Орден Дракона vs Османы. «С Крестом и Мечом»

Тем временем, Энжеран де Куси и его небольшой отряд достигли Милана, где их миссия склонить Джанголеаццо Висконти к участию в походе окончилась неудачно. Он только что потерял контроль над Генуей, а тут ещё и дело его дочери Валентины рассматривалось во французском суде. Ничуть не обескураженные, де Куси и де Бар убыли из Милана в Венецию, где, как указывают хроники, они сели на корабль до Сенджа на управляемом венграми далматском побережье. Оттуда отряд де Куси, вероятно, двинулся прямо к Будапешту, где они присоединились к другим уже прибывшим отрядам крестоносцев, в том числе, к отряду под командованием бастарда графа Савойского, богемским рыцарям, нескольким тевтонским рыцарям и полякам. Венгры также собирали свои войска, было здесь и некоторое число валахов под командованием воеводы Мирчи.

Речной флот из 70 судов и барж также шел под парусами вниз по Дунаю из Вены в Буду. На нем главные силы армии крестоносцев прибыли в город в конце июля Численность армии, которая, в конечном счете, расположилась лагерем у стен Будапешта, поразила короля Сигизмунда, заставив его написать, что «если бы небо начало падать, то копья христианской армии удержали бы его от падения». Однако истинная численность христианского войска и по сей день остается темой для споров историков. Фактически крестоносцев, вероятно, насчитывалось приблизительно 16 тысяч воинов. Традиционно турецкие источники считают, что османских солдат было около 10 тысяч, но когда к ним присоединилась их балканские вассалы, численность армии Баязида возросла до 15 тысяч. Одно совершенно ясно – армии, сошедшиеся в бою у стен Никополя, были примерно равны по численности.

Стратегия, преследуемая крестоносцами, была в конечном счете согласована в Будапеште. Сигизмунд ожидал османского вторжения, но этого не произошло, и венгерская разведка не обнаружила никаких главных османских сил возле границ. По этой причине французы и бургунды объявили Баязида трусом, боявшимся сойтись с их армией в открытом бою, и настаивали на непосредственном наступлении вглубь турецкой территории, с чем Сигизмунд неохотно согласился. Фактически какой-то вариант похода на Балканы был бы принят в любом случае, ведь, недаром с крестоносцами двигался флот, недаром он собирался на Черном море.

Миклош Гараи, палатин Венгрии, привел авангард войска вниз по левому берегу Дуная. Авангард состоял из французов и бургундов, замыкал колонну король Сигизмунд с главными венгерскими силами. Тем временем, конвой судов поставок шел под парусами по реке. В Оршове, в нескольких километрах вверх по течению реки от узкой стремнины Железных Ворот, большая часть отрядов крестоносцев собралась вместе, чтобы пересечь Дунай. С одной стороны реки, поднимались южные отроги Карпатских гор, с другой – простиралась холмистая местность восточной Сербии. Форсирование реки заняло восемь дней, и почти сразу франко-бургунды продемонстрировали свое плохое отношение к местным православным христианам. Они, конечно, находились на территории страны османского вассала, но население было почти сплошь венграми и тяготело к своему северному соседу. Священники и монахи крестоносцев убеждали военачальников проявлять сдержанность в обращении с христианами, но, как вспоминал один церковнослужитель из Сен-Дени: «С таким же успехом они могли проповедовать глухим ослам».

Франко-бургундская самонадеянность, возможно, проявилась в полном отсутствии осторожности в течение следующей стадии марша к Видину. Не совсем ясно, что в это время делала речная эскадра крестоносцев, продолжала ли она движение вниз по течению после Железных Ворот? Однако большое число речных судов, о котором сообщаемся при описании осады Никополя, скорее всего, говорит о том, что было именно так.

