Когда умирают боги

Дождался. Они от удивления сильно стукнулись лбами и остались лежать за тем же деревом, а я пошел дальше, потому что у меня не было времени приводить их в чувство. Да и, кажется, им это уже не требовалось. Хо! Неплохое начало для нового подвига Геракла.

Говоря откровенно, я был согласен с Аресом, считавшим, что наше путешествие бесполезно и целей, что мы перед ним ставили, не достигнет. Арес, конечно, редкостный зануда – примак, они все такие, – но у него есть два несомненных достоинства: он трезво мыслит и всегда говорит то, что думает. Именно поэтому я был с ним согласен. Но отказаться от приключения?! Тогда я не был бы Геракл.

Как ни странно, на границе с Джубой меня никто не встретил и не спросил, какого хрена я шляюсь с автоматом за плечом там, где негры выясняют отношения с арабами. Меня это слегка озадачило. Будь на моем месте Арес, он, как бог войны, нашел бы, что сказать, и его слова не понравились бы ни неграм, ни арабам. Но я не был бог войны. Я был всего лишь герой, которого возвели в божеский ранг, а потому спокойно пошел вперед, не снимая с плеча автомата. А если это никого не волнует, то я-то с какой стати суетиться буду?!

И потом целых четыре дня я шел вперед безо всяких приключений – даже скучно. Пару раз меня, правда, останавливали небольшие группки вооруженных негров, интересовавшихся, какого рожна белый вооруженный человек с бородой делает на их территории, но я сразу придумал себе легенду и отвечал гордо, с полным сознанием собственного достоинства: «Я иду охотиться на крылатого зверя Бодо!». Зверя Бодо я тоже придумал сам, но мой ответ оба раза произвел впечатление – меня пропускали дальше, даже соглядатаев вслед не посылали. Только в спину смотрели жалостливо: бедный свихнувшийся белый. Смерти искать идет. Ну и пускай идет. Нам ли его останавливать?

Я продолжал путь. Дорога и в самом деле наличествовала, хотя на дорогу походила мало. Но, во всяком случае, лианы при ходьбе не мешали, а с двух сторон шли две колеи. Короче, по-любому дорога.

Так я дошел аж до границы с Угандой. На самом деле, я не знал, где эта граница находится. Я вообще не был уверен, что сумею ее определить. Африка в этом смысле весьма своеобразна. Видимо, понятие «контрольно-следовая полоса» – понятие, совершенно чуждое африканскому менталитету. За комментариями опять же к Аресу, потому что КСП – это по его ведомству. Хотя он вряд ли станет что-то комментировать, потому что давно отошел от дел.

Шагая по этой убитой дороге, я внимательно таращился вперед. Если граница хоть как-то обозначена, то там должен быть хотя бы шлагбаум или домик для пограничников-таможенников. Но ничего подобного не наблюдалось. И я решил, что либо граница не обозначена вообще, либо ее не охраняют, потому что нафиг никому не нужна.

Я ошибся. Граница, может, и не была обозначена, но ее охраняли. Передо мной неожиданно выросли трое, одетых по форме. Двое – судя по всему, подчиненные – держали карабины. Третий, в кричаще оформленном, – правда, в стиле «сделай сам», – кителе, был явно офицером и командиром группы. На его шее болтался автомат.

Поскольку дорогу они мне перегородили, пришлось остановиться.

– Ну? – спросил я. Хотелось объяснений. Мало ли, что они в форме. Может, дезертиры из армии какой-нибудь Буркина-Фасо. Сбежали к черту на кулички и живут теперь разбоем.

– Лейтенант Гамадрилло! – козырнул офицер. Он верно истолковал мои сомнения, и даже продемонстрировал не то жетон, не то удостоверение – я даже рассмотреть не успел, что это было, настолько быстро загадочная штуковина снова исчезла в нагрудном кармане его кителя. – Пограничная служба Уганды. Куда это мы направляемся с автоматом?

– Ищу крылатого зверя Бодо! – страшно вытаращив глаза, произнес я привычную фразу.

– Это не в Уганде, – бесстрастно возразил Гамадрилло. – Сафари проводятся в Кении. Шагай к Намурупуту.

