Танкисты Великой Отечественной (сборник)

С выходом 1-го танкового батальона в Дунаальмаш комкор уточнил задачу бригаде. Выполняя ее, полковник Чунихин оставил на восточной окраине Несмея заслон из взвода танков и батареи 1000-го истребительно-противотанкового полка, с целью не допустить форсирования Дуная в районах Шютте и Моча. Остальными силами с 1438-м самоходно-артиллерийским полком он 30 декабря выступил на Дунаальмаш.

На рассвете 2-й танковый батальон с батареей СУ-85 вышел из гор и повернул на юго-запад, по пути уничтожая мелкие группы противника. Рота Панфилова подошла к высоте 294, с ходу развернулась, атаковала, выбила вражескую пехоту и овладела высотой. Не останавливаясь, танкисты роты пытались перерезать дорогу Дунаальмаш – Тат, но встретили сопротивление и отошли, закрепившись на высоте 294 и взяв под обстрел шоссе. С наступлением темноты старший лейтенант Колтунов вывел взвод Талызина к самой дороге и поставил его в засаду. Штаб батальона расположился на опушке леса. Командование батальона разместилось в единственном домике, а танк комбата поставили у входа в дом. 3-й танковый батальон с батареей СУ-85, во взаимодействии с пехотой 80-й стрелковой дивизии, овладел Самодом и занял оборону на западных скатах высоты 235. В Самоде разместился штаб бригады. Между тем прикрытие на восточной окраине Несмея в течение дня отражало атаки небольших групп противника.

Полковник Чунихин решил очистить западную часть Дунаальмаша от противника, захватить развилку дорог и станцию Альмашфюзите. Это позволяло бригаде перерезать основные дороги из Комарно на Будапешт и Тат и лишало противника путей подвоза и маневра войсками. Поздно вечером, под покровом темноты, батальоны перешли в наступление. Продвигаясь вдоль Дуная по огородам и садам, наш танковый батальон начал теснить противника и выбивать его из села. Немцы всполошились, в воздух полетели десятки осветительных ракет. Их бледный свет выхватывал силуэты наших танков, позволяя вражеской артиллерии вести по ним огонь. Бой принимал все более ожесточенный характер. Основные усилия противник сосредоточил вдоль шоссе, где и развернулись основные события. Танки взвода лейтенанта Зори шли уступом, ведя огонь с ходу по вспышкам и силуэтам. Впереди загорелось несколько домов. В отблеске пожаров было видно, как метались люди, как выкатывали на прямую наводку противотанковые пушки, как выдвигались из-за домов танки. Сопротивление врага нарастало. Распластанный вдоль Дуная, населенный пункт не позволял батальону использовать основные преимущества танков – ударную силу и маневр. Бой превратился в схватку танков с танками, противотанковыми орудиями, а затем и фаустниками врага. После того как фаустник сжег танк младшего лейтенанта Полякова (который до этого успел поджечь танк противника и расстрелять два ПТО), вперед вышел лейтенант Зоря. К этому времени это был уже не новичок, а опытный фронтовик, научившийся действовать смело, уверенно и осмотрительно. Автоматчики расстреляли фаустника и продолжили атаку сбоку и чуть впереди танков, предоставляя им свободу для ведения огня вдоль шоссе. Зоря добил противотанковые пушки и начал уничтожать пехоту противника, прокладывая путь автоматчикам. Взвод отвоевал больше километра шоссе и выходил на западную окраину Дунаальмаша, когда немецкий танк с близкого расстояния поразил танк командира взвода прямо в лобовую броню. Танк задымился, а после второго и третьего снаряда загорелся. Погибли механик-водитель старший сержант Иванов и радист-пулеметчик Дудин. Комвзвода, наводчик и заряжающий выбрались из танка и по кювету отползли назад. Лейтенант Зоря был ранен легко, отказался идти в медсанвзвод и остался в роте. Третий танк, командиром которого был младший лейтенант Бутов, встал в укрытие и вел огонь. Взвод автоматчиков отошел и залег впереди него. Наступая вдоль побережья Дуная, взвод лейтенанта Бикмулина завяз в сплошных постройках между железнодорожной насыпью и песчаным берегом реки. Запутавшись в непонятных лабиринтах, под огнем противника он остановился. Взвод лейтенанта Маркова имел больше пространства для маневра: пробираясь по огородам и садам, он успешно продвигался к западной окраине села. Вместе с ним удачно действовал взвод автоматчиков младшего лейтенанта Черкасова. Но и они натолкнулись на сильное сопротивление противника, остановились и теперь вели огневой бой. Атака захлебнулась…

Комбриг лично наблюдал за ходом боя, но оказать влияние на его исход не мог. Не было резервов. Все силы батальона были брошены в бой. Он приказал мне закрепиться на достигнутом рубеже, распрощался с Грищенко и Климовым и выехал во 2-й танковый батальон. Стрельба в Дунаальмаше стихла.

