Топор, парашют и летучие мыши

– Уважаемая, – не сдержался Матвей, судорожно отряхивая брюки от потёков напитка, – во-первых, наш разговор записывается, а во-вторых, я не давал согласия вашему учреждению на пользование моими персональными данными…

– Пи-Пи-Пи – донеслось в ответ.

Бросив прощальный взгляд на одинокую розетку с ореховой пастой, Матвей в расстроенных чувствах сменил модные, бесповоротно испорченные брюки на старые джинсы и, сгоряча хлопнув дверью, спешно зашагал в сторону метро. На всём пути он в сердцах поминал великого Стива Джобса, вовсе непричастного к утренним злоключениям, и его надкусанное детище.

И только мысль о новой работе не давала бурчащему от голода желудку взять верх над рассудком.

На ресепшене миловидная девушка выдала новому служащему бэйджик, вызвала ассистентку, и в сопровождении длинноногой прелестницы лифт поднял обоих молодых людей на верхний этаж.

В предвкушении встречи с новым коллективом сердце бешенно колотилось, вдоль коридора за прозрачными перегородками кипела офисная жизнь. Посреди светлого зала, заполненного, бесчисленными компьютерами, оргтехникой, беспрерывными звонками, светящимися табло с котировками валют и акций маркет-мейкеров сновали «белые воротнички», что-то передавали друг другу, шептали, вскидывая головы на табло, и после, впиваясь взглядами в экраны компьютеров, суетливо пробегались пальцами по клавишам.

В голове Матвей уже прокручивал будущие сделки, смело примеривая на себя лавры успешного трейдера и брокера.

Ассистентка распахнула дверь и…. Матвею подумалось, что это ошибка либо чья-то неуместная шутка. Посреди крохотной комнатёнки три на два, без окон, стоял офисный стол с допотопным компьютером, перед экраном лежала кипа листочков, как после оказалось, испещрённых бесконечным списком фамилий и телефонных номеров.

– Ваше рабочее место, Матвей Игоревич, – торопясь проговорила девушка. – Инструкция на экране, телефон справа от монитора, – и, не прощаясь, зацокала каблучками, удаляясь по этажу.

Матвей впился глазами в экран. Ещё через десяток минут будущий гений биржевых операций, конвульсивно нажимал на кнопки телефона, будто стремился продавить корпус насквозь.

На другом конце телефонной линии зазвучала бравурная мелодия и грянула песня: « И вновь продолжается бой…»

– Добрый день! Анна Сергеевна? Хотите зарабатывать больше? У нас для вас уникальное предложение…

май 2020 г.

Шёпот разума

Очерк

Пролог

– Деда, а деда! А деревья разговаривать умеют?

– Сам-то, как разумеешь?

Колька задумался и повёл глазами по сторонам.

– Не знаю, деда. Иной раз прислушаюсь – листочки шелестят, так кажется, шепчут что-то.

– Шепчут, говоришь? – дед приложил ладонь к уху.

– Ну да! Разве не слышишь! – торопливо произнёс внук.

– Спору нет, прав, Кольша, прав!

– Вот здоровско! – воскликнул Колька и добавил, нажимая на последнее слово. – Значица, лес говорит с нами?

– Эт-ты верно подметил. Не только шепчет, бывает и в полный голос глаголет, – дед с одобрением положил сухую ладонь на плечо внука.

– А при сильном ветре деревья шумят, будто стонут или гневаются, – вставил неугомонный Колька бабушкино словцо и впился пытливым взглядом в собеседника. – Ты же, деда, знаешь, о чём лес говорит?!

– Я-то? – вновь переспросил старик и надолго замолчал…

– Ну, ты чего? – затормошил деда внук.

– Иногда разумею, – дед очнулся от грёз. – Не всяк слышит тот стон иль голос трубный, а уж шёпот и подавно…

– Но мы же с тобой всё слышим? Правда, деда?

Стариковские морщины на лице дрогнули под натиском василькового взгляда мальчонки.

– Ежели, Кольша, душа состраданием и любовью полнится, то глас лесной до сердца доходит.