Мне подумалось, что все складывается не так уж плохо. Вернусь километров на пять – и обойду пост стороной. Я не очень горел желанием сходить с дороги, потому что Южный Судан оказался неожиданно богат на какие-то почти джунгли, но это был лучший выход из положения. И я повернулся к пограничникам спиной, чтобы воплотить свой план в действие.

– Стоять! – негромко сказал Гамадрилло. И, главное, удачный момент выбрал – у меня не было глаз на затылке, и я понятия не имел, целятся в меня служивые, или шары между ног гоняют. В любом случае, рисковать не стал. Остановился и застыл, неподвижный. – Ты ведь все равно уже на территорию Уганды зашел, – вкрадчиво продолжил Гамадрилло, – а раз так, то давай-ка посмотрим, с чем ты сюда зашел. Сними автомат и брось его под ноги. А потом поворачивайся к нам.

Я не стал спорить. Я герой, но не безумец (хотя был и такой эпизод в моей биографии). Бросил под ноги автомат и медленно повернулся. Но руки поднимать не стал – приказа не было, а преждевременная капитуляция не в моем стиле.

Лейтенант Гамадрилло пристально всматривался мне в лицо, стараясь понять, испугался я или нет. Не испугался. Что ж, хреново, но не смертельно.

– А теперь вытащи все из карманов. Проверим тебя на контрабанду.

Хо! Автомат, получается, не контрабанда?!

Я медленно принялся опустошать карманы штанов и разгрузки. Нож охотничий, нож перочинный, сто пятьдесят баксов, четыре фляги со спиртом… Бумажник с остальными деньгами был упрятан в берцы. Неудобно, но, до поры, до времени, надежно.

– Это все? – недоверчиво спросил лейтенант.

– Ага.

– А сигареты? Наркотики?

– Извини, дома забыл.

У него был такой расстроенный вид, что я ощутил легкий укол стыда, хотя вообще-то мне это не свойственно. Последний раз подобное чувство посещало меня, когда я чистил конюшни у Авгия.

– Что во флягах? – Гамадрилло постарался быстро взять себя в руки, но его кожа, и без того более бледная (видимо, сказывалось присутствие европейской крови) побледнела еще больше, выдавая внутреннее волнение.

– Спирт.

– Спирт – контрабанда! – немедленно отчеканил он, возвращаясь к своему естественному цвету. – И доллары – тоже контрабанда. В Уганде имеет хождение только наша валюта.

– А ножи?

– Охотничий – контрабанда. У тебя ведь нету угандийского разрешения на его ношение?

– Просрочено, – ухмыльнулся я. – Что на счет автомата, жилета, другой одежды? У меня трусы фирменные, от Дольче и Габбана.

Теперь Гамадрилло потемнел. Он считал, что я не имею права упражняться в остроумии, когда меня так беззастенчиво грабят. Я считал иначе, но сообщить об этом не успел, потому что события вдруг приняли неожиданный оборот.

– Это наша территория, Андрэ, – раздался за моей спиной ленивый голос. Трое пограничников, а по совместительству – таможенников и грабителей, до того гневно пялившихся на меня, подняли глаза, чтобы посмотреть, кто помешал им разделывать честного путника. Мне тоже было интересно, и я обернулся.

Метрах в десяти, у обочины дороги, стояли еще пятеро вооруженных негров. Вернее, стояло четверо, а один сидел на корточках и с безразличным видом курил сигарету. Одеты они были, кто во что горазд и, в отличие от пограничников, поголовно вооружены «Калашниковыми». Никто не целился в опешившего Гамадрилло, но автоматы были в руках и, возникни перестрелка, ее исход станет ясен еще до того, как прозвучит первый выстрел.

Гамадрилло дослужился до лейтенанта, а значит, был не совсем тупицей. Он понял, что сопротивление бесполезно, и только раздраженно буркнул:

– Черт побери, Лу! Это опять ты…

Лу – очевидно, главный в группе, не стал отрицать очевидный факт, только напомнил:

– Это наша территория. Ты все время забываешь об этом. Уходи.

За спиной послышались шаги. Я оглянулся через плечо и увидел, что пограничники понуро удаляются. Первым, как и положено командиру, снова следовал лейтенант. Только на сей раз он выглядел не так браво. Даже яркие нашлепки на кителе поникли и потускнели.