2-й танковый батальон наступал вдоль дороги Тат – Комаром на станцию Альмашфюзите. На этом участке наступление сначала развивалось успешно. Танкисты подошли к развилке дорог и открыли сильнейший огонь из пушек и пулеметов, в расчете психологически подавить противника. По дороге шел взвод лейтенанта Талызина. Командир заметил вспышку пушечного выстрела на самой развилке дорог и указал на цель наводчику. Опытный и сноровистый сержант Арутюнян быстро навел орудие и ударил в цель бронебойным снарядом. Брызнула ослепительная вспышка, а затем вырвался сноп огня, осветив танк. От огня загорелся рядом стоящий дом. На освещенном перекрестке дорог сновали немцы, разворачивая ПТО. Лейтенант Талызин свернул с шоссе и повел взвод слева, а лейтенант Панфилов с остальными танками обходил перекресток справа. Противник успел организовать круговую оборону и оказал упорное сопротивление. Танку младшего лейтенанта Девяткина удалось выйти к самому перекрестку и вступить в бой с артиллерией врага, но в неравном поединке танк был подбит артиллерией, остановился и задымил. Отважный командир погиб, экипаж выскочил и укрылся в кювете. Раненые танкисты поползли назад под огнем врага, когда замыкающий печальную «процессию» механик-водитель оглянулся назад. Танк не горел. Преодолевая страх, он повернул обратно, забрался в танк и завел его, включив заднюю скорость. Ночная темнота скрыла смельчака. Когда он вышел к своим, в башне и корпусе танка насчитали три пробоины. Не загорелся он только потому, что на пределе было горючее и не было боеприпасов. Атака захлебнулась, и батальон получил приказ отойти на исходные позиции, где прочно закрепиться.

30 декабря 18-й танковый корпус был выведен в резерв командующего 3-м Украинским фронтом. 110-я и 181-я танковые бригады, а также 32-я мотострелковая бригада к исходу дня сосредоточились в районе Бичке, Мань, Жамбек. Командир нашей 170-й танковой бригады получил приказ сдать занимаемый рубеж 217-му стрелковому полку 80-й стрелковой дивизии и сосредоточиться в Жамбеке. 31 декабря бригада по акту передала рубеж обороны и с наступлением темноты начала выдвижение в новый район сосредоточения. Первым снялся 2-й танковый батальон, за ним 3-й батальон и батальон автоматчиков. Наш батальон, оставаясь на прежних позициях, прикрывал выход бригады. В этот момент поступило неожиданное распоряжение: вернуться обратно, выбить противника из Дунаальмаша и совместно с 80-й стрелковой дивизией прочно удерживать занимаемый рубеж.

Так заканчивался 1944 год. За период с 22 по 31 декабря бригада прошла с боями около 130 км, заняла свыше 40 населенных пунктов, уничтожила 37 танков и штурмовых орудий, 77 орудий и минометов противника, большое количество живой силы и 980 человек взяла в плен. За это же время бригада потеряла 38 танков и около 200 человек убитыми и ранеными.

Балатон

В ночь под Новый год выпал обильный снег, и весь следующий день погода непрерывно менялась: то морозец, то мокрый снег из низких туч. На позициях стояла праздничная тишина. Обе стороны безмолвствовали. В танках установили дежурство, выставили охранение, остальные отдыхали в домах и погребах. Нашлись и непоседливые люди. Подогреваемые любопытством, озорством, а больше вином, «безлошадные» танкисты с автоматчиками, несмотря на запрет, продолжали вылазки на западную и восточную окраины Дунаальмаша. Завязывались скоротечные стычки. Больше всех усердствовал лейтенант Яковлев. Он уже не раз ходил в расположение противника, знал там все ходы и выходы и беспощадно мстил фашистам за два своих подбитых танка и гибель товарищей. В очередной раз он подбил идти с ним лейтенанта Зорю, наводчика орудия сержанта Роптанова, заряжающего сержанта Лысенко, радиста сержанта Спирюгова. Не удержались и примкнули к ним техник-лейтенант Рамадзе и вездесущий Николка. Все они вооружились автоматами, гранатами, прихватили несколько бутылок с зажигательной смесью и отправились искать приключений. Шагая впереди группы, Яковлев балагурил: «Устроим фрицам маленькую новогоднюю заварушку. Будут помнить нас и новогодний день». Знакомыми дорожками он вывел группу к кладбищу. Осторожно пробираясь между могил и надгробий, Яковлев вел добровольцев на западную окраину села и неожиданно наскочил на засаду. В ход пошли автоматы и гранаты. Яковлев швырнул одну за другой две гранаты Ф-1 и залег между могилами. Ведя огонь из автомата, он крикнул: «А ну, всем быстро отходить! Я прикрою огнем!..» Танкисты не заставили себя долго уговаривать и врассыпную бросились назад. Яковлев поливал фашистов из автомата. Немцы, прикрываясь надгробьями, вели ответный огонь и швыряли гранаты. Одна разорвалась невдалеке от Рамадзе и Зори. Корчась от боли, они с помощью Роптанова еле добрались до батальона. Вскоре невредимым прибыл и Яковлев.

