Алчность

– Энто с лебедем?

– С каким лебедем? Вот этого дома, – раздраженно сказал Одинцов.

– Знамо знаем! Энто дом дохтора Хмурова.

–Красивый!– подумал Лев Петрович и задумался о своем. Как знать, как бы эта история сложилась бы далее и какие бы судьбы сложились у наших героев, если бы Одинцов увидал лебедя на фронтоне здания, а извозчик не перепутал название домов, стоящих рядом дом доктора Хмурова и дом Ипатова?

Но он перепутал. Поэтому господин с ведром вошел в парадный, а господин в костюме могильщика поехал дальше. Каждый двинулся своей дорогой, но цель этих дорог была одна – сокровища Игната Ипатова.

11

Натан Юровский перебирал в руках 20 роскошных алмазов. Перебирал и думал, что же это за человек Бруслов? Откуда у него такие камни? В наше время добыча алмазов организована артельная и единоличники–старатели были вне закона и если и случались находки, то крайне редко и не такого качества. Тут были камни все как на подбор, поэтому воровство с приисков исключалось.

Гешефт был потрясающий! Навар 30%. Сбывал он камни быстро и надежным людям. Многие банкиры – особенно евреи – часто обращались к Натану, встречаясь в синагоге, с просьбой вложить спрятанную прибыль в камушки по сходной цене. Банкир вкладывал деньги в алмаз, получал камень и мог продать его по рыночной цене как фамильную драгоценность, доставшуюся от бабушек–прабабушек. Главное он получал в узаконенный оборот деньги, полученные от незаконной торговли. Провернув такую сделку, Натан заработал в три дня 240 000 рублей. Бруслов тоже был доволен! Он получил за 20 камней – 3 миллиона рублей. Натан слышал, что он сразу купил дом в четыре этажа. Выписал себе повара из Италии, заказал мебель. В целом вел его клиент себя спокойно, не таясь, и тратил, тратил, тратил. На человека недалекого, который будет кутить на все – он был не похож. Но сдержанности человека торгового в нем тоже не было – те знают цену заработанным деньгам и так не швыряются ими. У Натана жена Рива родила девочку – счастье назвали Софьей. Узнав это Бруслов вынул очень красивый рубин и подарил Натану, на приданное дочери. Это был щедрый дар! Такой рубин мог составить все приданное невесте москвичке из дворян. В 120 000рублей оценил его Натан.

Все вышесказанное явственно говорило о том, что камни появились у Бруслова не давно, что их много и то, что появляются у него регулярно. В камнях Бруслов не разбирался. Выводов было два:

1- 

Он нашел клад

.

2- 

Имеет какое–то отношение к археологии и историческим обществам. Оттуда подворовывает камни.

Был на памяти Натана случай года три назад. Повадился один студент камни носить, да все бриллианты. Сразу один, потом 6, потом 10 принес. Натан отказался работать с ним и не прогадал. Студент этот служил помощником у реставратора и на фамильном ожерелье княгини Саблиной вынимал бриллианты, а вставлял стекляшки, и так бы никто не узнал бы – но княгиня уронила ожерелье и обнаружила, что 5 бриллиантов разбились. Был громкий скандал! В итоге каторга для студента и каторга для скупщика, которого этот студент выдал полиции.

Но там были камушки, граненые. Цивилизованные, а у Бруслова были камни первозданные. Не крадет же он их с корон королей раннего средневековья? Тогда выходит клад. Он посмотрел опять на алмазы. А зачем ему знать, откуда берутся эти сокровища? Главное что при этом его личное маленькое участие обеспечивает ему достойный процент. Его папа говорил, что еврею нельзя довольствоваться низким процентом прибыли. Еврей должен продавать дорого и не составлять конкуренцию торговцам не евреям, которые торгуют дешево. Так как если еврей начнет забирать покупателя дешевизной продаж, то не еврей перестанет зарабатывать, начнет пить и искать виноватых. И виноваты будут евреи. Поэтому правоверный иудей должен торговать дорого и давать населению вокруг тоже иметь копеечку. Все знают – у еврея товар дороже, но богатый клиент идет к еврею – потому что у него товар есть всегда, он высокого качества, большой ассортимент, приятное обращение, чистота, подарки и доставка до дома бесплатно. И самое главное, почему покупают у еврея – потому что это дорого, это статусно! Если Вы покупаете у Гольберта – значить у вас есть средства, Ваши дела идут прекрасно, с вами можно иметь дело! Вот как важно продавать дорого! Люди хотят платить дороже и больше – и евреям выпала эта миссия от предков, а тем от пророка Моисея, и не нам с тобой нарушать этот порядок. Так говорил папа Натана.

