Я из Зоны. Колыбельная страха

– Он не со зла. Замри, Бара, – ответил я. И тут же резко направился к темному коридору. Чуть высунулся из-за угла, с упоением нажал на спусковой крючок. Стрелял короткими очередями. Эхо выстрелов побежало по туннелям.

– Ты чего, Кузьма?! Чего там?!

– Ничего. Думал, что просчитал гада, а он, видимо, спрятался. Трусливая гнида, – объяснил я свой поступок. – Ладно, хватит на сегодня. Остановимся на малом: не убило никого – и то хорошо.

– Нет, Кузьма. Я ж чего полез в коллектор. Ставру сообщить, – произнес Ренат. И показал два пальца.

3

Этот ужасный день закончился не менее ужасным вечером и перекинулся в беспокойную ночь. Больной метался в кровати, баюкая изувеченную кисть. На меня он, придя окончательно в себя, реагировал с лютой ненавистью и поначалу не давал обработать рану. Очень хотелось его успокоить в стиле Рената, но я проявил терпение. Пододвинул табурет, сел рядом и спокойно объяснил, зачем мы, изверги, отрезали ему пальцы. Пальцы на правой, рабочей руке.

После этого я отправился снимать стресс в нашу «качалку».

– Помоги, – просипел Ренат. Его красный лоб пересекала вздутая от напряжения вена.

Я слабо потянул гриф штанги вверх, приговаривая:

– Сам, сам тяни! Вот, молодец.

Гриф с металлическим лязгом опустился в пазы. Ренат выжал из легких воздух и тут же вскочил со скамьи, вращая руками.

– Все, твоя очередь.

– Пропущу, – сказал я.

Зал, в котором раньше стоял бильярдный стол, спаленный еще месяц назад, переоборудовали в тренажерный. Ренат просто ошалел от счастья, когда в подвале обнаружил сваленные в кучу самодельные «железяки»: штангу, переделанную из оси машины, облезлую гирю, раритетную гантель и залитые цементом банки из-под краски. Я не понимал его радости. Турник, брусья и дорожка под ногами – лично мне больше ничего и не нужно было. Но здесь, под руководством напарника я рьяно, если так можно было про меня выразиться, взялся за дело. Смешно. Дома я «железо» вообще не тягал.

– Давай, давай, не ленись, Кузьма, а то таким дрыщем и останешься!

Я посмотрел в окно – с целым, как это ни странно, стеклом. Суровый декабрь выдался в этом году. На улице, замотанные в брезент, лежали тела мертвых пацанов. Утро началось с серого рассвета и… хмурого Ставра. Было от чего хмуриться. Потерь мы не несли с осени. Даже самострелов раньше не было. Майор Ставр как мог бодрил солдатиков. Но, видимо, не помогло.

Местный командир, подполковник, занимающийся в части тыловым обеспечением (судя по холодным стенам наших жилищ, получалось у него не очень, но с боевым направлением он справлялся еще хуже), тоже старался поддерживать ребят.

Теперь этот суетливый, но в целом очень неплохой мужик стоял возле погибших, стянув с головы шапку. Не для него была работа в Зоне. Слишком он был мягкий. Не вредный, не подлый, а просто мягкий.

Я прислонился лбом к стеклу. Обжигающий кожу холод растекался по голове, в затылке начала пульсировать боль. После коллектора голова непрерывно болела и кружилась до самого утра. Этот «бум», который нехило тряханул наш отрядец, вывел меня из равновесия. К Зоне я уже привык, мне уже не мерещилось, что за каждым валуном – аномалия, а за каждым кустом – кабан. С другой стороны, я понял, насколько верным было решение тренировать нас в самой Зоне. Теперь я, анализируя каждый свой шаг, а иногда полагаясь на инстинкт и опыт, точно знал, за каким валуном аномалия, а в каких кустах – кабан. И чем больше узнавал Зону, ее коренных обитателей – сталкеров и мутантов, тем больше понимал, как же я мало понимаю.

– Костыль! Чё ты прилип к окну, как муха к повидлу?

– Слышь, Баранов, а как пишется «не» с глаголами? Слитно или раздельно?

– Чего?

Я оторвался от оконного стекла.

– Ничё. Тебе какой тесак? – Я взял с подоконника два ножа и повертел ими в воздухе, разминая кисти.