Старший лейтенант Колесниченко, перевязывая раненых, бурчал: «Мальчишки! Дураки! Сами смерти ищут». Рамадзе и Зоря сквозь боль отшучивались: «Не бранись, доктор. До свадьбы все заживет». На медпункт прибыл майор Грищенко. Не стесняясь и не выбирая выражений, он зло выругал офицеров и начал им угрожать. Однако, глядя на раненых, страдающих от боли людей, майор отошел и смягчился. Лейтенант Зоря был ранен в пах, и Грищенко с издевкой посоветовал доктору отправить его в медсанбат верхом на лошади. Вечером всех раненых на попутной машине отправили в тыл.

Относительно спокойная обстановка убаюкала всех. Все больше захватывало праздничное благодушие. Каждый, исходя из своих возможностей, отмечал Новый год. В роты, на передовую подошли кухни. Повара постарались и приготовили праздничный обед. Хозяйственники вместо ста граммов водки выдали ром, причем в большом количестве. Экипажи к нему добавили еще сухое вино из погребков. Многие сами приготовили пельмени, блины, шашлыки и устроили небольшую пирушку. Леша Рыбаков по водосточной трубе пробрался к берегу Дуная, где обнаружил маленький ресторанчик с видом на величавую реку. Он пригрозил хозяину, заставил его приготовить приличный стол с изысканными напитками и, довольный своей затеей, пригласил Грищенко, Клаустина, Сергиенко и меня. В батальоне остались Климов и Гуляев. Во 2-м батальоне механик-водитель командирского танка сибиряк сержант Маякин сварганил пельмени, отварил их и поставил на стол большое блюдо дымящихся, пышущих жаром, воздушных пельменей, которые издавали неповторимый аромат, дразнящий и возбуждающий аппетит.

Обеды затянулись до позднего вечера. Хорошо закусив и подогревшись спиртным, многие завалились спать. Противник как будто только этого и ждал. Поздно вечером началась мощнейшая артподготовка. Стылая земля содрогалась от разрывов. Под прикрытием огня артиллерии из Комарно на Тату в колонну по два выдвигалась танковая армада. Часть ее повернула на восток, развернулась и атаковала Дунаальмаш и Самод. В воздухе висели сотни осветительных ракет. Стало светло, как днем. Началась круговерть. Удар застал наши передовые части врасплох. Трудно было понять, что происходит кругом. Мы выскочили из ресторанчика и под огнем противника еле успели пролезть по водосточной трубе к своим танкам. Батальон уже вступил в бой с наседающим противником. Быстро прикинув обстановку, комбат отдал самый короткий приказ: «Прочно оборонять занимаемый рубеж». Я с ходу заскочил в танк и «приступил к выполнению приказа». Танки противника, при поддержке пехоты и огня артиллерии, основной удар наносили вдоль шоссе на Несмей. В Дунаальмаше разгорелся тяжелый, ожесточенный бой. Танки батальона, еле сдерживая нашествие противника, начали с боем отходить. В бледном свете осветительных ракет было видно, как, озираясь и отстреливаясь, отходит и пехота, как на новые огневые позиции отходят артиллеристы. Все смешалось, управление терялось, эфир был забит распоряжениями, криками и бранью. Наши части были близки к паническому бегству, и только ночь и снегопад не позволили противнику воспользоваться благоприятной обстановкой.

2-й батальон с боями отошел на высоту 294. Танки рассредоточились, заняли ранее подготовленные позиции и изготовились к бою. Пехота отходила, и танки остались один на один с противником. С новой силой разгорелся ночной бой. Удар большой силы для нас оказался полной неожиданностью. Отсутствие четкого взаимодействия пехоты с танками, а также согласованных действий по месту и времени позволили передовым частям противника сразу добиться успеха и потеснить пехотные части. 232-й гвардейский полк при первой же атаке противника стал отходить, и наша 170-я танковая бригада осталась без прикрытия.

Под ударами сильного противника 1-й батальон не выдержал и стал медленно отходить в юго-восточном направлении. При отходе в речушке застрял танк младшего лейтенанта Досужева. Экипаж отбивался от противника, но вскоре танк был подбит. Выбросив в воду клин затвора и разворотив гранатой двигатель, экипаж, отстреливаясь, пробирался к батальону. Раненые, измученные и почерневшие от усталости танкисты прибыли в роту только к исходу 2 января. 2-й и 3-й танковые батальоны с батальоном автоматчиков отошли на рубеж высота 294 – Дунасентмиклош, где в течение 2 января отбивали атаки противника. Бригада оказалась в тяжелейшем положении. Взаимодействие между нами и 80-й гвардейской стрелковой дивизией так и не было восстановлено, мы действовали разрозненно, по усмотрению своих командиров. Связь с корпусом часто прерывалась, офицеры связи с боевыми распоряжениями запаздывали, и комбриг с комбатами действовали по обстановке, на свой страх и риск. Люди дрались самоотверженно, гибли, получали ранения, но без приказа не отходили с занимаемых позиций.

