Эй, просыпайтесь!

– Но звуки, запахи, прикосновения… Чем же тогда гипноз отличается от реальности? – заступилась за Генку Галя.

Сашка снисходительно улыбнулся и пояснил:

– В глубоком гипнозе все возможно, – он посмотрел на Генку. – А эта призрачная бугенвиллия, куда она у тебя девалась?

– Я ее… – Генка замялся, потом тихо промямлил: – Ну, в общем, решил без нее вернуться.

– Но девушка в шляпке, – не сдавалась Галя. – Ведь она действительно испугалась его прикосновения!

– Да приснилась она ему! – упорствовал Сидорченко. – Мне каждую ночь девушки снятся, и обнимаюсь с ними, и целуюсь. Даже сексом занимаюсь, а тут – «шляпку сдвинул», напугал красавицу. Подумаешь! Вот если бы он на ту «прогулку» догадался с собой мобильник взять, заснять все…

Вовка Тихомиров начал рассказывать аналогичную историю, приключившуюся с ним в Гималаях. Большинство из нас ее уже слышали. Потихоньку все стали расходиться. Я улегся в своем углу досматривать сны.

Спустя считанные минуты в помещении, помимо меня, остались только Генка и Галя. Он продолжал с закрытыми глазами восседать в позе лотоса. Она тихо пересела со своего места на краешек его матраса и, приблизив лицо к Генкиному, стала внимательно, как будто в первый раз видит, разглядывать его черты. Генка открыл глаза. Некоторое время они молча и удивленно не отрывали друг от друга глаз, потом оба разом склонились друг к другу и обнялись.

– Геночка, – прошептала Галя. – А я утром позади своей подушки нашла веточку бугенвиллии. Это ты ночью подарил, правда?

– Правда, – ответил он, прижимаясь губами к ее виску.

Чтобы не смущать их своим невольным присутствием, я накрылся с головой одеялом.

Везет же людям: по воде бегают, летают, воркуют как два голубочка. Может прав гуру – способность творить чудеса это не что-то из ряда вон выходящее, а сама наша суть?

Эй, просыпайтесь!

Глава первая

Ученик девятого класса средней школы номер два города Лещанска Юра Рябухин до поры до времени ничем экстраординарным среди сверстников не выделялся: среднего роста белобрысый мальчуган, ни в учебе, ни в спорте не блистающий, но и в отстающих не числящийся – нормальный до зевоты. Что его сподвигло задуматься над вечным вопросом о смысле жизни – непонятно, но засел он у парнишки в голове довольно крепко.

Не найдя приемлемого ответа на вопрос вопросов и не в силах более носить его в себе, Юра попробовал поговорить со своим близким другом, Вовкой Герасимовым, таким же средненьким пареньком, как и он сам, только волос черненький да ростом повыше.

– Живи на полную катушку, вот и весь смысл, – отозвался Вовка. – Не парься!

– Да как же не париться, если не знаешь зачем живешь? – возразил Рябухин.

– Ну, коль не живется, то возьми веревку и удавись в подвале, – посоветовал стоявший чуть в стороне от них, самый хулиганистый из подростков, Саня Смирнов и рассмеялся.

– Зачем ты так? – заступился за друга Вовка. Помолчал, посмотрел на небо и, тронув Юру за рукав, развил более подробно мысль о катушке: – Понимаешь, смысл солнышка – землю греть; смысл речки – течь к морю, а люди живут – чтобы кайф ловить. Понятно?

Рябухин с тайной надеждой (с кем тут более обстоятельно можно поговорить) оглянулся на остальных ребят. Пропустив вопрос вопросов мимо ушей, они с азартом обсуждали более злободневный – как без билетов проскользнуть мимо билетерши в кинозал на какой-то триллер-ужастик. Саня Смирнов, отойдя в сторонку и подобрав брошенный проходившим мимо мужиком бычок, усаживался на спинку лавочки докуривать. Юра рассеяно перевел взгляд дальше. В кустах возле подъезда дрались воробьи. Санькина бабушка бросала им с балкона крошки, а ее кошка через балконные прутья в волнении наблюдала за происходящей внизу кутерьмой…

– Так ты понял или как? – дернул друга за лацкан пиджака Вовка.

Похоже на то, подумал Юра, что о смысле жизни мой дружок, как и я, ничегошеньки не знает. А всем остальным пацанам это вообще по барабану, и, отбив ребром ладони от своего лацкана Вовкины пальцы, ответил:

– Понял… Как не понять…

Тот хлопнул приятеля по плечу и, присоединившись к коллективу, с жаром стал излагать свой план, как отвлечь внимание билетерши, а непонятый никем из товарищей подросток решил в одиночестве побродить по городу и поразмышлять.

Вечером дома, так и не придя к какому-нибудь мало-мальски удовлетворительному ответу, Юра открыл «Как закалялась сталь» и перечел у Николая Островского его знаменитые строки о том, что жить надо, отдавая все силы «борьбе за освобождение человечества».

Задумался. Попробовал представить результат. Ну вот, освободим мы человечество. Построим что-то наподобие коммунизма. Никаких границ, никаких войн, каждому по потребностям. Хочешь джин c тоником? – пей, хоть залейся. Кино желаете посмотреть? – вход свободный, добро пожаловать! Все кругом вежливые, сытые, у всех все есть.

Вспомнилось, как, разговорившись с ребятами, как-то пожалели, что поздно родились, – не довелось с фашистами драться! Санька Смирнов тогда предложил слазить через забор в колхозный сад за яблоками. Приключение вышло еще-то! В принципе, интересное в жизни можно и сейчас найти. Но при коммунизме даже такие развлекухи станут невозможными – у всех все есть, все всем довольны.

