Лаба, Улла и Нева

Подумать о полутора-двух метрах воды под нами и склизких крутых берегах лужи никому не приходило в голову. А ведь ни плавать, ни спасать утопающих никто из нас тогда не умел. «Слабоумие и отвага» – таким был девиз страны наших детских приключений.

Взрослые дети

Первые два-три года мы – большие куклы наших родителей. Наши мамы и папы сами решают, что и когда нам носить. Но даже научившись одеваться и раздеваться, мы не приобретаем настоящей субъектности. Впереди еще больше десяти лет борьбы за право вето в процессе покупки одежды и полную автономию в вопросах необходимости ношения шапок.

Печально осознавать, что есть люди, которым не удается достичь этого даже взрослыми. Это военные. На всю свою трудовую жизнь они согласились носить форму. Причем её фасон может измениться в любой момент, и они уже заранее его одобрили, даже если это будет набедренная повязка или растянутая кофта со слюнявчиком.

Чтобы как-то соотнести единую военную форму и меняющуюся за окном погоду, существует зимний и летний варианты обмундирования. Приказ о переходе на другую форму одежды издается командиром части. Если он сказал, что настало лето, все надевают рубашки с короткими рукавами. И обсуждать здесь нечего.

И наоборот. Даже если на улице плюс двадцать, но у вас всё ещё зимняя форма одежды – надень шарф и шапку! Простудишься!

Жизнь на пороховой бочке

Мама будит меня. Уже в школу? За окном кромешная тьма. Я, как всегда, не выспался. На автомате я начинаю утренний ритуал. Мама останавливает меня. Берет сестру на руки, и мы выходим из дома. Зачем? Мама почти бежит, я с трудом успеваю за ней. Я не слышу звука шагов. Это сон или реальность? Бегу. Сколько времени прошло? Мы останавливаемся у развилки дорог. Начинает светлеть, но солнце еще за горизонтом. Зябкий утренний туман почти полностью скрывает деревья окружающего нас фруктового сада. Где мы? Впереди что-то темнеет: то ли трансформаторная будка, то ли часовенка на распутье. Вокруг ватная тишина.

Пару часов назад в танковой части, расположенной через дорогу от нашего дома, начался пожар. Огонь подходил к складу боеприпасов и была объявлена эвакуация. В вое пожарных машин, едком дыме горящего пластика и всполохах взрывов топливных баков горящих танков люди сражались с огнем и победили. Мой одноклассник, чей дом выходил прямо на ворота той части, потом хвастался, что у него в комнате обгорел угол ковра. Мы ему жутко завидовали.

Угрозы и вызовы

Подготовка к любому празднику в воинской части начиналась за день до него. На выходные все помещения опечатывали. Но перед этим проходили многочисленные обязательные проверки: наличия вооружения на складах, количества автоматов и патронов в оружейных комнатах, соблюдения правил пожарной безопасности. Обычная рутина производства, работающего в условиях повышенных рисков.

Но была угроза, которой уделяли особое внимание – угроза неконтролируемого распространения информации. Каждая печатная машинка или ризограф в СССР регистрировались в первом отделе[30 - Отдел, занимающийся вопросами безопасности предприятия, – по сути, низовое подразделение КГБ.].

Начальник этого отдела вместе с начальником секретной части несли личную ответственность за то, что эти приборы используются только по служебной необходимости. На праздники все печатное оборудование, так же, как и оружие, сдавалось под роспись на ответственное хранение. Типичная картина второй половины предпраздничного дня: у двери секретной части в очереди стоит десяток сотрудниц машбюро со своими печатными машинками и пачками копирки.

Государство изо всех сил стремилось сохранить контроль над средствами производства информации. И так было не только в армии. Евгений[31 - Приемный сын бабушки Шуры.], который пользовался печатной машинкой для своей научной работы, раз в пару месяцев вынужден был принимать сотрудника «компетентных органов», который проводил с ним беседы, интересовался тем, что печатается, рассматривал на просвет использованные ленты и листы копирки.