3 января полковник Чунихин через офицера связи получил приказ поступить в распоряжение командира 31-го гвардейского стрелкового корпуса и, действуя совместно, не допустить продвижения противника в восточном и юго-восточном направлениях. Противник к этому времени занял Дунаальмаш, Несмей, Шютте и Тордаш. Бригада оказалась в тылу противника. Связь с корпусом пропала. После бесплодных усилий связаться с корпусом и соседними соединениями комбриг принял решение взорвать все неисправные танки, снять с них пулеметы и оставшимися силами с боями выходить в направлении Марат – Сомор, где перейти к обороне. Маршрут выхода был выбран по полевым и лесным дорогам, прямиком через лес и по узкоколейной железной дороге в обход населенных пунктов. Были определены 22 рубежа регулирования, по достижении которых комбриг требовал своевременного доклада. В авангард направлялся 2-й танковый батальон, в арьергард – наш 1-й. На них и легла вся тяжесть выхода из окружения. 2-й танковый батальон прокладывал путь бригаде. В голове его шла рота Панфилова. Шли днем и ночью, не останавливаясь. Южнее Байна, в лесу на обширной поляне, танки наскочили на засаду: штурмовые орудия, артиллерия и пехота противника открыли сильный огонь. В воздухе появилась вражеская авиация, которая начала бомбить батальон. Небольшой клочок местности в лесу превратился в ад. Комбат приказал развернуть пушки назад и пробиваться прямиком, лесом. Ломая деревья, кустарники, втирая их в землю, батальон прокладывал путь бригаде. Лес спасал и скрывал колонну от авиации. Танкисты вышли к хутору, который даже не был обозначен на карте. Разведчики лейтенанта Чеботарева окружили дом, ворвались в него, но там, кроме хозяев, никого не было. Хозяин показал, что здесь совсем недавно были немецкие танки, которые, не задерживаясь, ушли по дороге на восток. Неожиданно к дому подкатила санитарная машина. Из нее бойко выскочил молодой офицер-медик, следом высыпали смазливые девчушки-медсестры в белых халатах. Офицер был возбужден и встревожен. Ночью он отстал от медсанбата и сейчас догонял его. Колтунов, Чащегоров и Чеботарев не могли помочь ему. Они сами не знали, где свои войска и где противник. Медсестры, увидев раненых на танках, предложили забрать их с собой, но воспротивилась военфельдшер Анна Леонтьевна Дронь. Офицер распрощался с нами, сел в кабину и так же быстро укатил по полевой дороге.

Доложив о прохождении очередного рубежа и обстановку, Колтунов и Чащегоров повели батальон по лесной дороге. Вскоре они наткнулись на ту самую санитарную машину. Водитель был убит в кабине, около машины, распластавшись на земле, лежал окровавленный офицер. У кустарников, прямо на снегу, лежали полунагие, изнасилованные и изуродованные медсестры. Некоторые еще подавали признаки жизни. Военфельдшер Дронь цыкнула на танкистов: «Что уставились? Не видели голых баб?» – и, матеря фашистов, прикрыла девчонок, оказывая живым медпомощь…

Дальше следовать этим маршрутом было опасно, и комбриг направил батальон по узкоколейной железной дороге. Маршрут был не из лучших, но иного выхода не было. Идти было трудно, особенно автомашинам. Многие машины вышли из строя, их пришлось поджечь и бросить. Танки ковыляли, доставляя массу неудобств танкистам и десанту на танках. Но и в этих ужасно трудных условиях люди от усталости и психологического перенапряжения засыпали на ходу. Проходя сложный участок, заснув, свалился в обрыв автоматчик рядовой Костя Ушаков. Изуродованного, без сознания, его достали и передали в медсанвзвод. Этот адский переход закончился к вечеру, когда удалось выйти на проселочную дорогу.

Дальше полковник Чунихин повел бригаду на танке по бездорожью, напрямик на Сомор. Впереди все отчетливее были слышны раскаты взрывов, там шли жаркие бои. При подходе к Сомору, когда надо было пересекать большое поле, налетела вражеская авиация и начала бомбить и штурмовать оставшиеся танки. Два зенитных пулемета ничего существенного сделать не могли. К счастью, быстро появились наши краснозвездные «ястребки», в небе над нами завязался воздушный бой. Проскочив открытую местность, мы вошли в лес, и к утру 4 января комбриг вывел бригаду к Сомору, где шел ожесточенный бой. Чунихину удалось связаться и установить взаимодействие с командиром стрелкового полка. Развернув 2-й и 3-й танковые батальоны и батальон автоматчиков, комбриг лично повел их в атаку. Удар с тыла решил исход боя. Противник был разгромлен, и бригада совместно с пехотой заняла круговую оборону в Соморе. Штабу бригады удалось связаться с корпусом, и там облегченно вздохнули. Поступил приказ: «До особого распоряжения оставаться на месте». Весь день противник контратаковал, пытаясь выбить наши танки и пехоту из Сомора. Нас беспрерывно бомбила авиация, но уже не так безнаказанно, – на огневых позициях развернулись два зенитно-артиллерийских полка и наша ЗПР[15 - Зенитно-пулеметная рота, имевшая по штату 12 пулеметов ДШК. (Прим. ред.)]. Зенитчики вели довольно прицельный огонь и под ликующий восторг обороняющихся сбили два самолета. Наиболее любопытные солдаты бросились к горящим самолетам, но те начали рваться. Под улюлюканье и хохот смельчаки вприпрыжку побежали назад…

Бригада вела тяжелые оборонительные бои в Соморе без нашего батальона, о существовании которого штаб знал только по редким, коротким сигналам о прохождении рубежей, предусмотрительно определенных комбригом при отходе. На долю нашего батальона выпала тяжелая участь с самого начала отхода. Прикрывая отход бригады, батальон закрепился на высотах юго-восточнее Дунаальмаша. Немецкие танки стали обходить нас с флангов: враг пытался сломить сопротивление батальона и перейти в преследование. Но лишь с выходом бригады на дорогу Шютте – Тардошбань майор Грищенко дал команду на отход.