Часть венгерской армии двигалась к Никополю другим маршрутом – через Трансильванию, пересекая Карпаты в Валахии. Этот путь проходил в стороне от места сбора контнингентов в Трансильвании, но рейд преследовал несколько иные цели. Под командованием Мирчи, крестоносцы изгнали из Валахии своего конкурента проосманского правителя Влада, укрепившегося теперь с небольшим османским гарнизоном в Малым Никополе. Вероятно, восстановив контроль над Валахией, Мирча связался с крестоносцами на кораблях, стоявших уже внизу устья Дуная. Точное расположение флота неизвестно, однако вполне вероятно, что это была генуэзкая колониальная застава Киллия. 44 судна, под командованием знаменитого венецианского адмирала Томмазо Моченито, покинули Родос в августе. 29 или 30 августа 1396 года, все эти корабли или большая часть армады по сигналу Мирчи поднялась вверх по течению Дуная.

Согласно французскому хронисту, Жану Фруассару, захватчики после форсирования реки, напали на несколько укрепленных пунктов, включая замок Белградчик, который сопротивлялся, пока армия крестоносцев двигалась вперед к Никополю. Один из командиров этого форта сумел якобы предупредить Баязида о вторжении. Это может быть и верно, однако к тому времени османский правитель уже получил массу предупреждений из других источников.

Видин был столицей маленького болгарского княжества, вассала Османского государства, но он часто переходил из рук в руки и даже некоторое время удерживался венграми в 1360-х. Городской замок был сильным, а его ров был заполнен водой из Дуная. Но когда в начале сентября армия крестоносцев прибыла к воротам города, болгарский правитель Иоанн Страхимир открыл городские ворота. Очень маленький османский гарнизон, по сообщениям командира войнуков – вспомогательного отряда «греческих христиан» был немедленно вырезан и заменен 200—300 захватчиками. Это было первым боевым столкновением крестоносцев с неверными. За проявленную «доблесть» графу Неверскому и 300 его воинам было церемонно присвоено рыцарское звание.

Сильно укрепленный город Оряхово находился на высоком берегу Дуная и был окружен высокой стеной, от которой сейчас ничего не осталось. Это был пункт паромной переправы через реку и граница Османской территории, поэтому город был усилен войсками. Надеясь захватить гарнизон врасплох, группа из 500 французов и бургундов под командованием констебля дэ Э и маршала Бусико двигалась всю ночь, чтобы атаковать на рассвете, не дожидаясь поддержки венгров. Однако местные жители уничтожили мост надо рвом и внезапное нападение потерпело неудачу, пока прибытие венгров не убедило защитников, что сопротивление бесполезно. Османский командир отправил парламентеров в лагерь крестоносцев, предлагая отсечь себе руки, в обмен на жизнь жителей и войск гарнизона Сигизмунд был склонен пойти на это предложение, но другие крестоносцы утверждали, что их воины уже измерили стены и с малыми жертвами возьмут этот город. Действительно, город был взят ими очень быстро, а за штурмом последовала резня. Жертвами резни стали как мусульмане, так и православные христиане, однако крестоносцы захватили в плен многих из наиболее зажиточных горожан и, возможно, офицеров гарнизона в надежде заработать выкупы. Еще раз венгры почувствовали, что их король оскорблен.

Тем временем венецианские, генуэзкие транспорты и суда госпитальеров приделали путь вверх по течению Дуная. 12-дневный маршрут по широкой реке не составил никаких трудностей для средневековых судов. Повсюду до Никополя Дунай имел ширину около одного километра, хотя, если считать острова и болота, то в дельте ширина реки была много больше. Флот, вероятно, прибыл 10 сентября 1396 года и бросил якорь вне радиуса обстрела из луков, ожидая главную армию, прибывшую двумя днями позже.

Никополь стоял на высоком крутом берегу, доминируя над этим участком Дуная. Это был важный речной порт с налаженной паромной переправой, расположенный вблизи рек Олт (текущей с севера через Валахию почти от Трансильвании) и Осам, чья долина тянулась по направлению к центральной Болгарии.

Никополь являлся одним из важных стратегических пунктов в нижнем течении Дуная. Он был самым сильным укрепленным опорным центром, который туркам удалось захватить при их экспансии на север. Его укрепления недавно были усилены, большим и хорошо подготовленным гарнизоном крепости командовал многоопытный офицер – Доган-бей.

