Эй, просыпайтесь!

– Предположим, что все сказанное вами насчет БИН верно. Но я рассказал вам не об одном, а о десятке подобных случаев!

– У тебя сейчас граница между сознательным и бессознательным неустойчива. Пойми, иллюзия улавливания чужих мыслей обретает черты реальности лишь тогда, когда источник информации заперт в подсознании. Для твоего мозга такая информация как бы возникает из ничего. Мозг в панике, он лихорадочно стремится найти ее источник, но не находит. Тогда для собственного успокоения сочиняет сказку об улавливании чужой мысли. Я понятно объяснил?

– Надо подумать.

– Подумай, – Сантипов хлопнул Юру ладонью по колену и откинулся на спинку стула. – Нам некуда торопиться.

Юра согнулся, опустил голову, потер пальцами виски и вдруг, распрямившись, выложил главный козырь:

– Но как я при первой же встрече мог узнать, что у едва знакомой мне девушки есть муж и любовник?

– Ну, насчет любовника она не подтвердила и не опровергла тебя. Так ведь?

– А насчет мужа? Как Нина испугалась, что я могу быть знаком с ее Сенечкой!

– Исходя из твоего рассказа, имя ее мужа ты не называл, а вот боязнь быть разоблаченной, действительно, на уровне подсознания уловил. Пойми, при любом общении слова далеко не на первом месте. Можно произносить одно, думать другое, а чувства при этом будут захвачены чем-то третьим. Общение – это не только слова, но и интонации, и длительность пауз, дрожание ресниц, наклоны головы, касания рук, биение сердец… И много-много других факторов. Общение всегда многопланово, его невозможно свести к чему-либо одному. Восприятие одним человеком чувств и мыслей другого – это комплекс информационных потоков с многочисленными обратными связями, а не только сказанное и услышанное в данный момент. Ты уловил неискренность ее поведения. Каким образом и в какой момент – вопрос второстепенный. Причин может быть множество. В нашем случае важно лишь то, что воспринятая тобой на глубинном уровне, а следовательно, не подлежащая сомнению, информация о неискренности твоей подружки причудливо переплелась с принимаемой в данный момент невербальной информацией, и ты произнес то, что повергло в смятение не только Нину, но и тебя самого. Я еще раз повторю – чудес на свете не бывает, а вот непонимание человеком самого себя – явление довольно частое. Верить надо не в создаваемые перевозбужденным сознанием образы, а в базирующиеся на многовековом опыте знания.

Виктор произнес все это негромким голосом, без пауз. Так обычно люди говорят банальные, общеизвестные вещи, полагая, что собеседник тоже существо разумное и поэтому воспримет все правильно. Юра плохо понимал, что такое глубинные уровни, невербальная информация, но в какой-то момент вдруг осознал, что и сам уже начинает сомневаться в своих паранормальных способностях.

В комнате воцарилось молчание. Сантипов некоторое время внимательно изучал отражающиеся на лице паренька эмоции, потом, убедившись, что зерна рационального мышления все же дают в юношеском мозгу свои всходы, удобрил их серией рекомендаций по части распорядка дня, питания и что надлежит предпринимать, если снова будут одолевать «чужие мысли». В заключение беседы поднялся со стула, протянул парню ладонь:

– Ну, товарищ Мессинг, давай твою лапу.

Юра тоже встал, вложил свою ладошку в ладонь доктора. Тот довольно сильно сжал ее и напомнил:

– Не цепляйся за «чужие мысли», переключай внимание на то, что-более значимо в данный момент, давай себе больше физической нагрузки и не забывай: коль ненароком зацепит особо настырная «чужая мысль» – звони мне на мобильный, разберем ее по горячим следам. Договорились?

Юноша замешкался и, опустив голову, тихо произнес:

– Утюг не выключен… – поднял виновато глаза на доктора. – Вот такая мысль сейчас цепляет.

– Что? – переспросил Виктор.

– Утюг не выключен, – чуть громче повторил Юра и пояснил. – Мне кажется, эта мысль ваша. Она давно свербит в моей голове.