Комбат передал все оставшиеся танки батальона мне и приказал прикрыть отход батальона по намеченным рубежам. Сам он свернул колесные машины в одну колонну и под прикрытием своего танка направился на Сомор. Я оставил три танка на занимаемом рубеже, помог Маркову организовать засаду на широком фронте и приказал ему удерживать участок до выхода основных сил моей роты на новый рубеж. После этого я свернул колонну и помчался вслед за колонной батальона. Ждать противника долго не пришлось. Проведя небольшую перегруппировку, он перешел в атаку с еще большим остервенением. Уже спускались сумерки, когда 7 немецких танков, при поддержке артиллерии и пехоты, атаковали оставленный в прикрытии взвод. Марков, Глива и Ткачев открыли огонь из-за укрытий. Немецкие танки построили свой боевой порядок «углом назад», стараясь охватить наши танки и уничтожить их, но удачная стрельба Ткачева и Гливы охладила их пыл: на флангах вспыхнули и загорелись сразу два вражеских танка, затем еще один. Боевой порядок противника расстроился, но два снаряда ударили в борт машины Маркова, танк закурился и вспыхнул. Экипаж успел выскочить и под прикрытием огня своих танков отполз к танку Гливы. Бой продолжался, но, когда совсем стемнело, противник, не добившись успеха, свернул в сторону и ушел.

Занявший место Гливы Марков доложил мне о выполнении задачи и помчался на новый рубеж за ротой. К рассвету следующего дня рота с танками Гливы и Ткачева заняла оборону на рубеже Шютте – Татабанья. На сей раз мы выбрали для танков удобные позиции, прикрытые местными укрытиями, успели накормить личный состав, пополнить боезапас и изготовиться к бою. Я занял место в центре боевого порядка, откуда хорошо просматривалось поле боя и было удобно управлять танками роты.

Рассветало. Солнце лениво пробивалось сквозь толстую пелену тумана, когда появился противник. Выдвигался он нехотя, с оглядкой. В первой линии шли 7 танков, вслед за ними 6 БТР с пехотой, а за ними еще 5 танков. Сила внушительная, но 12 танков против наших 7 в обороне – это не так много. Оценив расклад сил, я по радио приказал изготовиться к бою, но огня с дальних дистанций не открывать, а подпустить танки на 600–700 метров. Танкисты замерли в ожидании. Танки противника шли ходко, развернулись и дерзко атаковали нас. Огонь они открыли с дальних дистанций, видимо, пытаясь психически воздействовать на нас мощным огнем.

Подпустив врага ближе, я приказал вступить в бой. Темп стрельбы противника тут же возрос. Его пехота с криком «Ура!» (в атаку шли «власовцы») бросилась в атаку, но огонь взвода автоматчиков и лобовых пулеметов танков положил ее на землю. Один за другим загорелись три танка противника, но был подбит и танк Ярочкина; раненые члены экипажа с трудом выбрались из танка. Бой принимал все более ожесточенный характер. Противник пытался сбить наш заслон и продолжить наступление, для чего ввел в бой еще 5 танков на левом фланге. Три из них завязали бой с танком Бурцева. Экипаж отбивался с трудом. Ему удалось подбить один танк, еще по одному сожгли я и лейтенант Бикмулин. Противник не выдержал напряжение боя, стал пятиться, искать укрытия, а затем под прикрытием лесочка на высотке отвернул и ушел в сторону, оставив на поле боя 6 сгоревших и подбитых танков и 4 БТР.

Наш батальон привел себя в порядок и пошел на Байну. Следом пошла и ротная колонна танков. Налетела вражеская авиация, ставшая буквально терзать батальон. Отбомбившись, авиация улетела. Мы похоронили убитых, забрали раненых и вновь направились на Байну. На его западной окраине мы развернули танки, и под их прикрытием батальон пошел на Сомор для соединения с бригадой. Вскоре по дороге на Байну появилась колонна из 5 немецких танков и 4 БТР. Подпустив их поближе, мы открыли огонь. Головной танк колонны загорелся, а остальные на ходу развернулись и помчались прочь.

К исходу 4 января батальон прибыл в район обороны бригады, и майор Грищенко доложил комбригу о выполнении задачи. Чунихин с большой радостью встретил батальон, от души обнял комбата и приказал всех отличившихся представить к наградам. Батальон был выведен в резерв и сразу приступил к подготовке направлений и рубежей для контратак.

Бригада продолжала вести тяжелые, упорные бои. Люди устали и с трудом отбивались от превосходящих сил противника. Не успев передохнуть и привести себя в порядок, 1-й танковый батальон получил задачу контратаковать вклинившегося в нашу оборону врага и уничтожить его. Остатки танков в атаку повел майор Грищенко. Контратака удалась: не ожидавший ее противник дрогнул и отошел. Положение было восстановлено.