– Отлично исполнено, Лу, – я снова повернулся к группе с автоматами. – Это были не пограничники?

– Пограничники, – усмехнулся он. – Только до границы еще две мили по прямой. По дороге – так все четыре будет. И не лень ему туда-сюда мотаться? Ведь знает, что попадется. В который раз уже попадается. И все равно идет. Ног, что ли, не жалко? – Лу пристально посмотрел на меня и доверительно сказал: – Понимаешь, не люблю, когда он на моей территории грабит прохожих.

– Разделяю, – искренне согласился я. – Тоже не люблю, когда меня грабят на твоей территории.

– Ну, – Лу снова широко улыбнулся. – От этого тебе все равно никуда не деется. Эй, ты, грязный ниггер, сходи, забери у него автомат. – И тот, что сидел, получил ласковый пинок под зад. После чего встал и с нескрываемой ленцой побрел ко мне.

Я снова почесал бороду. Кажется, «грязными ниггерами» негры друг дружку в Америке называют, нет? Или прогресс уже сюда докатился? Черт, в таких местах, как Южный Судан, с прогрессом всегда непонятки – то ли докатился, то ли нет? А если докатился – то во благо или во зло? Из постоянных оставалась только жадность черных братьев. Прежде за полпуда бусинок и блестящих железяк у какого-нибудь вождя можно было легко наменять себе выводок первоклассных рабов. Нынче Африку бусами и блестяшками затоварили, нынче, кажется, здесь спрос на автоматы, спирт и зеленые деньги. Нахрена, спрашивается, грязному ниггеру спирт и зеленые деньги? Автоматы еще туда-сюда… Все дело в жадности, говорю же.

А вот я не жадный, мне на баксы и автомат как-то плевать. Но со спиртом расставаться не хотелось. Сугубо из практических соображений. Африка, черт побери – родина слонов, малярии, сонной болезни и разного прочего триппера. Без спирта в Африке совсем никак. Я пробовал, мне не понравилось. Поэтому сейчас попытался договориться. Хотя, признаться, разговорная дипломатия – не мой жанр. Вот Крысеныш – тот бы преуспел. А мне проще кого-нибудь по башке стукнуть. И времени меньше отнимает, и гораздо доходчивее получается. Только у негров были автоматы, а мне очень не хотелось расставаться со спиртом. Волей-неволей пришлось работать ртом. Чертов прогресс! Прежде-то от копий и топоров можно было любым дрыном отмахаться. С автоматами такая халява не пройдет. Автомату на все эти подручные средства – чихать и кашлять. В буквальном смысле. Тем более, когда таких автоматов пять штук.

– Слышь, Лу, – я прочистил горло и перешел к делу. – А может, поделимся? Я тебе баксы из чистого человеколюбия уступлю. И автомат. А ты мне спирт и нож оставишь. Мне ведь еще крылатого зверя Бодо выслеживать. Сам понимаешь – как я без ножа со спиртом?

– Это нечестная дележка, – отозвался он.

– А какая будет честная?

– Автоматы и доллары – мне. Нож со спиртом – тоже мне. Ты ведь на моей территории своего крылатого зверя выслеживать будешь, да? Траву потопчешь, зверей распугаешь. За это платить надо, мой белый друг. А у тебя, я смотрю, еще и башмаки ничего. И одежка хорошая – карманов много. Это все ты тоже мне отдашь. Мне карманы нужны.

Я сообразил, что договориться не получилось. И еще раз обругал прогресс. Если бы не автоматы, я бы Лу, со всеми его ребятами, под орех разделал. Они, конечно, были здоровые – в верховьях Нила всегда водились исключительно здоровые парни, – но даже все впятером на одного Немейского льва не тянули. А тому я, помнится, пасть порвал. Хотя, по совести, снабди льва хоть одним «Калашниковым», и пасть была бы порвана у меня. Но у льва автомата не было. Зато они были у Лу и его бандитов. Поэтому относиться к ним нужно было бережно и нежно. Например, придумать что-нибудь. С этим делом у меня тоже всегда было туговато – почти как с переговорной дипломатией. Но все же лучше. Если бы не смекалка, например, я бы до сих пор у Авгия в конюшнях говно лопатой месил. Бр-р.