Шедший в авангарде франко-бургундский контингент разбил свой лагерь фронтом на Никопольскую цитадель, в то время как Сигизмунд и его венгры расположили свой лагерь фронтальной частью к городу. Фортификационные сооружения Никополя с нескольких сторон стояли на высоких утесах, но к юго-востоку местность перед стенами была равнинной, хоть и пересечена несколькими оврагами. При двух штурмах города, бургунды и французы сделали несколько штурмовых лестниц, а венгры прорыли два больших подкопа по направлению к стенам. Тем не менее, пока все попытки взять город терпели неудачу, поскольку, как свидетельствуют летописцы более поздних лет, у крестоносцев не было стенобитных машин. Это, вероятно, какая-то ошибка Действительно, по суше не было привезено с собой никаких осадных машин, но маловероятно, чтобы крестоносцы не предусмотрели потребности в осадной технике. Возможно, что осадная техника оставалась на борту судов или возможно, Никополь имел такие естественные преграды перед стенами, что командиры крестоносцев склонились к блокаде в надежде втянуть Баязида в генеральное сражение. Это была, конечно, общая стратегия, и, в конечном счете, гарнизон от голода когда-нибудь бы да сдался, в то время как крестоносцев снабжали лодки с дружественной валашской территории.

Никаких новостей относительно Баязида, спешившего деблокировать осажденный город, не поступало. Однако идея, что крестоносцы были настолько самонадеянны, что пренебрегали правилами и не вели разведку на окружающих территориях – почти наверняка миф, пытающийся объяснить поражение армии христиан в результате их собственных ошибок. Однако, продовольствие из Валахии должно было ограничить потребность в рейдах далеко вглубь на недружелюбную территорию к югу. Благочестивые летописцы также преувеличили снижение морали в лагере крестоносцев. С другой стороны, напряженность между венграми и франко-бургундами явно возрастала: православных валахов беспокоило поведение крестоносцев по отношению к местному православному населению, многие из которых были, вероятно, валахами. Тем не менее, более поздние летописцы с удивлением отмечают полное доверие командованию православных контингентов армии крестоносцев. Никаких гуманных идей Возрождения западные рыцари с собой не несли, скорее, наоборот. Например, местные жители, отваживавшиеся произнести вслух очевидную мысль, что Баязид скоро будет здесь, лишались ушей как «торговцы слухами». С друзой стороны, слухи о расправе в Оряхово дошли до жителей Никополя, и гарнизон города защищался стойко и отчаянно. И когда была снята осада, их командир, Доган-бей, получил титул «Герой веры».

Во время начала вторжения крестоносцев Баязид и лучшие его армии осаждали Константинополь или находились в районе Эдирне. Информация от османских разведчиков была полной и достоверной, так же, как и у предшественников Баязида. По некоторым данным, он снял осаду Констаннополя и сжег всю осадную технику, которую нельзя было легко увезти из-под стен, как только крестоносцы покинули Будапешт. Прохождение крестоносцев через узкие Дарданеллы и Босфор, едва да можно было скрыть, и факт, что эти корабли не сделали никаких попыток помешать османским войскам переправляться с азиатского берега на балканский, свидетельствует лишь о том, что большинство турецких войск было уже в Европе. По легенде, Баязид собирал свои силы возле Эдирне, когда шпион принес ему копию письма византийского императора Мануила Сигизмунду Венгерскому, где содержался вопрос: «Почему вы медлите? Турки готовятся к вашему прибытию, они усиливаются».

Информация с османской стороны об этой стадии кампании очень отрывочна, однако византийский летописец Дука заявил, что Баязид, по нашим сведениям, на много дней раньше нации Запада [крестоносцев] собрал свою полную армию с восточной стороны и двинул ее на запад. Кроме обычного состава он усилил ее солдатами, осаждавшими до этого Константинополь. Согласно османским летописцам, Баязид послал Гази Евренос-бея вперед с большим отрядом легкой конницы, по-видимому, чтобы разведывать и контролировать вражеские перемещения, в то время как вокруг Константинополя поддерживалась свободная блокада. Возможно, это и явилось причиной, почему византийцы были не в состоянии принять участие в морских действиях крестоносцев.