– Ну вот, – торжествующе откликнулся Сантипов. – Реальный пример того, что «улавливание мыслей» – не более, чем игра воображения! – с улыбкой оглядел парнишку. – А ты … – и вдруг осекся. У себя дома перед тем, как взять в руки телефон, он действительно гладил рубашку. Что было после? Положил телефон в карман, прошел в коридор, обулся…. Такие действия, как выключение утюга, не требуют раздумий, не окрашены эмоционально, выполняются на автомате, а поэтому не откладываются в памяти. Так выключил или нет? Тут же в голове пронеслось: «Похоже вместо того, чтобы помочь парню, я попадаю под его влияние».

– Нет, ни о каком утюге я не думал и не мог думать, потому что занимался другими делами, – твердым, не допускающим сомнений голосом произнес он после секундной задержки, разжал ладонь, освобождая пальцы юноши, и подвел итог: – Если ты и дальше будешь увлекаться подобной игрой воображения, дело закончится психиатрической клиникой, – снова оглядел внимательно застывшего перед ним с опущенными долу глазами паренька, поднял руку, похлопал того по плечу: – Не грусти. В твоем возрасте все поправимо. Следуй рекомендациям и не забывай номер моего мобильника.

Виктор подошел к двери, распахнул ее, чуть посторонился, жестом руки приглашая юношу первым проходить в общую комнату.

Родители все еще сидели за обеденным столом, при виде сына вопросительно подняли на него глаза. Юра молча прошел через комнату в коридор, сел на стул и стал обуваться.

– Ты куда? – услышал он голос вставшей из-за стола матери.

– С Вовкой Герасимовым надо встретиться, – не поднимая головы, отозвался паренек. – Вчера договорились вместе шпоры писать к экзамену по математике, а вечером снова на танцы пойдем.

– Не волнуйся, Катя, – подошел к ней Сантипов. – Парню нужно время, чтобы все улеглось на свои места, – и, обращаясь к Юре, посоветовал: – Сегодня тебе лучше не шпоры писать, а побольше гулять на свежем воздухе. Пусть мозг отдохнет. Позволь мыслям течь, как течет вода в реке – не задерживаясь у берегов.

Юра ничего не ответил, встал со стула, потянул за ручку входную дверь и вышел.

Ни к какому Вовке он не собирался идти. Пускать мысли на самотек, «как течет вода в реке», в его намерения тоже не входило – мозг для того и предназначен, чтобы человек думал, что и как делать, а не плыл по течению. Но когда доктор сказал, что дома занимался другими делами, а не глаженьем – Юра, как тогда в случае с Ниной, ощутил привкус неправды. И этот «привкус» сильно обесценил все сказанное Сантиповым ранее. У парня в голове созрел свой план. Прежде всего необходимо практически убедиться: улавливает он чужие мысли или нет? Сейчас это сделать несложно. Если тревожившая его во время беседы с доктором мысль о невыключенном утюге не была «игрой воображения», то в данный момент из окон докторской квартиры валят клубы черного дыма. Но даже если это не так и пожар давно потушен, трещины в оконных стеклах и оставшиеся на них следы витавшей по квартире копоти все равно будут свидетельствовать о том, что он был.

«Жаль, конечно, Игнатьевича, – продолжал размышлять Юра. – Они с отцом давно дружат, и со мной дядя Витя всегда уважительно разговаривает, подарки классные дарит, в футбол учил играть… Хороший дядька. Но если бы я ему сразу, как увиделись, сказал об утюге, он все равно бы не поверил, как не поверил в конце беседы. На психбольницу намекнул…».

Так, размышляя о докторе и обо всем, что было сказано в ходе беседы, Юра быстрым шагом прошел две автобусные остановки, завернул под арку двора, остановился, поднял голову, взглядом отыскал на третьем этаже пятиэтажки окна докторской квартиры – стекла были чистые и без трещин. Он перевел взгляд этажом выше, оглядел другие окна – нигде никаких признаков прошедшего пожара.

«Похоже, я немного нафантазировал, – мелькнула мысль и сразу за ней: – Но отсутствие дыма и огня может означать, что включенный в розетку утюг стоит на термостойкой подставке, просто согревая воздух. Надо подойти вплотную к входным дверям и принюхаться!»