– Ох, деда, и умеешь ты мудрёно сказывать!

Старик довольно хмыкнул, улыбнулся и приобнял внука.

***

Бывает же так, прилипнет к языку очередная крылатая фраза и никак от неё не избавиться. «Главное, чтобы костюмчик сидел», – в «тридесятый» раз, под стать настроению, вполголоса напеваю под нос популярные строчки из бессмертных «Чародеев», не забывая вскользь окидывать себя оценивающим взглядом. Выбеленный временем походный рюкзачок, небрежно закинутый на плечо, непромокаемая альпийская куртка, приобретённая пару-тройку лет назад для покорения четырёх-тысячников, достаточно невесомая, с едва заметными глубокими карманами. Полинялые джинсы из вечной ткани, той самой, которая, изрядно преломляясь на коленях, ещё держит некогда элегантную форму, не давая превратиться в бесформенную мешковину. На ногах – любимые треккинговые кроссовки. Надёжно и мягко обхватывают лодыжки, временами вызывая недовольство беспокойными шнурками, норовящими развязаться в самый неподходящий момент…

Все достоинства и недостатки моего облачения, видимо, себя ещё проявят, но сейчас комфортная экипировка вызывает нескрываемое наслаждение, побуждая размеренно вышагивать в сторону леса. Вопреки внутреннему напряжению и нарастающему азарту стараюсь ступать твёрдо и сдержанно. «Лес суеты не любит», – настойчиво шепчет внутренний голос, а пытливо-настороженные взоры редких встречных, брошенные мимоходом, лишь добавляют ощущения степенности. И это чувство крепнет от шага к шагу.

Временами перекидываю в руках пустую плетёную корзину из сухих очищенных ивовых прутьев. О грибном лукошке я мечтал все последние годы. С корзиной в лес ходил и мой дед, мой отец. По малолетству мы, мальчишки, напыщенно задирали носы и, раскинув плечи, горделиво не выпускали из рук корзины с лесными дарами. Несколько повзрослев, многие из нас стали стесняться грибного лукошка, которое казалось нам пережитком прошлого. Наверное, надо достаточно повзрослеть, чтобы вновь оценить всю прелесть и обаяние незаменимой и вечной народной плетёнки.

За прошедшие годы вокруг мало что изменилось. Позади осталась разбитая, в ухабах, сельская улица с вереницей бревенчатых домишек и покорёженным временем ржавым остановочным навесом. Неказистый маршрутный ПАЗик, высадив меня, единственного пассажира, на конечной остановке, газанул, лихо заложил крутой вираж и, обдав облаком пыли, рванул в центр за нетерпеливо ожидающими сельчанами, спешащими в этот воскресный день попасть в город за покупками. «Кто за чем», – будто летя вдогонку торопливой маршрутке, мелькнула в голове беглая мыслишка.

Приближаясь к опушке, я искренне недоумевал, как можно отказаться от звенящего в своей хрупкой прозрачности сентябрьского воздуха и полыхающего рыжьём и багрянцем проступившего за полем подлеска ради шума и суетливой толкотни по городским улицам. Нет, не перевелись ещё эмоциональные и устремлённые мечтатели! А, впрочем, каждому ли нужна она, эта неземная красота, вызывающая приподнятые чувства? Пусть даже где-то на глубоко сакральном уровне сознания. Замечаем ли в суматохе деревенских забот внешнее обаяние окружающего мира? Выгоняя скотину за околицу ранним утром, попутно рассыпая зерно в шумливом птичнике, в спешке срывая влажные от росы охапки клевера и муравы для пары-тройки обманчиво-флегматичных кроликов, стоящих столбиками в ожидании угощения, беззаботных в своём любвеобильном существовании… Сад, огород, крыша, забор… И в результате – падаем без сил после бесконечных хлопот трудового дня. Как ни крути, деревенская жизнь в своём обыденном прагматизме даст фору «возвышенному» городскому бытию.