Баязид также призвал войска своих балканских вассалов, чтобы они не атаковали крестоносцев, а собрались вместе где-нбудь между Эдирне и Пловдивом. Огромная армия была собрана очень быстро. Во многом это произошло благодаря мобильности провинциальной конницы, быстро собравшейся под белые знамена своих беев и направившейся к главному пункту сбора, тогда как менее мобильные войска остались на местах для охраны собственных территорий. Командование армией в целом было сосредоточено в руках Баязида, в то время как его молодые сыновья теоретически отвечали за Румелийский и Анатолийский территориальные контингенты, их поступки контролировал старый и надежный визирь Кара Тимургаш-бей. Контингенты вассалов, собранные вокруг Пловдива, с сербами под командованием Стефана Лазаревича прибывали через Софию. По отчетам, опустошенные войной земли простирались до территорий по реке Марица, что приблизительно дает нам возможность судить о землях, на которых проходила мобилизация.

Область сбора войска между Эдирне и Пловдивом находилась к югу от патрулей крестоносцев и ими не контролировалась.

К указанному периоду Баязид мог мобилизовать османскую армию за шесть недель. При этом, под его знамена успела встать сила, превышающая численность крестоносцев, что явно застало западных рыцарей врасплох. К слову, это ещё не предел, в 1484 году мобилизация большой османской армии с осадной техникой и доставкой на театр боевых действий от Эдирне по Дунаю заняла всего три недели. В 1396 году Баязид собирался медленнее, но шел быстрее.

Обратимся к «Danishmandname», одному из ранних образцов османской турецкой литературы, датированному 1360-ми годами. В этом произведении так описаны сборы на войну: «Их сеньоры взяли свои военные платья и лошадей, так как и религиозные знамена, флаги, прославленные героями в прошлых сражениях, большие барабаны и небольшие, но золоченные барабаны».

Обычным порядком следования османского войска было направление в передовой дозор крупного отряда легкой кавалерии. При Никополе эту задачу решали подразделения акинджи, вероятно, под командованнием Гази Евронос-бея. Их задачей помимо поиска противника было освидетельствование состояния дорог, мостов и перевалов. За разведчиками следовал авангард регулярной конницы, потом двигалась главная часть пехоты, дворцовая конница правителя, оружейники и солдаты специального назначения (саперы, артиллеристы, обслуга). Фланги колонны защищала конница феодального ополчения провинций – сипахи. Они же охраняли находившийся в тылу обоз. Их задачей помимо поиска противника было освидетельствование состояния дорог, мостов и перевалов. За разведчиками следовал авангард регулярной конницы, потом двигалась главная часть пехоты, дворцовая конница правителя, оружейники и солдаты специального назначения (саперы, артиллеристы, обслуга). Фланги колонны защищала конница феодального ополчения провинций – сипахи. Они же охраняли находящийся в тылу обоз.

Главная османская армия, двигающаяся из Эдирне в Тырново, и сербы, марширующие от Пловдива, пересекли высокий Балканский хребет по перевалу Шипка, 20 и 21 сентября. Окончательное объединение войск произошло к Тырново 21 или 22 сентября. Именно здесь, османская армия была обнаружена венгерской разведкой под командованием Иоанна из Маро, опытного «бана» из земель вокруг Белграда. Тем временем, патрули османской разведки обнаружили лагерь крестоносцев у стен Никополя.

По всей видимости, основные силы османской армии ни разу не были атакованы до самого подхода к Никополю. 24 сентября 1396 года, Баязид разбил свой лагерь на холме, в нескольких километрах к югу от города. Турецкий роман «Varga ve Gulsah», написанный Юсуфи Меддахом в конце XIV столетия, в красочных деталях описывает лагерь турков: «Заиграли дудки и барабаны. На возвышенности были выставлены бунчуки, копья, флаги и знамена, имевшие навершия в виде полумесяцев. Вся армия, полк за полком, отряд за отрядом. медленно снимала свою броню, мешавшую проведению работ. Кавалеристы спешились со своих лошадей, они расположились со стороны лагеря противника. Их палатки, веревочные оттяжки и плетеные заграждения защищали от ветра и солнца. Потом они установили шатер предводителя и палатки других военачальников».

