Разведёнка

– Ты эту шмару запомнил, из-за которой мы вчера в «Молодёжном» звездюлей получили? – спрашивал Гоша.

– Ну да, Ленка Берёзкина, из восьмого дома, мы с ней в одном классе учились.

Гоше было сорок три, Генке двадцать пять, но они были не разлей вода, учитель и ученик, их часто видели в кафешках и на дискотеках. Морщинистое, узкое лицо Гоши всегда лучилось добротой, как, в общем, и круглое, по-детски наивное лицо Генки. Гоша мечтал снять у себя дома самую крутую порнуху со своим участием, Генка тоже хотел участвовать. Они ходили каждую субботу на дискотеку в «Молодёжный», приглашали на кастинг всех мало-мальски красивых девчонок, но, кроме звездюлей, пока ничего не могли снять.

В углу скромно сидела Тоня, курьер, страшненькая угловатая женщина с серым лицом и острым маленьким носиком. Она ходила вечно сгорбленная, когда разговаривала с кем-нибудь, то смотрела в пол. На канале её замечали, только когда надо было что-то отправить или отнести по адресу, а так она могла весь день незаметно просидеть в уголке.

Два щуплых сисадмина Лёлик и Болик, чем-то друг на друга похожие, хотя один был блондин, а второй рыжий, разговаривали на непонятном языке в другом углу, иногда переходя на шёпот.

И, наконец, местная знаменитость, светский, так сказать, лев, в которого были влюблены все женщины города от сорока или даже от сорока пяти лет. Диктор местного телевидения, единственный, кто остался на канале после того, как разогнали женский коллектив подружек, – Лев Давыдович Пудин. Пятидесятипятилетний, высокий, седовласый, представительный с красивым, глубоким голосом, Лев Давыдович всегда носил костюмы и рубашки, вместо галстука на шею повязывал шёлковый платок. Ещё у него была шляпа и трость с набалдашником в виде пуделя. Говорят, в молодости он покорил много женских сердец, был женат третий раз, даже распускал сам про себя слухи, что жеребец он ещё тот, но… злые женские языки в кулуарах поговаривали… что не тот уже Лев, не тот…

Сначала Васисуарий даже подумал, что Лев «их» человек, но после намёков понял, что нет, совсем «не их», но на канале его оставил как человека из богемы.

Сейчас Лев Давыдович прямо сидел на отодвинутом от стола стуле, положив руки на голову пуделя, шляпа лежала на столе.

Все поздоровались с директором и секретарём.

– Ну-с, молодой человек, зачем вы нас собрали в столь ранний час? – спросил Лев Давыдович после «здрасьте».

– У меня для вас пренеприятнейшая новость, – сказал Васисуарий Аполлонович.

– Знаем, к нам едет ревизор, – прервал его Лев Давыдович.

– Попрошу не прерывать, – взвизгнул директор, – моду взяли, совсем распоясались.

Все изумлённо замолчали.

– Хотят закрыть канал, у нас срок месяц что-нибудь придумать, что выстрелит. Давайте думать сейчас, мне к вечеру нужна концепция, с которой я выйду на владельца канала, или, может, сейчас все напишем заявления? Что замолчали? Я жду. Ираида Варфоломеевна, вы, кажется, креативный директор?

– А давайте свой «Дом-2» снимем, наберём молодёжь, снимем домик на озере, будем их снимать круглосуточно…

– Ага, на две штатные камеры, – подал голос Гоша, – круглосуточно – как это у вас, интересно, получится?

– И мы потом десять лет будем кормить малолетних дармоедов, – возопил Васисуарий, – нет уж, бюджет у нас небольшой, могу подтянуть в качестве рекламы местные кафешки, магазины, тысяч сто, ну, может, двести.

– А давайте устроим рэп-фест или стэнд ап-фест, соберём рэперов или комиков по району, снимем, лучших растянем на три-четыре тура, или танцы, батл, – сказал Лёлик или Болик, их тут все путали.

При слове «стэнд ап» Васисуарий поморщился, не любил он Руслана Белого, ярого гомофоба, человека, на всю страну призвавшего открыться ЛГБТ-активистам, выйти из подполья, показать, так сказать, лицо, да и среди рэперов заднеприводных не особо, хотя не понаслышке зная, как входят в шоу-бизнес, его всегда это удивляло.

– Нет, не пойдёт, муторно, с полицией согласовывать надо.

– А если шоу типа «холостяк»? Я бы снялся, наберём нимфеток, штук двадцать, пусть бьются за сердце мужчины, готовят, убирают, ублажают, – подал голос Лев Давыдович.