В ночь на 5 января бригада получила приказ отойти и занять оборону северо-западнее Фельше-Ереша. 1-й и 2-й танковые батальоны с двумя ротами автоматчиков заняли оборону в садах и по опушкам рощи севернее и западнее Фельше-Ереша. Выставив танковый взвод младшего лейтенанта Апушинского в засаду на опушке леса северо-западнее Фельше-Ереша, 3-й танковый батальон занял оборону, оседлав развилку дорог в 1 км восточнее Фельше-Ереша. На рассвете комбриг на местности уточнил рубежи обороны, и мы тут же приступили к оборудованию позиций. Машины подвозили горючее, боеприпасы, разгружались, забирали раненых и убывали в тыловой район. Заправлялись и загружали боеприпасы мы, не прекращая инженерных работ. Времени было в обрез, противник нажимал. Капитана Клаустина комбриг назначил заместителем командира батальона и приказал ему исполнять обязанности командира 1-го танкового батальона вместо раненного в бою Грищенко. Я был назначен начальником штаба батальона.

Погода испортилась. Подморозило, земля покрылась толстым слоем снега. Бездействовала авиация противника, но значительно усилила огонь его артиллерия, и особенно реактивные минометы. Под прикрытием их огня части противника развернулись и атаковали бригаду. Вновь развернулись ожесточенные бои. Противник упорно лез на нас, бросая в бой танки, штурмовые орудия, бронетранспортеры и пехоту. Он стремился захватить Жамбек – важный узел дорог на пути к Будапешту. Особенно упорные бои разгорелись во второй половине дня 6 января, когда противник бросил в бой большое количество бронетехники и пехоты. Артиллерия и реактивные минометы активно поддерживали атакующих. Бой был жестоким. На снегу перед обороной батальонов дымились и горели 7 танков и 6 БТР, распластались десятки трупов, но росло количество убитых и раненых и с нашей стороны. В разгар боя с боевым распоряжением во 2-й танковый батальон был направлен старший лейтенант Рязанцев. Перебежками от укрытия к укрытию, лесом и чистым полем он пробирался в батальон, но до цели не дошел. В это время противник вел сильный обстрел, и, видимо, Рязанцев попал под огневой налет. Произошедшее встревожило командование бригады. Была создана специальная розыскная группа, которая с разведчиками прочесала прилегающий лес и поля, но среди убитых Николая не обнаружили. Так погиб мужественный и отважный офицер. В конце марта 1945 года ему было присвоено звание Героя Советского Союза посмертно[16 - В 1967 г. имя Героя Советского Союза Н.Д.Рязанцева было присвоено средней школе № 2 г. Семилуки Воронежской области, где в настоящее время действует музей Н.Д.Рязанцева. (Прим. ред.)].

День был ненастным, и сумерки спустились рано. Танкисты надеялись, что враг не решится наступать ночью, но он в очередной раз атаковал позиции бригады. Батальоны, отбиваясь из последних сил, стали пятиться назад. Танки противника ворвались в Фельше-Ереш. Лишь наше упорное сопротивление, темень и сильный ветер с мокрым снегом не позволили им развить успех. Комбриг решил оторваться от противника и под покровом темноты занять более выгодный рубеж. По его приказу бригада отошла и заняла оборону в километре южнее Фельше-Ереша и двух километрах северо-западнее Маня. Мне же комбриг приказал прикрыть танками батальона отход бригады. 1-й танковый батальон усилил огонь и продолжал бой. Противник не заметил отхода бригады, остановился и приступил к перегруппировке своих сил и подготовке к продолжению наступления с утра. При этом артиллерия противника продолжала вести методический огонь. Выполнив задачу, я медленно, отстреливаясь, отвел танки, в лесу свернул их в колонну и прибыл в район расположения штаба бригады. Только тогда немцы обнаружили отход танков. Они усилили обстрел, но преследовать нас ночью в непогоду не решились.

Остановив колонну в районе командного пункта бригады, я вылез из танка и вместе с оперуполномоченным батальона Журавлевым направился к погребу, где располагался штаб бригады. В это время по штабу бригады противник произвел артналет. Кругом рвались снаряды и мины. Мы, спасаясь от огня, обнявшись, распластались под могучей сосной. Мощный снаряд ударил в сосну, разнес верх ее в щепки и осыпал нас градом осколков. Мне обожгло правое бедро и предплечье. Обстрел прекратился так же неожиданно, как и начался. Я вскочил и, ковыляя, побежал к погребу, а тяжело раненный Журавлев остался лежать в луже крови. Ворвавшись в погреб, я был возбужден и на ходу костерил проклятых фашистов. Чунихин быстро охладил меня:

– Прекрати ругаться! В чем дело?

– Там, под сосной, тяжелораненый Журавлев!

Не ожидая продолжения или команды, офицер штаба по фамилии Жуков бросился на помощь. Я пытался доложить о выполнении поставленной задачи, но комбриг остановил меня и крикнул врача. Лейтенант Максимова осмотрела и обработала мои раны, перевязала и уложила меня на носилки. Вскоре принесли и Журавлева. Рано утром всех раненых, в том числе и меня, отправили в медсанбат.