Поразмышляв о «борьбе за освобождение» и той скуке, к которой она в итоге приведет, Юра так и не вдохновился перспективами по Островскому.

В глубинах памяти высветилась еще одна картинка. Как-то под настроение Санькина бабушка рассказывала им про бога, который выдает всем уверовавшим в него пропуска в рай. И так уж она расписывала этот рай – куда там коммунизму! Там вообще никто не будет умирать: как воскрес, так и живи веки вечные. Но за яблоками через забор слазить не удастся, так как чужих садов не будет, а заборов тем более. Волки с овцами в раю ходят в обнимку, голуби на памятники не гадят. Все идеально, никакого риска, никаких драк… В общем, еще скучнее, чем при коммунизме, но плюс к тому – от этой скуки и через миллион лет никуда не сбежишь, потому как тишь и благодать вокруг на-веч-но… Бр-р-р…

И тут Юру вдруг осенило: чтобы найти смысл своего существования, прежде всего надо четко определиться, кто такой я сам по своей сути. Кто я? Он отодвинул в сторону томик Островского. Встал из-за письменного стола, подошел к зеркалу, посмотрел на свое отражение, ощупал руками лицо, скорчил рожицу, высунул язык и произнес:

– Бе-е-е…!

Задумался: «Это я?»

Тут же возразил: «Нет, в зеркале отражается лишь мое тело. Лет пятнадцать назад оно было маленьким, беспомощным. Все клеточки, из которых оно тогда состояло, давно состарились и умерли, вместо них народились новые. Каждую секунду тысячи клеточек рождаются и тысячи умирают. Я и мое тело, определенно, не одно и то же. Благодаря телу я взаимодействую с этим миром: познаю его, изменяю, но я сам нечто большее…»

– Юра, ты к контрольной по математике подготовился? – раздался из-за дверей голос матери.

– Да, мама, – откликнулся он и тут же поймал себя на мысли, что его «я», на доли секунды вырвавшись из тела, побывало и в классе на уроке математики, и рядом с мамой.

Это внесло в мозг еще большую путаницу. О каком смысле жизни можно вести речь, если непонятно, что такое «я»? Да и вообще, можно ли это понять? Ученые говорят, что все звезды, планеты и мы, люди, – маленькие частички разлетающейся вселенной. Вероятно, разгадать до конца смысл жизни человека возможно лишь ответив на вопросы: что, зачем и почему взорвалось тогда, когда не было ни пространства, ни времени? Ответ там – за пределами всех пределов. Но как туда проникнуть и как же там без времени вести разведку? Кругом сплошные тупики…

Когда, устав от бесплодных размышлений и накрывшись с головой одеялом, Юра уже лежал в кровати, ему вдруг подумалось: «Может, встать потихоньку и пойти босиком на цыпочках с веревкой в подвал? Все вопросы отпадут…» Родители, конечно, расстроятся, сестренка плакать будет. Санька станет волосы на голове рвать, что, не подумав о последствиях, дал такой дурной совет. Мама на год, а то и больше, на валерьянку подсядет.

Картины всеобщего горя, дополняемые картинами полного раскаяния тех, кто когда-либо посмел его чем-нибудь обидеть, в какой-то мере грели душу паренька, но одновременно у него самого защипало в глазах от жалости ко всем им и к самому себе. Откуда эта жалость, если все вокруг бессмысленно? Он долго ворочался под одеялом, размышлял, пока под утро его не сморил сон. А когда ближе к полудню проснулся, в голове забегали уже другие мысли.

Глава вторая

Мысли, мысли, мысли… С той памятной ночи в голове Юры Рябухина стали ворочаться не только его собственные, но и мысли других людей. Вначале это были единичные случаи. Запомнилось, как однажды, вернувшись из школы домой, он бросил на стул пакет с учебниками, переобулся, заглянул на кухню, взял со стола яблоко. Мать возилась у раковины с посудой. Не оборачиваясь, приструнила:

– Положи на место! – повернулась лицом. – В автобусе ехал, за поручни хватался. Дверь в подъезде тоже не башкой открывал. Сколько раз тебе говорить об одном и том же? Прежде чем хватать что-то, надо руки мыть!

Юра положил надкусанное яблоко на стол, развернулся, молча пошел к дверям своей комнаты, и тут же в голове мелькнула явно не его мысль: «Как он подрос! Может, и девчонка какая есть, а я с ним как с маленьким».

Это было до того неожиданно, что паренек остановился, повернул назад голову. Мать с кухонным полотенцем в руках стояла на пороге кухни.

– Ты что-то сказала? – спросил он.

– Ничего, – ответила она. – Помой руки и садись обедать.

– Нет у меня никакой девчонки. Так, на уроках переглядываемся…

– Ты о чем?

Юра промолчал, прошел к себе в комнату и закрыл дверь.

В одиннадцатом классе к концу учебного года чужие мысли уже настолько плотно оккупировали его голову, что он стал их путать со своими, часто даже не догадываясь, от кого какая исходит. Иногда они помогали. Например, когда учитель вызывал к доске, а урок не выучен, вовремя пойманная мысль самого преподавателя или кого-то из одноклассников давала шанс не только выпутаться из затруднительного положения, но и заработать похвалу. Однако такое случалось редко, обычно подслушанное в чужой голове сбивало паренька с толку или попросту бесило.