– Опять ты за свое. Играешься с булавками этими. Лучше бы штангу толкал. Знаешь, что говорит Ставр? Если спец вступил в рукопашный бой, то он потерял автомат, пистолет, гранату и сигнальную ракету, а если он все это потерял, то он не спец. Понял?

Ренат начал двигаться по комнате – тут останавливаться не желательно было, холод сразу впивался в тело.

– Бара, я ж тогда случайно чиркнул тебя! Давай, завали дрыща!

– А ты лезвия затупил?

– Да. Об твою голову, пока ты спал.

– Псих ты, Кузьма, полный. Таких сразу видно, по повадкам. Тебя же почти не били, когда ты «духом» летал, и, поверь, не по просьбе начальника твоего. Ты ж из тех странных, которые могут заточить ложку и пырнуть обидчика в живот, – высказался Баранов. Нож он так и не взял, демонстративно схватившись за гирю.

– Да ладно, Ренат, прекращай. Меня отец учил: относись к людям так, как они относятся к тебе. Поверь, это работает.

Я бросил более острый нож на место, а сам направился к стене, где были мной же намалеваны масляной краской жирные красные линии, перечеркивающие нарисованный человеческий силуэт. Художник из меня – от слова худо, но я попытался как можно точнее изобразить фризовца. В полный рост. Сегодня мне не хотелось работать на полную скорость или пытаться вбить в мышечную память новые приемы. Делал все как обычно, как учил урка Чес: по диагонали, по сосудам – чик-чик; правосторонняя, левосторонняя стойка – чик-чик.

Я отработал минут двадцать под шумное сопение Рената. В результате нож жалобно скрипнул и сломался у основания. Лезвие отлетело в сторону Баранова, и тот испуганно дернулся, чуть не выронив гирю.

– Кузьма!

– Да закончил я, закончил. Слышь, Бара, дело есть к тебе. Правда, рискованное.

– Рискованное? Завалить кого надо, или на кровохлеба пойдем охотиться? – пыхтя, ответил Ренат.

«Осмелел он, – подумал я. – На Фабрике убить человека оказалось для него сложной задачей. Теперь вот расстреливает трупоходов, бегает по крыше за мутантом. Счастливый человек. Все у него просто и понятно. Начальство отдало приказ – и он его выполняет».

– Нет. Меня Ставр на одиннадцать к себе вызвал. Вариантов не так много…

– Ну да, пошлет тебя сопровождать груз «двести». – С каждым произнесенным словом изо рта Рената появлялось облачко пара.

– Если так, Бара, тогда я сверну на южном блокпосте и пойду искать сталкера. Приведу сюда, а твоя задача – пропустить нас в коллектор.

– Ты чего, Кузьма? Ставр же запретил приводить сюда эту шваль подзаборную!

– Ты мне должен, Ренат. Помнишь, как я очень вовремя завалил фризовца, который собирался тебе спину изрешетить, и не помогли бы тебе ни бронежилет, ни гора мышц, – спокойным голосом сказал я. Приблизился к напарнику. Он засуетился, попытался отступить, но помешала скамейка.

– Ты сначала меня бросил за забором! И если Ставр запрещает, то в этом есть какой-то смысл. Или ты умнее майора?

– Ренат, на днях Ставр снова пошлет нас в коллектор. Ты сколько кровохлебов убил за это время? – Я же сам ответил на вопрос, показав пальцами «ноль». – Пацаны так и будут гибнуть. Понятно, что завалим мы эту тварь, но сколько еще до этого «двухсотых» передадим на Большую землю? Или ты боишься, что майор узнает? – Я приблизился к нему вплотную.

– В отличие от тебя, я не псих и приказы командира уважаю. – Ренат замолчал, вздохнул, потом сказал: – Проведу. И сам с вами спущусь в коллектор – за кровохлебом.

Я не стал его разочаровывать раньше времени. «Кровохлеб. Если бы так все просто было, не искал бы я помощи на стороне».

До одиннадцати я успел натереться снегом, натянуть форму и даже выпить сладкого чая, который скорее тянул на звание чифиря.

Тело горело, как после бани. Появилась уверенность в собственных силах. В таком вот бодром настрое я добрался до штаба. Кивнул на входе солдатику, который вскочил, отдавая мне честь. Постучал в дверь кабинета майора. Вошел. Сразу в нос ударил запах никотина.

– За вашим приказом, – коротко сказал я.

Ставр за ночь словно посерел.