Без долгих раздумий он бросился к подъезду, набрал написанный на стенке мелом секретный код, открыл двери и взбежал по лестнице на третий этаж. Приник носом к замочной скважине докторской квартиры – никаких особых запахов, и температура нормальная. Может, в квартире после ухода дяди Вити кто-то еще остался – гость или родственник – и выключил утюг? Нажал на кнопку звонка. Знакомой трели не последовало – звонок не работал. Нажал еще – тишина. С силой несколько раз постучал кулаками в дверь, повернул ручку, потянул на себя – заперто. За соседской дверью раздались шаги, кто-то изнутри повернул ключ. Не ожидая, когда сосед выйдет на площадку, увидит и узнает его, Юра развернулся и бросился бежать вниз по лестнице.

Выбежав во двор, он еще раз окинул взглядом окна одиннадцатой квартиры, вышел через арку на улицу и направился в сторону Волги. На берегу реки присел на стоявшую в тени деревьев лавочку, задумался. «Возможно, доктор прав и улавливание чужих мыслей – плод моей фантазии. Но ни поверить в это, ни отвергнуть невозможно – слишком много пространства для сомнений. В истории с утюгом сейчас не прозвучало ни четкого „да“, ни четкого „нет“. И никогда не прозвучит. Если даже Игнатьевич вышел из дома, оставив утюг включенным, он в этом уже не сознается – солжет во спасение меня от психбольницы! Надо цепляться за что-то другое. За что? Доктор довольно убедительно отверг или привнес частички сомнений во все мои истории об „улавливании чужих мыслей“. С другой стороны, мама как-то рассказывала о другом докторе, докторе Коновалове, который утверждает, что все сущее проистекает из единого информационного поля. Но если это так, то разве, настроившись на определенную волну, любой из нас не может считывать мысли другого? Где истина? Все кругом теперь находится в каком-то подвешенном, неустойчивом состоянии. Ничего определенного».

Просидев в раздумьях час или больше, Юра решил сделать перерыв. Какое-то время он бесцельно бродил по городу, зашел в кафе, поел мороженого, а когда уже начало смеркаться, ноги привели его к «Снежинке». В баре было немноголюдно. На маленькой сцене местная рок-группа The Vasya (в народе название трансформировалось в «Три Васи») распаковывала чехлы с инструментами. Из динамиков лился голос древнего Дассена: несколько пар без особого энтузиазма танцевали под «Елисейские поля». Из друзей никого не было видно. Юра со скучающим видом оглядывался по сторонам и, зазевавшись на что-то, вплотную столкнулся с высокой черноволосой девицей. Машинально пробормотал:

– Сорри! – отвернулся было, но она дернула его за рукав.

– Не узнаешь?

Он вгляделся в лицо девицы и вяло улыбнулся. Это была вчерашняя подруга Нины Селиверстовой.

– Я Клара, – напомнила она. – Вы с Ниной вчера исчезли, даже не попрощавшись со мной, – окинула Юру взглядом. – А где Нина?

Юра молчал.

– Ты че такой заторможенный? – напирала на него Клара.

И вдруг парня осенило: «Через нее можно проверить: действительно ли я уловил мысли Нины о некоем Толике, или это моя очередная фантазия? Великолепный шанс избавиться от сомнений!» Он натянуто улыбнулся.

«Три Васи», не ожидая, когда утихнут последние аккорды «Елисейских полей», грянули свое коронное «You’re My Heart, You’re My Soul», перемешивая английский текст с русским припевом «Я – твой бой, я – твой бог».

Юра лениво протянул Кларе руку:

– Попляшем?

Она с восторгом хлопнула его по ладошке, оттолкнула и, тряся животом, быстро закрутила бедрами, подскакивая в такт музыке. Паренек изо всех сил пытался не ударить перед дамой в грязь лицом, но у него явно не хватало ни гибкости, ни прыгучести.

– Так где ты Нину потерял? – приблизившись к нему вплотную и перекрывая грохот музыки, прокричала Клара.

– В мечтах!

– Не темни!

Юра остановился, смахнул со лба капельки пота, дождался, когда Клара снова приблизится, поймал ее руку, притянул девушку к себе и прошептал на ушко:

– Нине не понравилось, что я знаком с ее Сенечкой.

По инерции продолжая еще крутить бедрами, Клара отпрянула: