Лаба, Улла и Нева

Безвременье

В 1977 году перед днем Советской Армии и Военно-Морского флота в местном Доме Офицеров нас приняли в пионеры. И каждому в качестве подарка вручили книгу «Будь готов», красивую иллюстрированную энциклопедию, посвященную рассказу обо всех аспектах жизни советской пионерии.

Основному тексту предшествовал исторический обзор, разбитый на десятилетия. Раздел «Семидесятые» сообщал: «Они начались для советского народа, всех честных людей Земли с…» С чего же начались семидесятые годы для всех честных людей Земли?

Программисты скажут, что 1 января 1970 года – начало эпохи Unix, одного из самых популярных способов измерения времени.

Туристы вспомнят о том, что в этом году начались полеты «Boeing 747», самого распространённого в мире широкофюзеляжного пассажирского самолёта.

Специалисты по катастрофам заметят, что в этом году был основан город Припять и произошла авария на борту космического корабля «Аполлон-13».

Правозащитники упомянут письмо Сахарова с требованием демократизации и Нобелевскую премию Александру Солженицыну.

Фанаты дальнего космоса – начало работы первого лунохода и первое успешное приземление на поверхность Венеры.

Мир менялся, и каждый день приносил что-то новое. Но энциклопедия «Будь готов» голосом Брежнева сообщала: «Семидесятые. Они начались для советского народа, всех честных людей Земли с события исторического. 22 апреля 1970 года отмечалось 100-летие со дня рождения В. И. Ленина».

Спите, жители Багдада. В Багдаде все спокойно.

Вскрытие покажет

Для одноклассников, приходившим к нам домой, я был мальчиком, который, как Кай из «Снежной королевы», целыми днями пытался собрать что-то осмысленное из огромного количества деталей, разбросанных по полу. Но если брат Герды использовал льдинки, то моей страстью был советский металлический конструктор.

Как выяснилось много позже в пражском музее игрушек, этот конструктор был точной копией наборов, выпускаемых до революции британской компанией «Meccano»[11 - Название конструктора, как полагают, произошло от лозунга «Make and Know».].

Мое увлечение подтолкнуло родителей к идее очень необычных подарков. Они стали дарить мне сломанные вещи. Первой из них был старый будильник. Маме пришлось потратить целый час, чтобы объяснить обиженному ребенку, сколько возможностей это открывает. Мой техно-морг открылся, и следующие несколько дней я провел, разбирая и изучая новое устройство.

А через несколько лет мне и вовсе достался сломанный телевизор. В отличие от часов, я, как мне казалось, смог найти возможную причину неполадки. Правда, к тому времени мы с сестрой уже раскурочили аппарат практически полностью, так что подтвердить или опровергнуть мое «великое открытие» было уже невозможно.

Noli turbare circulos meos![12 - Не трогай моих кругов! (латынь). Так Архимед ответил на требование римского солдата прекратить свои научные занятия.]

«Гарантийных человечков» Эдуарда Успенского я прочитал в первом классе. На долгие годы эта книга стала моей любимой. Летопись жизни сообщества технарей, которые буднично и незаметно для всех приводят в движение сложный мир вокруг нас. У них полно дел, но, помимо настоящей работы, им приходится сражаться за собственную независимость с неразумными хозяевами и мышами.

Много позже я понял, чем меня так завораживала книга. Мир гарантийных человечков был миром свободных людей. Ведь, как писал Джордж Оруэлл в своем романе-антиутопии «1984»: «Свобода – это возможность сказать, что дважды два – четыре. Если дозволено это, все остальное отсюда следует».

В этом мире можно было не врать. Сияющий город на холме посреди погрязшей в полуправде советской действительности.

Начало

В мои школьные годы ученики средней школы, в особенности девочки, увлекались заполнением анкет. Анкетой называлась общая тетрадь на 96 листов, где на первой странице была перечислена дюжина вопросов, на которые должны были отвечать все, кто соглашался заполнить анкету. Сделка была честной: ты писал о себе, а в обмен получал возможность прочитать что-то о других. Как и дембельские альбомы, анкеты украшали разнообразные аксессуары: девочковые секретики, глупые шутки и тексты-обманки. Практически в каждой анкете был конверт с надписью: «Не открывать». Открыв его, ты читал: «Ах, ты, грязная свинья, здесь написано „Нельзя“». Но основой любой анкеты были, прежде всего, сами ответы. Просьба заполнить анкету была равнозначна признанию, что просящей я был интересен. Как тут устоять?

И всю школу на вопрос о том, кем я хочу стать, я писал: «физиком-математиком». Время от времени баланс смещался то к математике, то к физике, но никогда не менялся по существу. Я даже помню момент, когда эта идея возникла. Это было занятие школьного математического кружка, на которое я, третьеклассник, попал случайно. Учитель рассказывал нам о кругах Эйлера, работа с которыми сводится, по большому счету, к сложению и вычитанию, поэтому и трудностей в понимании даже у меня не вызвала. Решив пару задач, я впечатлил руководителя кружка настолько, что она разыскала моих родителей и страстно убеждала их, что их сын обязан продолжить занятия, ибо у него талант. «Хм, – подумал я, – так я почти Моцарт».

Мои родители никогда математикой не увлекались. Мама пошла по семейным стопам – ее мама и старшая сестра работали в больнице. Она получила среднее медицинское образование, а ее любимым школьным предметом была химия. Отец предпочитал работать руками и к наукам был равнодушен.

Для всех, в том числе и меня самого, мои способности к точным наукам стали полной неожиданностью. И нельзя сказать, что меня не пытались увлечь чем-то более привычным.

На пыльных тропинках далеких планет

Нашим семейным хобби была филателия. Судя по тому, как органично в нем сочеталась мамина пунктуальность и папина страсть, это было увлечение их детства. Нам же с сестрой оно досталось как часть семейной традиции.

У каждого из нас была своя тема. Отец коллекционировал марки на тему «Спорт», мама – флору и фауну, сестра выбрала лениниану, а я – космос. Пока США, оправившись от шока после запуска Советским Союзом первого спутника, не только уверенно выигрывали лунную гонку, но и создавали контуры будущего мира (GPS, интернет, финтех, искусственный интеллект), у нас главным фронтиром гражданской науки оставался космос. Мои школьные годы были золотым временем советской космонавтики. Луну исследовали наши луноходы, советская станция «Венера» первой приземлилась на поверхность планеты-тезки. Даже миссия автоматической межпланетной станции «Марс-3» завершилась более-менее удачно[13 - Единственная успешная посадка советского аппарата на Марс. Передача данных со спускаемого аппарата прекратилась через пятнадцать секунд после посадки.], – успех, который до сих пор не смогли повторить ни советские, ни российские космические агентства.

Автоматические межпланетные станции, а не космонавты, были моими героями. Я до сих пор считаю, что «Вояджер»[14 - Американские космические зонды для исследования внешних планет. Через тридцать лет после своего запуска оба аппарата вышли за пределы Солнечной системы, но до сих пор продолжают передавать научные данные. Ученые надеются, что зонды смогут проработать еще пять лет.] – вещь покруче Гагарина. И, конечно, люди, за ними стоявшие. У них не было позывных, они не высаживались на льдинах и не поднимали флаги на форпостах. Простые физики и математики с логарифмическими линейками, жившие в мире абстракций. Среди них было много классово чуждых имен. А советские творцы космического чуда: Юрий Кондратюк[15 - В 1931 осужден на три года лагерей. В 1970 реабилитирован.], рассчитавший орбиту полета к Луне, Сергей Королев[16 - В 1938 осужден на десять лет лагерей. В 1955 реабилитирован.], запустивший первый спутник и Гагарина, Валентин Глушко[17 - В 1939 осужден на восемь лет лагерей. В 1956 реабилитирован.], главный конструктор космических систем времен моего детства? Сплошь враги народа. Да и моего дядю-астрофизика постоянно в чем-то подозревали.

Помните мультик про цыпленка, который у всех спрашивал, кто такие птички? Большинство из нас, как тот цыпленок, все детство ищут своих, мой поиск привел меня к физике и математике. Компания, по официальным советским меркам, так себе. Ну что же тут поделаешь?

А филателия? Она оказалась прислужницей идеологии. Советский Союз долго убеждал всех, что первый полет человека в космос показал, как мало человечество, насколько важно объединить усилия по исследованию космоса, но так и не выпустил ни одной марки, посвященной первой высадке человека на Луну.

К тому же для мальчика с аналитическим взглядом на мир собирание марок оказалось занятием чрезвычайно депрессивным. Достаточно было открыть каталог марок, чтобы понять, что ничего сверх того, что есть там, у тебя никогда не будет. И это в лучшем случае.

Крокодил Гена и криптография

В мире моего детства лента новостей формировалась ежедневными газетами, довольно однообразными, и ежемесячными журналами. Кажется, мы выписывали все: «Пионер» и «Костер», «Юный техник» и «Юный натуралист», «Науку и жизнь» и «Квант». У мамы были свои «Крестьянка» и «Работница», даже у отца, кроме «Филателии», был особенный журнал «Зарубежное военное обозрение», который могли выписывать только военные.

И вот в одном из весенних выпусков «Юного техника» была небольшая, в один абзац, заметка о том, как в 1941 году провалилась попытка партизан организовать подпольную типографию. Их ошибка состояла в том, что они доставили в лес ровно по ящику литер на каждую букву. Когда начали печать листовки, выяснилось, что твердых знаков было в избытке, а букв «о» катастрофически не хватало. И тут меня озарило: неважно, каким числом закодирована буква, частота ее использования останется той же.

На следующий день на перемене я подошел к Гене, моему однокласснику, который общался со своим другом посредством обычного шифра замены[18 - Шифр, при котором каждый символ открытого текста заменяется на некоторый фиксированный символ.], и сказал, что я смогу прочитать его сообщения. Он не поверил и дал мне закодированный текст.

Зашифрованное послание оказалось слишком коротким, и моя попытка применить частотный анализ провалилась. На следующий день я пожаловался на это и попросил его дополнительно написать пару абзацев. Вокруг уже толпились одноклассники, узнавшие о нашем споре, они убедили Гену, что от наличия новой шифровки «невзламываемый» код не пострадает.

К счастью, в новом тексте было много союзов, что вместе с предварительным анализом позволило угадать первые несколько букв. Дальше все было тривиально: анализ окончаний и суффиксов, восстановление коротких слов, а затем и остального текста. Через пару часов исходное сообщение было восстановлено полностью.

На следующее утро в школе меня обступили одноклассники, некоторые с ранее перехваченными записками. И я стал им диктовать таблицу замен, какое число заменяло какую букву. Цифровая абракадабра их записок превращалась в осмысленный текст. Гена честно признал свое поражение, и, похоже, полностью разочаровался в шифровании.

Кстати, текст первой шифрограммы был: «Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам, а вода по асфальту рекой». Я мог бы и догадаться.

Родом из детства

Эта история началась давно, в первый год реформ Александра II Освободителя, когда Карл Андреевич Яниш, петербургский профессор математики и шахматист[19 - Он рано остался сиротой, его опекуном стал личный врач российского полководца Александра Суворова.], впервые задумался над проблемой доминирования ферзей на доске произвольного размера[20 - В половине англоязычных статей в ссылке на оригинальную статью Яниша местом издания указан Петроград, 1862 год :-)].

Но так далеко в глубину веков мы уходить не будем и ограничимся той частью, что коснулась меня непосредственно. Первый раз я узнал о Задаче в конце 1980 года. Олимпийский мишка улетел, куда он собирался, а в военном городке Заслоново, расположенном среди лесов Белоруссии, я, тогда ученик 5 «А» класса, открыл только что пришедший номер журнала «Квант». Небольшая, в пару страниц статья захватила меня: в ней рассказывалось о проблеме, которая мало отличалась от задач школьного учебника, но при этом сообщалось, что, несмотря на усилия нескольких поколений ученых, про ее решение почти ничего неизвестно. Я исчеркал несколько тетрадок в клетку, пытаясь найти решение, но тщетно.

P.S. Прошло 25 лет. Рухнул железный занавес, похоронив под собой Советский Союз, мир распахнул нам свои объятия, а интернет отменил расстояния. Однажды, вспомнив это незабываемое ощущение сопричастности к настоящим научным проблемам, я решил нагуглить решение задачи. Оказалось, что, хотя прогресс и не стоял на месте, до полного решения еще далеко. Самой многообещающей была статья американского математика Вильяма Дугласа Викли[21 - William D. Weakley, Ph. D., Purdue University Fort Wayne.], но кроме абстракта, найти что-либо в сети не удалось. Набравшись наглости, я написал ему по электронной почте. И он ответил.

Его статья действительно оказалась прорывной, завязалось обсуждение, которое переросло в нашу совместную статью в «The Australian Journal of Combinatorics»[22 - Проблему в целом мы, конечно, не решили, но разобрали важный, хотя и частный случай.], в появление у меня собственной странички в Google Scholar[23 - Поисковая система по полным текстам научных публикаций.], а также в вежливое письмо ассистента Дональда Кнута с просьбой разрешить использовать нашу с Викли статью в четвертом томе «Искусства программирования». Для тех, кто не в курсе, для программиста – это, как если бы про тебя написали в Библии.

В конце позапрошлого года мне пришел еmail, что в издательстве «Springer» вышел двухтомник «Теория графов. Самые интересные гипотезы и открытые проблемы», в котором профессор Викли рассказывал, в том числе, и о нашей с ним работе. Мол, когда он уже отчаялся найти подход к проблеме, вдруг пришло письмо из Сибири, где много-много диких медведей и когда-то выходил журнал «Квант».

Ленинград, Большая Пушкарская

Город наших страхов

Отличие науки от магии – в отношении к принципу изотропии мира. Ученый убежден в его однородности и ищет универсальные законы, маг – исключения из правил. И в этом смысле город – место магическое. Сотни одинаковых улиц, десятки тысяч домов, но только в одном из них тебе рады, а в остальных даже не откроют.

Мир за пределами твоей квартиры другой. И он не обязан быть добрым. В первый год своей самостоятельной жизни в Ленинграде я остро чувствовал это. Мне часто снился один и тот же сон. Стою я на Лиговском проспекте и жду автобус. А он все не идет и не идет. И тут подходит странного вида «Лаз» с номером неизвестного мне маршрута. Я, решив, что до метро я все равно доеду, сажусь в него. И на ближайшем перекрестке он сворачивает с проспекта в какой-то переулок. И с каждой минутой местность становится все более дикой: мрачные пустыри, больницы, разгрузочные платформы, темные ряды гаражей. Я понимаю, что еду не туда. А остановки все нет. И другие пассажиры, что-то в них меня беспокоит. Я оглядываюсь и в ужасе просыпаюсь.

И нельзя сказать, что это моя личная фобия понаехавшего. В Петербурге есть старая городская легенда о красном доме, который иногда появляется на пустырях. Прохожие, зашедшие в этот дом, исчезали навсегда.