Османские источники утверждают, что ночью Баязид пробрался к стенам Никополя и переговорил с Доган-беем. Это была разведка, и вряд ли он пытался передать в город подкрепления или продукты питания. Фактически османский летописец Несри говорит, что они были и не нужны – Командир гарнизона вроде бы сказал Баязиду: «Наши запасы обильны, ну а весть о том, что наш султан здесь, поднимает наш дух и не даст проиграть». Согласно тому же источнику, Баязид ответил ему: «Видя ваше мужество, я продемонстрирую вратам мужество не меньше вашего. Вы увидите, что в бою я буду подобен вспышке молнии!»

В предстоящем бою, Баязид решил применить традиционную мусульманскую тактику: выждать атаку противника, выстоять под его ударом и нанести ответный удар. Эта тактика была не новой, так что никаких сюрпризов для крестоносцев она не обещала. Но, дополняя обычные построения такого рода, турецкие пехотинцы соорудили полевое укрепление в виде частокола на направлении главного удара. Согласно более поздним военным руководствам XIV столетия, написанными египетскими мамлюками, подобные укрепления должны были состоять из траншей и палисада с промежутками, защищенными пешими лучниками и конницей. Европейские отчеты о Никополе описывают отраду из заостренных кольев, составившую некий эквивалент палисада, но нигде не упомянуты канавы (хотя и в более позднее время османские армии рыли подобные полевые укрепления).

Лагерь крестоносцев теперь оказался между вражеской армией с фронта и вражеским гарнизоном с тыла. При этом не было никакого укрепления или ландшафтного препятствия, чгобы закрепиться в случае отступления. При отходе в Валахию, на их пути труднопреодолимой преградой был Дунай. Можно сказать, что армия крестоносцев попала в ловушку, но об этом рыцари не особо задумывались, поскольку наступательная тактика французов и бургундов не предполагала обороны, а только наступление.

Глубокая тактическая разведка была осуществлена 24 сентября 1396 года, если не раньше. В ней приняли участие Мирча с его валахами плюс отряд немецких крестоносцев де Куси, с частью французов и бургундов. Детали этого боевого столкновения не упомянуты нигде в османских источниках, в то время как европейские хроники весьма путаны и явно приукрашены. Инициатором этого разведывательного рейда был, вероятно, Мирча. Сигизмунд позволил ему взять тысячу воинов с целью легкой разведки. Он вернулся к королю и рассказал, что он видел 20 знамен, и под каждым знаменем было по 10000 воинов, и каждое знамя стояло отдельно от других». Другими словами, Мирча доложил, что османская армия состояла из 20 крупных подразделений. Сейчас очень непросто ответить на вопросы о разведывательном «набеге» де Куси – каковы были его цели, кого он атаковал. Однако, есть все основания предполагать, что отряд де Куси столкнулся с акинджи Гази Евренос-бея. Французских рыцарей возглавляли Рейно де Ройе, Жан де Сампи, камергер Бургундии, Штален де Буве. Их отряд насчитывал 500 латников и примерно такое же число конных арбалетчиков или лучников, в последнем случае, возможно, это были валахи и венгерские проводники. Согласно Фруассару, основные силы турков были обнаружены в то время, когда они прикрывали подход обоза и развертывание лагеря, но де Куси у Фруассара – герой и благодетель, потому он приказал отвлечь на себя передовой турецкий дозор и подготовил встречную засаду Потом двести французских конных рыцарей продолжали преследовать турок, тогда как остальная часть крестоносцев начала дружно кричать «Богородица с Энжераном де Куси!», поскольку им казалось, что они уже уничтожили всех турок. Преувеличенное количество жертв со стороны турок, возможно, было результатом похвальбы валашских друзей де Куси. Напомним, что он был практически единственным французским дворянином, который ладил с Мирчей. «Набег» де Куси может действительно был частью большой разведки Мирчи.

24 сентября 1396 года, случилось еше одно событие, о котором потом крестоносцам пришлось немало пожалеть. Опасаясь вылазки гарнизона Никополя, в результате которой турки могли освободить своих соотечественников, содержащихся в плену, крестоносцы устроили резню нескольких тысяч пленных, захваченных в Оряхово. Такие действия были вполне обычными на западноевропейских полях сражений, но для османских турок эта жестокость была внове. У крестоносцев к тому же не было ни желания, ни времени, чтобы похоронить покойников, и потому следы убийства пленных остались на виду, вызывая у турок справедливый гнев.

