Примат воли

А Лонгви, потрясенный открытием не меньше Воина, заметил:

– Выходит, мне в этот день тоже не всегда везло!

– Только спокойнее, – посоветовал Доктор. – В том, что произошло вчера, никакой вашей вины нет. Даже веди вы себя сверхосмотрительно и сверхосторожно, гибели было не избежать. Такова воля Великих, иначе вас было не собрать вместе к Сроку.

– Это уже начало того важного разговора, на который намекал головастик? – с надеждой спросил Леонид.

– А что ж, пожалуй, – согласился Доктор. – Все равно начинать его надо, и хорошо, что ты о нем напомнил. Слушайте все и запоминайте. Переспрашивайте, если что непонятно, потому что здесь все важно, и от того, насколько хорошо вы усвоите информацию, будет зависеть успех вашей миссии. Много у вас возникнет вопросов или мало – это уж на ваше усмотрение. Но мы постараемся ответить на все. Или я, или Копер. Наша миссия завершена, и Великие скоро полностью вернут нас самим себе. Если будет скучно – не перебивайте. Просто слушайте и готовьте вопросы.

Начнем с азов. Что есть история человечества? Бесконечная непрерывная лента с одной лишь стороной. Можно двигаться и по внутренней поверхности, и по внешней – все равно это будет одна и та же сторона. Именно поэтому ленту нельзя назвать кольцом. И «путь развития человечества», как успел выразиться Копер, далеко не в полной мере отражает настоящее положение вещей. Лента Мебиуса гораздо нагляднее демонстрирует, что к чему. Именно поэтому мы и пользуемся этим земным названием.

Ну, а человечество, бредущее по этой ленте, все время проходит по ранее пройденному пути и, натыкаясь на прежние свои удачи и ошибки, удивленно восклицает: «Смотри-ка, а ведь все новое – это лишь хорошо забытое старое!».

– Постой! – не удержавшись, перебил я. – А как же другое восклицание? На счет того, что в одну реку два раза не войдешь?

Доктор испепелил меня взглядом, осуждающе покачал головой, но на вопрос ответил:

– Это совсем не одна и та же река. Пройдя круг, человечество оставляет на нем след. Или, вернее, впитывает очередной слой ленты. Именно поэтому при следующем заходе получается, что это уже несколько другая река. Следующий виток эволюции. Новые знания, новые умения, только вот ход событий от этого почти не меняется. Все повторяется, потому что основа ленты остается прежней.

И однажды наступает момент, когда она изнашивается до такой степени, что готова порваться. Но развитие человечества не должно останавливаться – этого, думаю, не нужно объяснять. Остановка означает гибель.

Такие критические моменты возникают примерно раз в три тысячи семьсот лет. Плюс-минус пара столетий. Цивилизация на пару сотен лет сваливается в общий хаос, всюду воцаряются смуты, войны, беззаконие. Но они появляются не сами по себе, а как следствие великих природных катаклизмов и стихийных бедствий. Каких именно – зависит от того, в каком из четырех секторов происходит обрыв. Семь тысяч лет назад, к примеру, человечество получило пустыню Сахара, потому что на Землю обрушилась великая засуха. Три с половиной тысячи лет назад случился великий потоп, вы все о нем хорошо осведомлены из рассказа о Ное и его ковчеге. Хотя, сказать по совести, Ной был изрядным идиотом, но он и его спутники выжили – единственные из почти стотысячного населения той области. В первом случае обрыв ленты произошел в секторе огня, во втором – воды. Астрологи предпочитают называть сектора домами. Я думаю, Амадеус меня понимает.

Я понимал, но поддакивать не торопился. По совести говоря, астрология почиталась мной за науку лишь в считанное количество жизней – пальцев одной руки хватит, чтобы пересчитать. А, собранный воедино, я как-то сразу на подсознательном уровне определил ее в шарлатанство, один из способов относительно честного отъема денег. Оказалось – все не так просто и какое-то рациональное зерно в ней присутствует. К стыду своему, я должен был признать, что ошибся.

Доктор тем временем, не дожидаясь реакции с моей стороны, продолжал открывать нам глаза:

– Этих пары столетий ленте хватает, чтобы восстановиться. Ее никто не ремонтирует, она с этим вполне справляется сама. Как лесная тропинка, которая за два года снова порастает густой травой, кустарником и даже молодыми деревцами – настолько, что ее приходится протаптывать сызнова. И человечество получает возможность вернуться на привычную стезю. При этом под ногами у него не та лента, хоть и на той же основе – на нее нанесены слои новых знаний, как покрывает тропу новый травяной покров. А пережитые за период безвременья испытания закаляют цивилизацию морально, лишний раз подчеркивая, что люди отличаются от животных. К примеру, динозавры в свое время подобного перехода пережить не смогли. Да и кроме динозавров подобных случаев в истории Земли было немало. А человечество продолжает идти вперед, хотя, вроде, все время движется по кругу. Правда, при этом ему не дано выйти за границы ленты. Это дано лишь тем, кто идет прямо, то есть Великим и Избранным. К последним относимся и мы с вами.