– Ну, во-первых, вы женаты, Лев Давыдович, а, во-вторых, выдержите ли вы двадцать нимфеток? – парировала Ираида.

– А мы бы в постельных сценах помогли, – заржал Гоша. – Правда, Ген?

– А то, – поддержал учителя ученик, – к тому же мы не женаты.

Лев Давыдович посмотрел на них, как его полный тёзка на врагов революции.

– Вам, молодые люди, да простят меня сидящие здесь дамы, даже портовые шлюхи не дадут с вашими, извините за выражение, рожами.

– Что, слышь, ты, попугай, это тебе не дадут… – подскочил к нему Гоша.

– А если не холостяк, а холостячка? – тихо сказала сидящая в углу Тоня, глядя в пол.

Казалось, что на фоне разгорающегося скандала никто её не услышал, но Васисуарий услышал:

– Что? Холостячка? Молодец, девочка, премию тебе, тысяча рублей! Нет, пятьсот, а, да ладно, семьсот, не обеднеем. Только холостячка как-то не комильфо, ну да ладно, Ираида, слышала?

– Да, Васисуарий Аполлонович, слышала.

– Так, будет одна девушка, нет, это плагиат, пусть будет разведённая или даже лучше вдова. Хотя, нет, подумают, что чёрная вдова, пусть разведённая, мужичков её возраста человек пять, ну, чуть постарше, каждый со своими достоинствами, неженатый или разведённый. Записывай, Серж, – Васисуария несло. – Так, если разведена, то уже не холостячка, а разведёнка, отличное название. Так, все слушаем и начинаем работать. Объявление на кастинг. Нужна разведённая женщина, лучше без детей, и пятеро мужчин примерно того же возраста. С армянами насчёт кафешки и кормёжки договоримся, может, насчёт шопинга в магазине жены мэра, романтическое свидание у неё дома. Отметь, чтобы не в бараке жила и не в коммуналке, а то с камерами не поместимся; так, мужиков давайте четверых, а то в бюджет не уложимся, платим за съёмку сто рублей в час. Ираида, с тебя сценарий к вечеру. Серж, договорись с мэром о встрече, узнай, где он обедает сегодня. Поеду выбивать деньги. Всё, работаем.

Все разошлись по рабочим местам. Васисуарий зашёл к себе в кабинет, открыл сейф, достал две бумажки по пятьсот рублей, руки дрожали, не просить же сдачи, он положил одну купюру в конверт, вторую сунул в карман. Конверт отдал Тоне, так и сидевшей в углу.

В обед он уже сидел в «Сливе», попивал сок из трубочки, мэр приехал ровно в час дня, сел за отдельный столик. Как только мэр сделал заказ и начал есть, Васисуарий поднялся и пошёл к его столику, очень удобный момент, уже не убежит:

– Ба, Александр Ефимович, какая встреча! – воскликнул он, разводя руками.

– Добрый день, Васьси-си-суарий, кажется, Аполлонович, извините, трудно выговорить ваше имя, – по лицу мэра было видно, что он не особо рад встрече.

– Ничего страшного, как говорится, называйте, как хотите, только в печь не суйте, ха-ха.

– Ну и юморок у вас, – сказал мэр, пряча руки под стол.

– Разрешите?

– Присаживайтесь, – по лицу мэра видно, что он хотел сказать, во всяком случае, подумал совсем другое.

– Александр Ефимович, мы решили поменять формат нашего канала.

– Интересно, надеюсь, не начнёте страдать ерундой и искать коррупцию, где её нет, – натянуто улыбнулся мэр, семье которого принадлежали контрольные пакеты акций всех предприятий города.

– Ну что вы, наоборот, хотим шоу снять, так сказать, в тему о браке, семье, рождаемости.

– Это хорошо, рождаемость упала в районе.

– Будет шоу и ток-шоу с дебатами, – идея с токшоу только что пришла в голову.

– Что от нас надо?

– У вашей жены сеть магазинов электроники, ну, подарок небольшой молодожёнам, они прорекламируют магазин, с Арменом поговорите, чтобы в своём кафе романтическое свидание сделал участникам. Денег, если можно, тысяч триста, рекламой отработаем. Конечно, вашу фамилию в титрах, на благое дело же, зал в ДК для съёмки ток-шоу и ещё тысяч пятьдесят на декорации.

– Ладно-ладно, предоставьте смету, посмотрю.

– Завтра же пришлю курьера, на ток-шоу можем повесить рекламу швейной фабрики, фабрики ДСП, тысяч за пятьдесят всего, с каждого, копейки.