– Так нельзя, Ираклий… Понимаешь? Ты скоро, пожалуй, кусаться начнешь. А еще умный и начитанный человек, философию учил…
Брат Ираклий принял увещание с подобающим смирением и заперся у себя в келье. Он обложился книгами и что-то такое писал. По вечерам он уходил к Половецкому, и их беседа затягивалась за полночь. Раз вечером, когда брат Ираклий только-что собрался идти в странноприимницу, как к нему в келью вошел брат Павлин. Он был чем-то взволновав и, осторожно оглядевшись кругом, шепотом сообщил:
– Ираклий, тебя желает видеть некоторая госпожа…
– Какая-такая госпожа?
– А такая… Дух от неё такой приятный… идет, как от мощей. Сейчас только приехала из Бобыльска, и прямо спросила тебя. «Мне, грит, необходимо переговорить с братом Ираклием»… Так и сказала. Она ждет в странноприимнице…
Брат Ираклий тоже взволновался. Он наскоро переоделся, намазал редкие волосы деревянным маслом и отправился в странноприимницу. Кто была «некоторая госпожа» – он догадался сразу.
В одном из номеров женской половины странноприимницы нетерпеливо ходила высокая красивая дама вся в черном.
– Вы – брат Ираклий? – довольно строго спросила она и, подавая смятое письмо, прибавила. – Узнаете, кто это писал?
– Точно так-с… Это я писал, но писал по злобе…
– Мне это решительно все равно… Я желаю видеть мужа.
– Михайло Петрович не здоровы и не могут сейчас принять. Впрочем, я могу к ним сходить…
– Будьте любезны…
Когда брат Ираклий уходил, «госпожа» невольно подумала: «Уродится же такой идиот»…
«Вот это так кукла налетела… – думал брат Ираклий по дороге. – И дернуло меня тогда ей письмо написать про Михайла Петровича… Ох, грехи, грехи! А все виноват дурень Егорка… Ну, зачем он ей отдал мое письмо?»
Половецкий выслушал брата Ираклия совершенно спокойно и также спокойно ответил:
– Передайте m-me Половецкой, что я ее видеть не желаю… да. Она напрасно беспокоила себя, разыскивая меня. Я останусь жить в обители… Мне здесь нравится.