Слушаю и повинуюсь

Вскоре в прихожей послышались какие-то мужские голоса, топот ног. Нина Львовна забыла закрыть дверь за доктором, поэтому вид посторонних мужчин с носилками её немного удивил. А когда один из них поинтересовался: «Где усопший?» – бабушка вообще не поняла, о чём идет речь.

– Вы кто? – спросила она, вставая в дверях и преграждая незваным гостям дорогу.

– Как кто? Санитары.

– Какие санитары?

Один мужчина бросил взгляд через плечо бабушки, увидел Ульяну, и присвистнул.

– Ух, ты! Красивая какая, молодая!

– Моя внучка, – подтвердила Нина Львовна. – Красивая, молодая, а какая талантливая…

Санитары переглянулись. Им иногда приходилось сталкиваться с ситуацией, когда родственники, не желая верить в то, что их близкий человек умер, слегка трогаются умом.

– Послушай, бабуля, – сказал санитар, пытаясь пройти в комнату, – мы тебе, конечно, соболезнуем, но не мешай нам делать нашу работу.

– Не пойму, какую работу?

– Как какую? Вы санитаров вызывали?

– Нет.

Мужчина шумно втянул носом воздух, отчего его ноздри раздулись как у быка на корриде.

– Не вызывали? – переспросил он. – Хорошо. – Тогда вот здесь распишитесь, и мы поехали.

Он протянул какой-то документ.

– А что это?

– Это отказ от наших услуг. Но, учтите, потом повезёте тело за свой счет.

– Какое тело?

Мужчина ткнул пальцем в сторону девушки.

– Вот это тело.

Нина Львовна повернулась, посмотрела на Ульяну так, словно видела её впервые, потом удивленно поправила:

– Это не тело, это моя внучка.

– Отлично. Ставьте закорючку.

Подпись выглядела неразборчиво, но санитаров это не смутило. Потеряв всякий интерес и к бабушке, и к её внучке, они двинулись к выходу и громко захлопнули за собой дверь.

Овсяная каша, сваренная еще утром, давно загустела, вода в чайнике остыла, но Нина Львовна совершенно не чувствовала голода. Она присела на кровать рядом с Ульяной, взяла её за обе руки, и просидела так, в состоянии какого-то странного оцепенения, всю ночь.

Телефон начал разрываться от звонков с раннего утра. Но бабушка не двигалась с места. Она ничего не слышала, ничего не понимала, она не замечала времени… Она просто сидела и ждала, когда ее любимая Ульянка откроет глаза. Казалось, она могла бы сидеть вот так часами, но голод и усталость, к тому же – перенесённый стресс, постепенно давали о себе знать. Нина Львовна всё ближе и ближе клонилась к девушке, пока не уронила голову на ее грудь и не забылась тяжелым сном.

Сколько она проспала так, час–два, а, может, всего несколько минут, неизвестно, но проснуться женщину заставило какое-то тревожное чувство. Ей показалось, что у девушки внутри, что-то еле заметно шевельнулось. Сон слетел с неё в одно мгновение. Распрямившись, она стала всматриваться в лицо Ульяны, надеясь увидеть на нем какие-нибудь изменения, но… девушка по-прежнему не подавала никаких признаков жизни.

«Как же так, ведь я слышала, я отчетливо слышала, – убеждала себя женщина. – Там у неё что-то шевельнулось. Я не могла ошибиться!»

Прощупать у девушки пульс ей не удалось. Она просто не знала где на запястье нужно искать эту слабенькую пульсирующую жилку. И тогда, стянув с плеч Ульяны платье и оголив ее грудь, она жадно прильнула ухом к тому месту, где по её мнению должно располагаться сердце.

Секунды тянулись невыносимо долго. Нина Львовна несколько раз вставала. Сначала вынесла в другую комнату будильник, – он слишком громко тикал. Потом выключила радиоприемник, который постоянно работал на кухне, возвратилась в комнату, и только хотела продолжить свой эксперимент, как в прихожей, в который уже раз зазвонил телефон. Бабушка кинулась к аппарату, схватила трубку, и раздраженно проговорила:

– Ну, что вы всё звоните? Что вам нужно? У меня уже уши закладывает от ваших звонков.

На другом конце провода, Стас буквально запрыгал от радости. Стараясь не замечать недружелюбного тона, он быстро заговорил.

– Извините, ради Бога. Не могу дозвониться до вас уже два дня. Можно поговорить с Ульяной?

– Нет, нельзя.

– Нельзя, почему? Скажите, что звонит Стас, она обязательно возьмёт трубку.

– Нет, не возьмёт.

– Она не может или не хочет?

– Вот что, Стас, у меня нет времени с тобой разговаривать.

– Хорошо. Тогда передайте ей, чтобы она мне перезвонила, обязательно перезвонила. Я буду ждать.

– Слушай, дружок, не до тебя сейчас.

Нина Львовна нажала на рычаг, но трубку положила рядом.

Возвратилась в комнату, села на кровать, перекрестилась и прильнула ухом к груди внучки. Она была готова лежать так часами, но уже через полминуты, её слух опять уловил, что-то похожее на слабенький пульс. Словно кто-то невидимый надкусил сухарик.

– Что это?!

Бабушка моментально выпрямилась, но уже в следующую секунду её голова вновь прижалась к девушке. Десять пятнадцать, двадцать секунд и снова он, – тот же надкусанный сухарик…

«Неужели жива?! Нет, этого не может быть! Ведь доктор сказал…»

Когда Нина Львовна услышала звук в третий раз, у неё на голове впервые в жизни зашевелились волосы. Она вскочила, заметалась по квартире, не зная, что предпринять, потом подбежала к телефону и вновь вызвала скорую помощь.

На этот раз врачом оказалась женщина. Она прошла к Ульяне и попросила бабушку соблюдать тишину, потому что та говорила без умолку, рассказывая обо всём, что произошло, за последние два дня. После довольно продолжительного осмотра, женщина-врач поднялась и в замешательстве произнесла:

– Ничего не понимаю. По всем признакам девушка мертва, но почему у неё до сих пор сохраняется температура – большая загадка.

– Я же вам говорю, у нее внутри что-то бьётся. У неё есть пульс, редкий, очень редкий.

– В любом случае, больную надо срочно везти в стационар и там тщательно обследовать. Где у вас телефон, я должна сообщить дежурному.