В это время дверь отворилась, вошел Бруслов. Он сиял! От него пахло чем–то необычайно модным и приятным. Натан внюхался и понял, так пахнет богатство.

– Господин Бруслов, шолом Вам! Вы прекрасно выглядите! Вы по делу или…?

– По делу Натан, – тут же вставил Бруслов. Они спустились вниз.

– Мне нужно обернуть в деньги вот это, – сказал он и высыпал на стол несколько черных жемчужин. Величиной они были с виноградинки. Чистейший, прекрасный перламутр. Редко жемчуг остается нетронутый временем. Но этот был настолько свеж, что создавалось впечатление, будто его только выловили, хотя это только впечатление, глаз Натана сразу уловил признаки старого изделия. Он посмотрел жемчужины и сказал:

– Это не из украшений, это из драгоценной мозаики. А где вся мозаика? – спросил Натан.

Бруслов удивился: – Какая мозаика? Они так были.

– Нет, нет. Право из мозаики, вот следы от креплений, – сказал скупщик и указал на еле заметные серые метки. Бруслов пожал плечами: – Сколько встанет?

– Это нисколько. Жемчуг быстро портится. 200–300 лет и все. Тут нужно продавать само изделие, в котором они стояли. Вот оно будет, судя по размерам этих жемчужин, весьма дорогим.

Бруслов положил их в коробочку и засунул в карман.

– А вот это? – сказал он и положил брошь в виде полумесяца с леопардом из золота, топазов, рыжих алмазов. Брошь была замечательной. Натан долго всматривался в изгибы камней, в световое преломление и сказал без интереса:

– Эта брошь стоит не более 50 000руб.

– Идет, – ответил Бруслов. Этот парень принимает решение так быстро и необдуманно, что возникает ощущение или он дурак или несказанно богат, – подумал Натан, вынимая пачки ассигнаций. Бруслов сказал:

– Меня не будет недели 2–3, решил поехать в...., тут он осекся, по делам. Приеду, готовься еще к 20 камням.

– Вы Никита Селиванович, как хозяин медной горы, – улыбнулся скупщик. – Будьте покойны, все будет готово. Бруслов вышел. Натан взял брошь. Удивительная вещь! Царская! Тончайшей работы восточных мастеров. – Даже не торговался, – хмыкнул Натан. Он вышел на улицу, перешел через дорогу. Зашел к арабу Сулейману, купцу свечами и керосином.

– Сулейман, хочу сделать тебе маленький подарок, – начал Натан, поздоровавшись, – Смотри, – сказал он и положил брошь на край стола. Сулейман взял брошь в руки и повернул ее к огню. Глаза его заблестели.

– Сколько ты хочешь за эту брошь? – спросил араб.

– 150 000рублей, – ответил Натан.

– Это дорого,– отрезал араб.

– Ну, это ничего. То, что дорого одному, по карману другому. Тогда предложу Мурзе, – сказал Натан и взял брошь. В его руку вцепился араб:

– Кто купит, Мурза? Да он нищий. Не каждый день барашка кушает. Ладно, давай 100 000руб.

– Вот приятно иметь дело с арабами, торгуются, уступают, наседают. Искусство! Натан сделал паузу, улыбнулся, поглядел на Сулеймана: – Как тебе не совестно? Мы соседи, с детства и ты хочешь меня обмануть. Сулейман брошь только для тебя 150 000рублей, если нет, завтра эта брошь будет на тюрбане любимого сына Мурзы, и никто не сможет укорить меня в том, что я не хотел чтобы ты слыл самым богатым и успешным арабом в нашем квартале.