Полежав в госпитале пару дней, я сбежал. К этому времени в нашем батальоне почти не осталось ни танков, ни личного состава. Комбриг приказал передать оставшиеся машины во 2-й батальон, а остатки личного состава и автотранспорт вывел в резерв. Расположились мы в господском дворе Тордаш. Сюда пришел сбежавший из медсанбата майор Грищенко. В гости ко мне приехала и Мария Мальцева, которая на следующий день напомнила мне о давнем разговоре:

– Вась, помнишь, ты обещал, что, когда станешь начальником штаба, переведешь меня к себе в батальон?

– Маша, сейчас не время. Идут бои. Вот стану командиром батальона, тогда другое дело, – отнекивался я.

Уехала она обиженная.

После провала второго контрудара противник прекратил наступление по всему фронту. Однако он не отказался от плана освободить окруженную группировку в Будапеште и готовил очередной контрудар. На этот раз он рассчитывал прорвать оборону между озерами Балатон и Веленце, выйти к Дунаю севернее Дунафельдвара, разгромить войска 3-го Украинского фронта, а затем, ударом с юга, освободить окруженные войска в Будапеште. 18 января комбриг по радио получил приказ комкора: «Совместно с 1438-м самоходно-артиллерийским полком, у которого оставалось всего четыре САУ-85[17 - Правильно – СУ-85 или САУ СУ-85. (Прим. ред.)], срочно выступить и к 19 января занять оборону на рубеже Иснефальва – Бебиц – Надьхерген и не допустить продвижения противника на восток и юго-восток».

Потрепанная в боях бригада быстро свернулась в колонну и выступила боевыми подразделениями по указанному маршруту. Колонну вел лично комбриг. Мы шли по знакомым местам, только в обратном направлении. Пройдя ночным маршем 70 км, бригада 19 января к 02.00 подошла к Шарошду. Начразведки Гусак доложил, что противник овладел Шаркерестур и развивает наступление в восточном направлении, на Дунапентеле. Чунихин доложил обстановку в штаб корпуса и получил указание занять оборону на рубеже Альшотебержек – Шербогард и не допустить продвижения противника в направлении Цеце. Бригада, не задерживаясь, выступила из Шарошда на Хантош. При подходе к Надьлок встретили коменданта Шербогарда с представителем 7-го гвардейского механизированного корпуса, которые доложили, что танки противника ворвались в Шербогард. Связь с корпусом пропала. Обстановка складывалась не в нашу пользу. Противник наступал в сторону Дуная на всех направлениях.

Комбриг, долго не раздумывая, приказал 2-му танковому батальону с ротой автоматчиков занять оборону в районе 2 км северо-восточнее Кишлока и не допустить продвижения противника на восток и юго-восток. 3-му танковому батальону с танко-десантной ротой он приказал прикрыть дорогу из Шарсентмиклош и не допустить прорыва противника на Херцегфальв, а самоходные установки оставил в своем резерве.

Тем временем противник за ночь навел переправы через канал Шариз, форсировал его и теперь успешно продвигался к Дунаю. Основные силы 18-го танкового корпуса вели упорнейшие бои в районе Секешфехервара. Прибыл лейтенант Чеботарев и доложил, что до 30 танков идут в направлении Херцегфальв. Выслушав разведчиков, полковник Чунихин подал команду приготовиться к бою. Он приказал подпустить колонну танков как можно ближе, уничтожить головные танки, а затем расстреливать их при развертывании в боевой порядок. На горизонте, на белом фоне было видно, как не спеша, ровно, движется танковая колонна противника. Подпустив головной танк на 400 м, Отрощенков скомандовал: «Огонь!» Заговорили все пушки и пулеметы. Оборона ожила, ощетинилась. Первым же выстрелом Васадзе подбил головной танк, впрочем, по нему били и другие экипажи. Колонна противника сразу расcтроилась: передние танки встали, последующие от неожиданности стали дергаться из стороны в сторону и медленно развертываться, подставляя нам борта. Однако танкисты Отрощенкова не смогли воспользоваться выгодной ситуацией. Разгорелся тяжелый, неравный бой. 3-й танковый батальон не выдержал, отошел и закрепился только на перекрестке дорог, ведущих на Дунафельдвар и Дунапентеле. Танки противника овладели Херцегфальв и продолжали движение на Цеце. 2-й танковый батальон отбивался от противника в районе Кишлока. Комбриг усилил 3-й батальон двумя самоходными артиллерийскими установками СУ-100 и батальоном автоматчиков, приказал занять круговую оборону на перекрестке дорог и прочно удерживать его.

Сережа Отрощенков развернул бурную деятельность. Понимая, что противник вот-вот появится перед батальоном, он носился по позициям, как метеор: расставлял каждый танк, самоходную установку, определял рубежи для автоматчиков. Экипажи неистово работали, вгрызаясь в мерзлую землю, стараясь прикрыть хотя бы ходовую часть и борта. На душе было тревожно и неспокойно. Все прекрасно понимали, в каком критическом положении они находятся.