Cosa Nostra[32 - В переводе с сицилийского «наше дело».]

Снабжение военнослужащих Центральной группы войск было отменным. Им полагались неплохая зарплата, командировочные за каждый день службы, к тому же они получали продовольственный паек на себя и семью. Служба снабжения в рамках своих возможностей старалась разнообразить довольствие вверенных подразделений. Каждый декабрь, к примеру, отец приносил домой живого карпа, который плавал у нас в ванне.

Дальше было как в известном рассказе блокадной девочки, у которой перед днем рождения, по словам родителей, убежала кошка, зато на праздник были вкусные котлеты. Нас отвлекали чем-то интересным, а через час звали ужинать. Связь между ужином и плававшей в ванне рыбой для нас с сестрой не существовала.

Белоруссия, страна рек, озер и болот, полных рыбой, пробудила в отце инстинкт первобытного добытчика еды. Он преуспел в этом, все выходные тратил на рыбалку и обеспечил почти бесперебойную поставку карасей домой, превратив нашу кухню в бойню.

Притворявшиеся мертвыми рыбины начинали рваться из маминых рук, когда им вспарывали брюхо. Самые живучие уже без кишок продолжали подпрыгивать от боли на сковороде при соприкосновении с кипящим маслом.

Но рыбалка считалась полезным мужским хобби. И отец часто брал меня с собой, делился секретами, помогал делать первые шаги. Каждая пойманная мной рыба была для него праздником. Но для меня это был не приз, а бьющееся на крючке в конвульсиях живое существо. Так что рыбак из меня не получился.

P.S. Недавно я узнал, почему в Чехословакии зимой паек выдавали карпами. Они в этой стране – традиционная рождественская еда. Весь декабрь их продают прямо из бочек на городских улицах. Если надо, то понравившийся экземпляр могут порубить по просьбе покупателя.

Но последние лет пятнадцать у жителей Праги появился новый рождественский обычай. Горожане покупают карпов не на еду, а чтобы спасти их. 25 декабря утром всей семьей они идут к Влтаве и выпускают рыбину, ожидавшую смерти, в реку.

Умение помочь важнее умения убить.

Вся власть женсовету

Чем более закрыт общественный институт, тем более архаичным является его устройство. И жизнь военных, помешанных на секретности – отличная тому иллюстрация.

Гарнизон – это пара тысяч семей: пара тысяч мужчин и пара тысяч женщин. Но если каждому мужчине была гарантирована работа, то для женщин имелось буквально несколько десятков рабочих мест: школа, клуб, несколько магазинов, медсанчасть. Поэтому большинство из них работали женами своих мужей. Умные и образованные, выросшие в больших городах, они оказывались запертыми в декорациях девятнадцатого века.

Моя мама очень скучала по довоенной жизни. Когда мы шли куда-нибудь вместе, она часто рассказывала о своей работе мастером газовых сетей. Для того, чтобы успеть выполнить норму, важно было не только быть профессионалом, но и уметь быстро ходить. Это сокращало время на перемещение между точками обслуживания. Она учила меня этому искусству, и, хотя я был уже почти с нее ростом, поспевать за ней удавалось с трудом. Это был наш с ней секрет, и в эту игру нельзя было играть, если с нами был отец.

Единственной отдушиной для нерастраченной энергии и поддержания собственного самоуважения женщин был женсовет. Пока мужья наполнялись гордостью как единственные кормильцы семьи, сидели на совещаниях командного состава, готовились к прошедшей войне на полигонах и плодили бумаги в рамках подготовки к очередной проверке вышестоящим начальством, женсовет организовывал остальную жизнь гарнизона. Детские утренники и подарки именинникам, походы в музеи и поездки по соседним городам, курсы и кружки. Справедливое распределение поступающих дефицитных товаров. Женсовет вносил домашний уют в жизнь срочников и был голосом совести: вступался перед начальством за обиженных и помогал семьям, попавшим в сложное положение.