, заливая до дна голубой заледеневшей пустотой, эфэсбэшница перестала мигать, лицо закаменело, губы приоткрылись, обнажив клыки…
– Ка тво доч, – сглатывая окончания слов, боясь не успеть до команды, еле-еле выговорил Волобуев. – Ты хотела поменять ей кресло, новое подарить, более технологичное, чтобы на улицу можно было выезжать.
Женщина моргнула, еще и еще раз, ровные и густо накрашенные ресницы выкатили из уголка век крупную слезу, она закрыла рот и облизала губы. Сделала несколько вдохов – выдохов, угрюмо упрекнула:
– Мы же договорились сотрудничать.
– Обязательно, – осторожно пожал пухлыми плечами следователь. – На обоюдовыгодных условиях. Я готов ответить на все твои вопросы в обмен на твои ответы после моих вопросов.
– А кто будет первый задавать? – хрипло хохотнула Оля.
– Жребий бросим, – и не улыбнулся полковник. – Его монеткой. – Он кивнул на полицейского.
Крыска поджала губы, покачнулась с носка на каблук, оценила диспозицию, глянула на своих сопровождающих, один из них подвигал ладонью параллельно земле.
– Ну, хорошо, – наконец решилась она. – Позвони мне, как только закончишь поиски, все-таки надо поговорить спокойно, с перспективой.
Эфэсбэшница кивнула головой, и черные развернулись, дружно потопали к стоянке. Оля сморщила носик:
– Спасибо.
– За что? – чувствуя, как колотится в груди сердце, вяло спросил следователь.
– Катя о тебе помнит, вчера все допытывалась, когда снова придешь.
– Давай сегодня вечером, – часто дыша, предложил Волобуев, – заодно поговорим.
– Хорошо, – согласилась женщина. – До встречи.
Она чуть приподняла открытую ладонь с длинными тонкими пальцами с матово-бирюзовым лаком на ухоженных ногтях, повернулась и не спеша зашагала к «мерседесу».
– Что это было? – громко и непонятно к кому обращаясь, вопросил командир омоновцев.
Блинов тяжко сел на мокрую и грязную кучу разноцветных листьев.
– Везуха, – тихо сказал и расстегнул форменную куртку, – везуха…
Следователь бессмысленно и безразлично смотрел прямо перед собой: из-под багряного сломанного листочка выбрался крупный рыжий муравей, встал на задние лапки, пошевелил долгими, гнущимися под собственной тяжестью усиками, вернулся назад и вытащил какую-то козявочку; Волобуев прищурился, заметил обломок крылышка и красненькую сморщенную головку; закинув на горб поклажу, муравей бодро побежал от одного грязного и стоптанного вовнутрь ботинка к другому, стараясь держать равновесие, огибая большие корявые сучки, цепко удерживая добычу; ветерок, спустившийся с верхушек деревьев, подталкивал его в усы, шевелил перепончатым обломком крыла; влажные порывы воздуха вжимались в раструбы штанин расплывшегося на холодной подстилке человека, клонившегося от перепада внутреннего давления в мутный больнючий сон.
Омоновец вежливо кашлянул. Блинов поднял звенящую голову, протянул руку – ему помогли встать. Пошатываясь и переминаясь с ноги на ногу, он скорее попросил, чем приказал:
– Как стемнеет – закругляйтесь и на базу. Вряд ли что-то еще интересное сегодня будет.
– Что с прочесыванием? – уточнил командир.
– Дойдете до конца, – махнул полковник. – Если обнаружите что-либо, с вами остаются эксперты, передадите им. Подвезете их до управления. А я домой – жутко устал.
Он побрел, пошатываясь, к парковке, омоновец неожиданно для самого себя покрутил ему вслед пальцем у виска, спохватился, строго посмотрел на подчиненных. Полицейские сделали вид, что ничего не заметили, по команде развернулись и потопали довыполнять задание.
Волобуев-Блинов долго усаживался в машину, сначала хотел сесть назад, но недовольный и замерзший водитель сердито пробурчал, что заднюю дверь заклинило, и следователь дернул ручку передней.
Сиденье было слишком придвинуто к панели, крупный полковник не помещался, водитель, придушенно ругаясь, возился у пола с рычагом отвода пассажирского места. Наконец кресло отъехало на нужное расстояние, следователь почти упал в продавленное седалище и потянулся за ремнем безопасности.
– Да не надо, не надо, – плачущим голосом воскликнул пожилой водитель, – кто нас с ментовскими номерами останавливать-то станет?
«Волга» взрыкнула, выбросив из выхлопной трубы сизые ошметки и облако пара, и подернувшись, покатила к трассе.
Потемнело, опять пошел меленький нудный дождик, не разбрызгиваясь, а округляясь на стеклах водяными шариками. Включилось раздражающее неяркое уличное освещение. С обеих сторон поднимались красные многоэтажки – уродливые карликовые пародии на американские небоскребы, на трубчатой пирамиде одной из них пробили часы.
На автобусной остановке, – грубо красной, с крышей, похожей на крышку дешевого черного гроба, с желтой, аршинными буквами надписью «Поздравляем любимый город с праздником!» на замызганном стекле павильона, за которым виднелись многочисленные разноразмерные бутылки с пивом и энергетиками, – стояли мрачные люди: нахохлившись, в одинаково неярких куртках и плащах, беспрерывно озирающиеся и всматривающиеся в сгущающуюся тьму. Они по привычке ждали маршрутку или «левый» затюханный «пазик», не подозревая, что рейсы без объяснений и предупреждений отменили, а маршрут запретили, обозначив иной, по другой дороге, сдвинув время и места посадки и высадки пассажиров.
Слева выскочила белесая «газель» без номеров, с установленным на капоте ярко-блестящим массивным кенгурятником и ударила легковушку в бок по центру. «Волга» опрокинулась, фургон по инерции протащил ее за обочину, – скрежеща и раздирая алюминий по асфальту, снеся бордюр и сбив хромую и бесхвостую дворняжку, – и замкнул о фонарный столб. Свет потух, бродяжка завизжала от куска лобового стекла, воткнувшегося ей в тощий голый живот.