Три дня весны

Пашка аккуратно закрыл люк, и направился к его родному брату, что скрывал вход в первый подъезд. Тот поддался легко, открылся бесшумно, видимо кто-то недавно смазал петли, и мальчик скользнул вниз.

Через минуту оказался внизу, у выходной двери, выглянул в щелку.

Высокого в плаще теперь видел вполоборота, разглядел крючковатый нос, длинные, едва не до колен руки. Когда тот повернулся, Пашка вздрогнул – глаза на белом, точно снег лице горели злым красным огнем.

Это еще что за существо?

Неужели Котел и шакалы не видят, с кем разговаривают?

– Вот она, ваша жертва! – громко сказал хозяин плаща, указывая в сторону Пашки. – Сожрите же ее!

В голосе его прозвучало гнусное ликование, откровенная издевка.

Первым повернул голову Котел, за ним один из его прихвостней, и второй, и третий, и на их физиономиях начали появляться одинаковые хищные улыбки, а глаза на миг вспыхнули отблесками того огня, что освещал лицо высокого.

Пашка выскочил из подъезда, и рванул прочь.

– За ним! – рявкнул Котел, и топот разорвал тишину в клочья.

Несколько часов назад Пашка бежал здесь же, но в одну сторону, теперь он мчался в другую, и если тогда его подгоняла надежда укрыться дома, в квартире, то сейчас он просто удирал, и уже не от пары шакалов, а от целой толпы.

И чего Красноглазый подал голос? Что ему за дело?

На перекрестке с Мира рискнул оглянуться – до ближайшего из преследователей оставалось метров десять, за ним ломились сразу пятеро, и вид у них был решительный.

Пашка свернул направо, затем бросился во дворы, надеясь, что хоть кто-то отстанет…

В этот раз никто не кричал ему вслед, не угрожал, дружки Котла просто гнали добычу, словно настоящие хищники. Ноги Пашки болели, он задыхался и спотыкался, сердце едва не выскакивало из груди, а мысли все больше и больше затуманивала паника.

Почему на улицах никого нет?

Где можно укрыться?

В один момент сообразил, что преследователи разбились на несколько групп, и окружают его. Шакалы наверняка получали удовольствие от погони, а он уже не понимал, куда несется, только знал, что останавливаться ни в коем случае нельзя.

Едва не налетел на припаркованную у тротуара машину, и обнаружил себя еще на одном перекрестке.

– Вот он! – донесся справа голос Котла.

Сзади кровожадно сопели, слева прямо по проезжей части тоже кто-то бежал.

Оставался один путь – вперед, туда, где рядом с кафешкой виднелось точно такое же здание, какое видел утром в Портпоселке, сплошь темные гладкие стены без окон, никаких окон и узкий провал входа.

Может быть, туда за ним шакалы не полезут?

Пот заливал глаза, и он плохо видел, куда именно бежит, но как-то ухитрился не споткнуться. Услышал злой вопль за спиной, черные стены оказались справа и слева, за одну из них зацепился плечом, затрещала надорванная куртка.

И тут ноги подвели Пашку, они взяли и подогнулись.

Он упал на колени, попытался заставить себя встать, чтобы встретить врага лицом к лицу, как положено. Но тут позади тяжело грохнуло и, обернувшись, он увидел не вход, а стену из темного камня.

Из-за нее донесся полный разочарования вопль, затем глухие удары.

– Головами… попробуйте… – пропыхтел Пашка.

Он стоял в узком коридоре, что тянулся вправо и влево, сколько хватало взгляда. Лунный свет проникал сверху, позволяя видеть ровный пол из черных и белых плиток, положенных в шахматном порядке, блестящие, словно покрытые лаком стены, в одной из которых через равные промежутки встречались узкие проемы.

Неужели это и в самом деле лабиринт? Может, тут и чудовища есть?

Пашка нервно сглотнул, но затем подумал, что злобные монстры остались снаружи и сюда не доберутся. Извлеченный из рюкзака фонарик отказался зажигаться, хотя батарейки в нем были новые.

Сделав несколько попыток, Пашка убрал прибор обратно.

Заглянул в первый проем, но ничего интересного не увидел – те же стены, черно-белый пол, вверху полоска неба с необычайно яркими звездами. Во втором обнаружил мягкое, умиротворяющее свечение и ковер из зеленой травы, украшенный алыми и желтыми цветами.

Захотелось шагнуть вперед, прилечь, и Пашка встряхнул головой, чтобы отогнать наваждение.

Не время и не место, чтобы валяться…

В третьем его встретило нечто вроде огромной головоломки – сплетение шестеренок, рычагов, шатунов, еще каких-то деталей, которым он не знал названия. Четвертый напомнил библиотеку – два ряда полок с книгами, огромными старинными томами, и даже пол исписан причудливыми значками.

Вот сюда Пашка не мог не войти.

Присел, разглядывая ближайшую надпись, и тут за спиной тихо хлопнуло.

Повернув голову, Пашка без особенного удивления обнаружил, что проход за ним закрылся, не оставив даже шва – в этом лабиринте ты мог сделать выбор, пройти куда-то, но потом тебе не оставляли пути назад.

Совсем как в жизни.

Одни значки на полу напоминали германские руны, другие – арабскую вязь, третьи – иероглифы, четвертые вовсе не пойми что.

Пашка попытался снять с полки самую толстую из книг, но та оказалась втиснута среди соседок так плотно, что ничего не вышло. Тогда он погладил серый переплет с черными символами вроде клинописи, и зашагал дальше, меж двух рядов полок.

Те вскоре закончились, и он оказался в еще одном коридоре.

Когда пошел вправо, то уткнулся в ярко освещенный зал, где лежали груды монет, сверкали изумруды, алмазы и прочие драгоценные камни, раскрытые сундуки демонстрировали ожерелья, браслеты и другие украшения, от вида которых любой богач поседел бы от зависти.

Но Пашка прочел много книг, и знал, что где золото, там и драконы, и соваться в это помещение не стал.

Дверь в проход-библиотеку предсказуемо закрылась, а коридор в противоположной от зала с сокровищами стороне повернул, и Пашка в первый момент решил, что оказался в тупике. Вглядевшись, понял, что впереди все просто заполнено такой густой тьмой, что в ней не видно вообще ничего.

Чтобы подтвердить догадку, медленно запустил в нее руку.

Исчезли кончики пальцев, затем кисть целиком, и Пашка отдернул конечность обратно: вдруг там, во мраке, прячется некто жуткий, и только и ждет, кого бы сожрать?

Но тут же сам засмеялся над собственным страхом.

Похоже, ему предложили выбор – или свет и драгоценности, или тьма и неизвестность. Губы пересохли, накатило острое желание проснуться у себя в кровати, чтобы все это оказалось не более чем сном.