Не совладавши с тем, что рядом,
С тем, что так близко от нее
Любви дурмана острие.
С тем, что нещадно, непокорно
Лишает разума упорно.
– Я легкомысленною показаться
Боюсь, должна тебе признаться.
Знай, дома этого порог
Переступить никто не мог.
В свой мир я прежде не впускала
Сторонних, чуждых мне мужчин.
Из всех, что в жизни я встречала,
Стал люб и дорог ты один.
Душа и тело девственны мои,
Я их хранила для любви.
Не растерявши понапрасну
Смогла сберечь тепло и ласку…
– Взгляни в глаза мои, прошу.
Всю твою ценность, чистоту,
И эту плоть, и красоту
Терпением я заслужу.
Хочу, чтоб на тебе фата
Венцом невинности лежала.
Чтоб страсти тленной суета
Тому никак не помешала.
Желаю я владеть тобой
Не как знакомой, как женой.
И тела твоего касаться
До той поры хочу бояться.
– Но обнимать тебя мне можно? –
Улыбчиво произнесла Адель.
– И даже целовать. Но осторожно,
Как будто я – твоя свирель.
Чтоб твои губы понимали:
Нежнее нужно быть со мной.
Глаза твои при этом вопрошали:
«Будь милостив ко мне, о мой,
Оплот морали и герой!»
– Ну все, ну хватит, Радамель! –
Она, смеясь, к нему прижалась.
– Люблю тебя за это неужель…
С тобой всегда я улыбалась.
– Самоирония не повод
Оставить без присмотра голод.
А посему пойдем отсюда
Вкушать твоих стараний блюда.
Был сытным и уютным вечер,
Признавшихся в любви друг к другу.
Усилился московский ветер,
Сменив метель на злую вьюгу.