Закрепиться как следует не удалось. В середине дня появилась колонна танков и бронетранспортеры с пехотой. Пройдя Сорваш, семь «Пантер» и до пехотного батальона противника развернулись и стремительно атаковали позиции батальонов, пытаясь уничтожить наши танки, автоматчиков и пробиться на Дунапентеле. Немецкие танкисты всегда отличались хорошей подготовкой, а танки «Тигр» и «Пантера» имели превосходные прицелы. Бороться с ними было трудно. Требовались хорошая выучка, умение и хладнокровие.

Танки противника, набирая скорость, все ближе и ближе подходили к нашей обороне. Появилась авиация, развернулась и пошла в пике, сбрасывая бомбы и обстреливая наши танки из пушек. Слабосильная ЗПР открыла огонь: результата он не дал, но психологическое воздействие на летчиков произвел – их удары не всегда были точны. Вслед за авиацией на позиции 3-го батальона навалились танки. Младший лейтенант Х.М.Прохоренко вплотную подпустил «Пантеру», со второго выстрела подбил ее, а после третьего попадания вражеский танк встал и задымился. Танк Прохоренко засекли, и вскоре бронебойный снаряд пробил его башню насквозь, а попавший в борт второй снаряд завершил свое черное дело. Танк охватило пламя, весь экипаж погиб… Тяжелый бой продолжался, но вскоре, потеряв 3 танка, 2 БТР и оставив на снегу десяток трупов, противник отошел. С нашей стороны также было подбито три танка.

Комбриг оценил выгодный и очень важный рубеж перекрестка дорог и перебросил сюда танки 2-го батальона, свой резерв и опергруппу. Фактически он собрал все, что осталось от бригады, в один кулак и лично возглавил его. Противник, проведя небольшую перегруппировку, предпринял новую попытку сбить бригаду с занимаемого рубежа. В бой были брошены танки, штурмовые орудия, бронетранспортеры и пехота. Их активно поддерживала авиация. Район обороны бригады стонал и содрогался от разрывов бомб, снарядов и мин. Очертя голову враг лез на нас, стараясь во что бы то ни стало захватить этот важный узел дорог, но жалкие остатки нашей бригады дрались насмерть. Встретив яростное сопротивление, противник откатился назад, оставив на поле боя 2 танка, 3 БТР и много трупов. Но и от бригады осталось всего 6 танков…

Не добившись успеха, противник начал обходить бригаду, развивая успех на восток и север. Создавалась угроза нашего окружения. На активные действия у бригады не было сил, и комбриг принял решение: оставаться на прежнем рубеже, занять круговую оборону и биться до последнего. Другого выхода не было.

Во время боя вышла из строя радиостанция РСБ; связь с корпусом оборвалась. Комбриг направил в штаб корпуса донесение с офицером связи Салтыковым. В донесении он просил разрешения отойти на линию обороны стрелковых войск. Не зная обстановки в бригаде, комкор в это же время направил в бригаду своего офицера связи с приказом: «До наступления темноты прочно удерживать занимаемый рубеж, а ночью внезапно атаковать и захватить Шербогард». Но офицер связи корпуса заплутал и не смог пробиться в бригаду.

Разведчики вели активную разведку и докладывали комбригу, что противник из Херцегфальва повернул на восток и север. Он как одержимый рвался к Дунаю! На исходе дня небольшая колонна танков с пехотой еще раз атаковала нас, пытаясь сбить бригаду с перекрестка дорог. Не добившись успеха, танки противника обошли наши позиции слева и заняли Надь. Во второй половине дня 19 января вражеские танковые части достигли Дунапентеле, а к утру 20 января вышли к Дунаю. Войска 3-го Украинского фронта были рассечены на две части. Создалась очень сложная обстановка.

Наша бригада была в тяжелом положении. Она была отрезана от главных сил корпуса, от своих тылов и собственного штаба. Танков и пехоты было очень мало, соседей не было, радиосвязь с корпусом отсутствовала. Офицеры связи в большинстве случаев нарывались на противника и погибали. Противник забил все дороги танками, артиллерией и пехотой. Свирепствовала его авиация. Расширялась полоса прорыва. Бригада оказалась в тылу врага. Действовать приходилось на свой страх и риск. И, к чести Чунихина, он не дрогнул, выстоял и тем фактически спас бригаду.

К нашей великой радости, к району обороны подошли 2-й батальон 32-й мотострелковой бригады и 1000-й истребительно-противотанковый полк, у которого осталось всего 2 самоходных артиллерийских установки. По радиостанции РСБ командира этого полка Чунихин связался с комкором. Не выслушав комбрига и не поинтересовавшись обстановкой, генерал-майор Говоруненко отругал его за потерю связи, выразил неудовольствие действиями бригады, после чего подтвердил приказ, который не смог доставить офицер связи корпуса. Полковник Чунихин терпеливо выслушал несправедливые упреки комкора и убедительно доказал, что в сложившейся обстановке такой приказ невыполним и что нет смысла оставаться на прежнем рубеже в отрыве от своих войск. После короткого раздумья комкор нехотя согласился с Чунихиным и приказал занять оборону на новом рубеже, чтобы не допустить продвижения противника на Перкату.