Ну, о проблемах человечества, пожалуй, все. Чтобы избежать наивных вопросов, скажу сразу, что лента – понятие эфемерное, руками ее пощупать нельзя. Она состоит из некоторой доли вселенских знаний – той доли, которую Великие выделили людям на данном отрезке пути, потому что Великие намного, очень намного обогнали нас в познании мироустройства, а значит, имеют право направлять наш путь развития, как отец направляет сына, как старший брат – младшего. Хотя, надо признать, в последнее время развитие человечества идет все быстрее, а значит, и лента изнашивается быстрее. Срок ее службы сокращается, и человечеству чаще придется сталкиваться с катаклизмами, в том числе глобальными. О ленте тоже хватит.

Доктор прервал рассказ, чтобы слегка отдышаться, обвел нас взглядом и, думается, остался доволен – более внимательной аудитории ему было не найти. Мы слушали во все уши – даже не отличавшийся, по моему мнению, тонким умом Леонид, и тот подался вперед, сложив на коленях сцепленные в замок руки, каждая из которых была втрое больше, чем у меня. Карьера воина заявляла о себе даже размером ладоней. Обладатель более тонкого, даже импульсивного ума, Лонгви, отвесил нижнюю челюсть, и по подбородку у него стекала тоненькая струйка слюны. Мне смотреть на него было неприятно, но для Доктора, надо думать, лучшей награды не было. Сократ – тот откинулся на тахте, подтянув к себе правую ногу и обхватив ее руками. Глаза его были закрыты. Все, что он ухватывал посредством ушей, тут же переваривалось могучим мозгом, подвергалось всестороннему анализу, следом за которым шли выводы. Какие – я не знал, но готов биться об заклад, что они были. Как выглядел со стороны я сам – сказать сложно, но, как и Леонид, я подался вперед, чтобы не пропустить ни одного слова. Да, Доктор имел в нашем лице самую благодарную аудиторию.

Слушать, судя по всему, предстояло еще долго – объяснение только началось. Чтобы не рисковать, я мог запросто залезть Доктору в голову и выудить оттуда весь блок информации, которую он собирался передать нам – ведь после двадцати минут прослушивания таких лекций внимание ослабевает и утомленный мозг усваивает лишь четверть произносимого; а через час и вовсе перестает что-либо усваивать. Но вытаскивать ворох сведений, словоформ и мыслефраз – дело неблагодарное. Все равно что притащить к себе домой кучу спутанных рыболовных сетей – вещь, вроде, нужная, даешь себе слово, что однажды соберешься, сядешь и распутаешь эту кучу. Но в итоге получается, что она лежит ненужным хламом до тех пор, пока не надоест и ты не выкинешь ее точно так же, как некогда принес. Потому что на распутывание, оказывается, вечно не хватает времени, хотя на все остальное оно находится; либо желания, а сила воли в такие моменты колеблется рядом с отметкой «ноль». То же и с чужими мыслями, сколь бы ценными они ни были. Помимо всего прочего у них имелась дополнительная особенность, которую к приятным никак не отнесешь: словоформы и мыслефразы были расплывчаты, порой вообще заменялись цепью образов – метафор, понятных только тому, кто эти образы произвел на свет. Постороннему разобраться в них не было никакой возможности. Это, полагаю, аксиома – мне еще ни разу не попадался человек, который сформулировал бы в своем сознании готовящуюся речь внятными и доступными всем словами. Так ли уж это трудно – не знаю, сам с лекциями никогда не выступал и длинные речи в голове не готовил, но думаю, что действительно трудно. Однако на порядок труднее пытаться разгадать эти мысленные ребусы и шарады. Работа даже не для Шампольона. Поэтому я решил оставить голову Доктора в покое и послушать, что он будет говорить дальше. На слух информация воспринимается не в пример легче, тем более что Доктор своей передышкой и нам дал возможность слегка расслабить полушария, то есть теперь и он, и мы были готовы к продолжению.

– Теперь – о Великих, – сказал Доктор. – Они не боги, что бы о них ни думали и ни говорили в остальных мирах. Но они – величайшая раса из ныне существующих. Не только потому, что им подконтрольны огромные пространства во Вселенной, но и по сумме своих знаний, которые действительно неохватны.