Ничто не остаётся в стороне от острого, пронзительного взгляда многоопытного памятливого сельчанина. Увиденное единожды, запоминается им на всю жизнь, причём с неизменной поправкой для разлюбезного слушателя, что происходило недалече как вчера. Вчера и таймень на плёсе блесну хватал, словно оглашённый, вчерась груздей ломали до устали всем селом в ближайшем бору, надысь и покосы гуще стояли, а родная Бурёнка, ну видит Бог, чистой сметаной доилась… Возможно отсюда и берут своё начало извечные байки и россказни, со временем трансформируясь в народные былины и сказания. Но ежели у рачительного хозяина вдруг покосился забор, прохудилась крыша, пошла трещинами банная печь, а заржавелая петля в притворе завещала долго жить – не обессудьте, люди добрые! Любование и восторг восходами да закатами, наслаждение ароматами полевых трав и воздыхания на тему «эх, и широка ты, моя русь-матушка» уходят не только на второй, но и далеко не на третий план. Вот тут как раз вовремя и пылит к остановке вездесущий ПАЗик, забирая неусидчивых матрон с не менее ретивыми супружниками и увозя их в «каменные джунгли», кричащие и завлекающие соблазном мирского, пусть даже столь необходимого, но отнюдь не духовного.

Какова сегодня моя роль и место в этом мелькающем калейдоскопе материи и духа? Образец чувственности? Ценитель духовности? Ну, да! Кто бы мог подумать! Всё-таки приоткрою и свой секрет. Лавры бывалого путешественника и лесовика – где-то там, за призрачными далями. И забытая в гараже всего на один день моя видавшая виды тойота – ещё одно тому подтверждение.

Да, минуло время, когда можно было неделями и месяцами, подобно Константину Паустовскому, бродить по мещёрским лесам и топям, лицезрея красоты дикой природы и занося впечатления от увиденного в блокнот или потрёпанную тетрадь. К сожалению или радости, Алтай, к тому же, не Мещёра. Ритм современной жизни изменился, мир стал иным, более прагматичным и в чём-то лихорадочно безумным. Хорошо это или нет – иной вопрос. Ведь страшно подумать, мы научились собирать грибы, не выходя из авто, а лишь, приспустив окошко, не спеша катиться по глухой лесной дороге, высматривая попутно в траве одинокие маслята или рыжики, оседлавшие песчаные отсыпки на обочине. Но даже единственный день, вырванный из суматохи дел, кажется нынче драгоценным подарком судьбы.

Предвкушение встречи нарастает. Всеми мыслями я там, среди пьянящего дурмана прелой хвои и едва уловимой свежести осеннего мшаника, среди кричащей палитры увядающего разнотравья, среди удивительных находок, которые, несомненно, ждут впереди. На мгновение закрываю глаза, вспоминая события четверть-вековой давности, когда точно так же поутру нетерпеливо отмерял шаги по этому просёлку в направлении леса, а в конце дня уставший, но довольный и счастливый, отягощённый грибной добычей, пылил на своих двоих обратно. Вновь поднимаю веки, убеждаясь, что многое вокруг изменилось. Вдали, на краю поля, заброшенный обгорелый сруб… Ещё тогда, два с половиной десятка лет назад, я поразился неудачно выбранному для постройки месту – прямо под линией электропередач. Похоже, удар молнии, подобно карающему за излишнюю самоуверенность, а, возможно, и беспечность, гневу небес, всё-таки нашёл свою жертву… Сейчас же обугленные и замшелые брёвна встречают с укором спешащего мимо путника, будто напоминая – ничто в этом мире не вечно.

***

Дыхание леса всё ближе и ближе. Дурманящий аромат смолы, хвои, сосновых шишек накрывает с головой. Перед глазами вереница стройных сосёнок, прямых, рвущихся ввысь. Словно молодецкая стража, выставленная его величеством лесом вдоль полевой дороги, незаметно переходящей в лесную просеку с глубоко продавленной колеёй. С удивлением восхищаюсь высотой стражников. Четверть века – немалый срок! «Пять, семь метров?» – прикидываю про себя, следуя взглядом снизу вверх по ровному стволу. Это уже не те «средневековые щёголи – пажи и герольды в новомодных «котарди», «блио» и «табарах» с пышными полами из зелёного малахита». Уже не скользнёшь невзначай ладонью по кафтану, как ранее, проверяя бдительность юных стражей и получая в ответ встречный игривый укол. Готовы ли они сейчас поднять свои ветви-алебарды, милостиво разрешая проход в таинство сосновой глуши?