– 125 000 рублей, – сказал Сулейман – и цистерна керосина. Натан задумался – цистерну керосина если продать всю оптом, то это станет 10–12000рублей. А если продать ее по лавкам Московского раввината, то выйдет 20–30 000рублей. А если дать помощнику раввина Исааку 5000рублей, то можно получить все 50 000. Итого 125 000+50 000= 175 000рублей.

– Мороки много с керосином твоим. Я в нем ничего не понимаю. Давай так, ты мне разливаешь цистерну в бутылки по 5 литров в свою тару. И тогда по рукам.

– Идет, – радостно сказал Сулейман.

– Ох, и хитрый ты Сулейман! Не зря араб. Не могу я с вами торговаться. Вы созданы для торговли.

– А Вы? – спросил Сулейман.

– Мы, евреи, для маленького семейного дела. Мой отец мне говорил …. никогда не пытайся торговаться с мусульманами, они умные и хитрые. Так и вышло! Забирай брошь Сулейман.

Натан пересчитал деньги. Керосин равными долями договорились поставить в течение 10 дней. Натан вернулся к себе, налил воды, посмотрел в окно, как по улице гулял старший сын Сулеймана, и на его тюрбане сияла брошь. И весь квартал видел кто самый богатый торговец. Но квартал не ведал, что действительно самый богатый торговец пил воду и смотрел в окно, как по улице гулял сын Сулеймана.

12

Через два дня Лев Петрович ждал комиссию из министерства. Сама комиссия была делом нервным и ответственным, а тут сам 1–й заместитель министра генерал–майор Рванцев должен был быть. Поэтому Одинцов несколько дней был занят подготовкой отчетности к предстоящей проверке. Приезд Рванцева не значил ничего доброго ни для ведомства, ни для самого Одинцова. Генерал–майор был известен как предтеча перемен в кадровом составе. Где бы он ни появлялся до этого, проверка происходила со скандалом и выводами в отставку многих достойных и весьма компетентных людей.

–Теперь и я, – думал Одинцов – тут много составляющих, и возраст подошел, и пора пришла менять стиль и скорость работы ведомства, но для этого есть приватный разговор двух чиновников и с почестями так сказать на покой. А тут проверка. Лев Петрович готовился к худшему. Хотя все дела приводились в должный порядок. Вечером накануне приезда комиссии, Одинцов выпил 150 грамм водки и закусил капустным пирогом. Решил, – а, будь что будет. Он подошел к шкафу с книгами и просунул руку за них. Вынул оттуда старую картину, которую нашел в склепе Ипатова. Несколько дней, после этой находки он всматривался в то, что можно было разглядеть. Итак, на картине был изображен мужчина, в монашеской одежде, сидящий на лавке. Монах был без головы. Сама голова лежала рядом на скамье. Чуть дальше лежала рукопись в виде развернутого свитка с какими–то надписями, но разобрать их было нельзя. Белые стены, горящий факел, на подставке в углу нарисован глобус. Вот собственно и все, что давало рассмотрение картины. Почистить бы ее не мешало, – подумал он.

Утром Одинцов, одетый в форменный мундир генерала Егерского корпуса, встречал на перроне генерал–майора Рванцева. Вагон остановился. Вышли два адъютанта. Один представился, согласно ранжиру. Через пять минут, медленно ступая, вышел сам Рванцев. Это был молодой, представительный мужчина. О таких говорят, белая кость. Явно чей-то протеже, о котором нельзя было сказать, что – денег, славы и чинов – спокойно в очередь добился…Отнюдь! В случае с этим человеком к нему пришло все и сразу. Баловень судьбы 33 лет в генерал–майорском чине. Надевая перчатку, он принял рапорт старого генерала, больше обращая внимание на щебетанье недалеко стоящих молодых кокоток, чем на самого рапортующего. Когда Одинцов закончил, Рванцев надменно оглядел его с головы до пят и сказал:

– Голубчик, что на Вас за мундир? Такой уж не носит никто. Вы бы хоть ранговую дисциплину соблюдали. А то, так глядя на Вас, не поймешь с какого Вы ведомства! Само обращение – голубчик – резануло слух генерала Одинцова, такую фамильярность он еще не встречал. Он замешкал на мгновение.

– Виноват Ваше Превосходительство, – сказал Одинцов.