В отличие от земных ученых, Великие, в силу причин, которые мы сейчас затрагивать не будем, никогда не отрицали существование нематериального мира и даже отдавали приоритет его изучению. Все то, что здесь называют парапсихологией, экстрасенсорикой и аномальными явлениями, для Великих – обычные науки, которые изучаются теми же методами, что и математика. Думаю, что на Земле в этом отношении дальше всех ушел, – Доктор ткнул пальцем в моем направлении, что было не вполне вежливо, зато очень наглядно, – уважаемый Амадеус. Но и ему, смею утверждать, очень далеко до тех вершин, где обосновались на данный момент Великие.

Им не дано создавать планеты, зато они могут порождать жизнь в необитаемых мирах, что, собственно, не так уж сложно. Даже земной науке через сотню лет такой фокус будет под силу. Но Великие, помимо этого, могут направлять развитие созданной жизни в сторону возникновения разумных форм, на что я уже намекал, а это гораздо сложнее. Куда проще при такой сумме знаний и возможностей стать богом для тех, кто займет потом на планете господствующее положение, как люди на Земле. Для этого много не надо – умереть и снова возродиться, превратить свинец в золото, а воду – в вино; совершить, в общем, какое-то чудо, чтобы обрести право называться сыном небес. Тем более что Великие, к примеру, для нас таковыми и являются.

То, что они проделывают с человечеством – я имею в виду ленту Мебиуса, – они проделывают почти в каждом мире, где существует разум. Это отнимает массу времени, энергии и ресурсов, но для них это – одно из любимейших занятий, дающее неоценимые данные науке. В частности, диктат путей развития целой разумной цивилизации позволяет изучать основы бытия, мироздания, вселенского разума и вселенского естества.

Но не все миры развиваются под их присмотром. Есть такие, которым они предоставили автономию. Но это исключительно те, где разум идет обычными, многажды изученными путями, то есть его наблюдение никакого научного интереса не представляет. Тамошние аборигены становятся союзниками Великих и получают статус Избранных. Впрочем, на Земле и на других планетах, где разум ищет свои, особые пути развития, тоже есть особи, которые становятся союзниками Великих и получают автономию разума.

Вот я, кажется, и добрался до сути. Если вы еще не сообразили, то говорю открытым текстом: вы, я, Страж и Копер входим в число Избранных. Впрочем, Копера из нашей компании можно смело исключить: он среди нас чужеродное тело, поскольку не является уроженцем Земли, а прибыл из системы звезды под названием Вега, где разум, как можно догадаться, развивался обычным путем. Веганцы, таким образом, всем народом входят в число Избранных. Но сразу оговорюсь: если Копер и отличается от нас по происхождению, то это ни в коей мере не делает его изгоем или парией. Он такой же полноправный член команды, как и остальные. Его роль, хоть и подошедшая к концу, ничуть не менее важна, чем моя или ваша. Так что прошу любить и жаловать.

Доктор опять решил сделать передышку. Большеголовый, вознамерившийся было возмутиться, когда между ним и нами была проведена черта, при последних словах докладчика успокоился и даже слегка надулся – дескать, вот он я. Начинайте любить и жаловать.

Делать этого, однако, никто не собирался. Не только потому, что внешность Копера для земной любви была мало приспособлена, но и потому, что все четверо были заняты куда более важным делом – соображали, в какое место можно воткнуть полученную от Доктора информацию о Великих. Во-первых, она была странной и непривычной. Заменить многочисленных всемогущих богов, которым мы привыкали поклоняться на протяжении трех с половиной тысяч лет, на Великих, которые, исходя из сказанного, действительно великие – но все же не боги, и их громадное могущество еще очень далеко отстоит от божественного всемогущества, – было сложно. А во-вторых, выходила какая-то ерунда: неизвестно кто контролировал сознание всего человечества с момента возникновения означенного человечества. Но это еще полбеды – сознание толпы всегда легче контролировать, чем сознание индивидуума. Однако Великие, судя по всему, держат под контролем сознание каждого человека, оказывают влияние на его мысли и поступки, иначе повлиять на ход развития целой цивилизации просто невозможно. Не слишком ли?

– Да, забыл сказать, – Доктор устало провел ладонью по лицу. Долгая речь, видимо, утомила его не меньше, чем лихорадочная деятельность у операционного стола. Сказывалось отсутствие опыта. – Великие практически бессмертны. Но – закон компенсации – они давно утратили способность к размножению.

Зачем он сообщил об этом – бог весть. Мне, во всяком случае, подобная информация показалась лишней. А вот Лонгви встрепенулся:

– Практически бессмертны? Что это значит? Выходит, их все-таки можно убить?

В его голосе звучал неподдельный интерес. Интерес игрока, которому предложили сыграть в невероятно сложную игру, и который внимательно выслушивает правила предстоящей партии. Думаю, он с охотой взялся бы сыграть с Великими в русскую рулетку, буде ему предоставится такая возможность.

– Я неправильно выразился, – вздохнул Доктор. – Великие могут существовать вечно. Убить их можно, но это бессмысленно. Вас тоже много раз убивали, а толку?

– Ну, а если уничтожить? – Лонгви не унимался.

– Зачем? Тебе не нравится установленный ими порядок?

– Нет, – Лонгви решил быть откровенным до предела. – Не нравится. Как подумаю, что кто-то контролирует меня, мои мысли, действия, поступки – тошно становится. Разве это правильно? Разве это может нравится?

Лонгви говорил с такой горячностью, что Доктор поневоле вступил с ним в спор, хотя незадолго до этого сам просил воздержаться от дискуссий.

– Ты не понял! Ты не под контролем у них, потому что ты Избранный. Они оставили тебе полную свободу действий и мыслей, так что тебе не на что обижаться.

– Как бы не так, – возразил Лонгви. – Великие – ребята ушлые, это следует из твоего рассказа. Что им стоит объявить Избранных свободными ото всякого контроля, а самим втихушку влиять на них? Вот куда более ценный научный эксперимент, чем явный тотальный контроль.

– Они не пойдут на это! – Доктор выглядел оскорбленным до глубины души.

– Не смеши меня, – Лонгви презрительно скривил губы. – Любое разумное существо имеет заднюю мысль, независимо от того, какой поступок собирается совершить.

– Какая-то иезуитская логика, – растерянно выдохнул Доктор.

– Может быть. Но тогда иезуиты украли ее у Диогена Синопского. Ты забыл, кем я был, Доктор? Цинизм – это не мастурбация на главной площади и не дурацкие беседы вот с этим, – он мотнул головой в сторону Леонида, – персоненавистником. Цинизм – это всего лишь обнаженный реализм. Отчего люди так боятся признаться себе в своих тайных помыслах? Я понимаю, что рассказать о них другому – стыдно. Но – самому себе? И Великие – чем они отличаются от людей по своей поведенческой модели? Уверяю тебя, найдется очень мало отличий.

Ты говоришь мне, что я Избранный и у меня есть свобода воли. Да что с того? Даже если у меня есть эта свобода, повод быть недовольным все равно остается. На мне свет клином не сошелся. Погано быть единственным свободным среди рабов. Тем более, когда те не знают, что они рабы и тоже считают себя свободными. Невозможно живому существу прожить полноценную жизнь среди марионеток. Почему Великие присвоили себе право контролировать волю других людей? Разве те не имеют права распоряжаться собой сами?

Доктор выглядел очень растерянным. На него прямо-таки было жалко смотреть. И я позволил себе влезть к нему в голову и немножко покопаться в мыслях, что лежали на поверхности и просились на язык. Но после этого мне стало его еще больше жаль – слишком поздно он вспомнил, с кем ввязался в спор.

«Ты же Избранный! – в смятении думал Доктор. – Как ты можешь?! Ты должен гордиться, а ты…».

И, глядя на него, я призадумался. Ведь он тоже Избранный. Сам не так давно обмолвился. Возможно, какую-то благодарность за это и можно испытывать, но раболепное преклонение перед Великими – это уже перебор. Как-то не очень они вязались между собой – нижайшая привязанность и полная свобода действий. Собака – она тоже вольна в своих действиях, пока не приходит время лизать руку, дающую кость. Так чем, в данном случае, Доктор отличался от собаки? Трудно сказать, потому что разницы я не видел, а потому не удержался и пробормотал:

– Лучше быть волком в клетке, чем псом на воле, – пробормотал я. – У волка в душе свобода, а пес и на воле – на привязи.

– Волк по природе своей эгоист, – Доктор хмуро посмотрел на меня. – А собака другому жизнь отдает. Хозяину.

– Не аргумент, – Сократ, не открывая глаз, покачал головой. – Дай собаке волю жить для самой себя, и получишь подлейшую и опаснейшую тварь под Луной. Проверено. Посмотри на одичавших городских псов. Собака потому и согласилась на приручение, что поняла – иначе ее истребят за гнусный характер. Волк куда благороднее. Он предпочитает сохранить свободу в ущерб сытой жизни.

– А как же их привычка нападать стаями? – возразил Доктор.

– Зимой, – заметил Сократ. Его глаза по-прежнему были закрыты. Тренированный мозг Мудреца пока не испытывал особого напряжения в этом словесном поединке. – Только зимой. И только при охоте на крупную дичь. Олени, лоси, кабаны…