Останавливаюсь, трепетно всматриваюсь. Чуть уловимый ветерок качнул разлапистую ветку. Со сдержанной улыбкой облегчённо выдыхаю. Пожалуй, приглашение получено. И будто в подтверждение гостеприимству ощущаю едва заметный лёгкий шлепок, где-то рядом, словно вскользь. И чувство постороннего в капюшоне. Резко вскидываю голову, краешком мысли понимая запоздалость движения, забрасываю руку за спину, и в ладони – сосновая шишка, почти невесомая. Загнутые наружу полукруглые чешуйки с едва заметными слюдяными семечками. Подарок не то, чтобы достойный. Просто шикарный! Едва сдерживаясь от смеха, опускаю таёжный презент в корзину, безоговорочно принимая правила игры. Под порывом ветра обильный шишкопад осыпает меня с головы до ног, заставляя отпрянуть назад. Хоть взаимный обмен любезностями и состоялся, ему не суждено отвлечь от самого главного. Взгляд под ноги… Не могу поверить глазам. В окружении шишек на игольчатой подстилке он – его величество Боровик. Именно боровик, а не какой-то там белый гриб.

Глубокий вздох, порождённый обилием чувств, и не менее эмоциональный выдох незаметно продлевают затянувшуюся паузу. Уже не замечаю, что вслух веду монолог с предметом своего восхищения: «Только подумать, прямо у дороги, у всех на виду, едва прикрытый сосновой лапой, ещё и вымахал до немыслимых размеров. Достойный трофей!» Приседаю на колено, чествуя повелителя грибов, и осторожно, едва накрывая самую маковку, опускаю ладонь на бурую шляпку таёжного красавца. Слегка покачиваю из стороны в сторону, проверяя на прочность. Упирается, чуть поскрипывает, но марку держит, бросая своей несокрушимой мощью вызов чужаку. Словно в молчаливой дуэли, обеими ладонями обхватываю выпуклую бочонком сетчатую ножку. Подушечки пальцев едва соприкасаются между собой и скрываются под нависшей шляпкой. Отхожу на шаг назад, настраиваю телефон на макросъёмку и делаю несколько щелчков. Нет, такую красоту ни резать, ни срывать нельзя. Он же страж леса! Добрый, приветливый боровичок-лесовичок.

И всё же, боровик или белый гриб? Когда-то мне нравилось разгадывать подобные ребусы и даже подробно рассуждать на страницах моих первых грибных изданий. Кто-то, наверно, помнит по справочникам отдельный вид в европейских лесах под названием «боровик припудренный», к тому же с десятком разных приставок. Или ещё более загадочный гриб под названием «полубелый», о существовании которого, как самостоятельного представителя рода боровиков, и по сей день не смолкают споры. Любопытное название, вроде и белый, а только наполовину. Пытливый ум так и жаждет вызнать насчёт второй половины, у кого ж она заимствована? А польский, каштановый? Немало копий сломано дилетантами и профессионалами в отстаивании своих позиций по поводу принадлежности чужаков к роду боровиков и семейству болетовых. На самом деле всё очень просто: некоторые микологи к роду Боровик часто причисляют грибы из рода Моховиков, отсюда и путаница. На самом деле я не просто так вспомнил о польском, каштановом, полубелом, боровике с изящной приставкой – припудренный… Все они совершенно нетипичны для Алтайских лесов. Скажу больше, найти подобный гриб – нонсенс, невиданная удача! Но лично для меня – пузатая, вздутая бочонком ножка – значит, боровик, а если ещё и в сосновом бору, то сомнения и вовсе прочь.

***