Сражение при Никополе началось в понедельник 25 сентября 1396 г., на открытой земле вблизи стен города. Его точное расположение, однако, до сих пор точно не установлено. Ни одно из предполагаемых историками мест не соответствует во всех деталях имеющимся описаниям в источниках. Наиболее вероятное место поля битвы, располагается на холме на полпути между Никополем и современным селом Белавода. В наше время это уже не дорога, а едва наезженный сельский проселок от вероятного местоположения ворот в средневековых стенах Никополя через брод к перекрестку дороги, ведущей к Тырново.

Позиция Баязида была на небольшой возвышенности по сравнению с плато к юго-востоку от Никополя и была выбрана с учетом естественных складок местности. Левый фланг позиции прикрывался лесным массивом, в то время как её правый фланг защищала пересеченная местность, переходящая в болотистые низины вдоль Дуная. Наиболее важным элементом позиции была узкая, заросшая деревьями низина по фронту холма.

Османское построение было относительно простым и полностью соответствовало традициям анатолийских турок XIV столетия. По традиционной османской тактике пеших лучников разместили впереди главного построения конницы, составлявшую мощный центр строя с небольшими силами на флангах, которые можно было легко направить вперед, пытаясь охватить фланги противника. По традиции балканская или румелийская конница размещалась на правом фланге, как это было обычно в турецких построениях в сражениях на территории Европы. Анатолийская конница была с левого фланга. Пехота находилась в центре, защищенном высоким частоколом из заостренных деревянных бревен. Некоторое число янычар, вероятно, находилось между обычными пешими стрелками – азабами для поддержания стойкости строя, хотя некоторые источники и пишут о поддержке стрелков корпусом дворцовой конницы Баязида. Это вряд ли, перед пехотными шеренгами находилась не дворцовая, а легкая конница акинджи. Её целью было втянуть вражескую кавалерию в рукопашный бой и подвергнуть её нападениям конницы с флангов. Тем временем, Баязид располагался в тылу на некотором расстоянии позади холма, окруженный своей личной охраной и, по-видимому, дворцовыми полками «правой» и «левой руки». К одному из флангов дворцового подразделения, вероятно, примыкал сербский контингент под командованием Стефана Лазаревича. Дальнейшие детали, записанные в победном панегирике битвы при Никополе, указывают, что провинциальной румелийской конницей командовал сын Баязида, Сулейман Челеби, поддерживаемый Али-пашой Кандарли и румелийскими бейлербеями Фирузом, Малкочем и Тнурташем. Анатолийской провинциальной конницей командовал другой сын Баязида, Мустафа Челеби, поддерживаемый анатолийским бейлербеем пашой Кара Тимурташем, включая войска турецких вассалов, по большей части из бывшей территории караманского эмира под командованием Мехмед-бея, Турхан-бея, Бесир-бея и Тахир-бея. Баязид планировал спровоцировать крестоносцев на атаку, а затем ударить их в фланги, пока защищенная частоколом пехота будет удерживать их фронтальный удар. Однако франко-бургундские рыцари прорубились через османскую пехоту много быстрее, чем ожидалось. Они так быстро наступали и так легко пробивались через турецкие ряды, что вскоре оторвались от венгерских частей, и армия крестоносцев фактически разделилась на две части.

За исключением валашских и трансильванских вассалов короля Сигизмунда, моральное состояние обеих армий было очень высоким. Но в плане дисциплины христианская и мусульманская армии различались очень существенно. Подобно большинству западноевропейских армий, крестоносцы не были особо обучены действовать в строю, сменять друг друга в случае усталости или поломки копья. И хотя в результате их первого удара османские турки обратились в бегство, но, отойдя назад, они сумели переформировать свои ряды позади первоначальных позиций и продолжить сражение. Крестоносцы же были готовы для первого сокрушающего удара, они стремительно атаковали, «подогретые горячим вином и куражом». Но после достигнутого успеха они растерялись. Во время вчерашнего совещания, перешедшего в рыцарский пир, было высказано немало язвительных замечаний по отношению друг к другу, но тактический план на завтрашний день согласован не был. Сигизмунд призывал к осторожности, его поддерживал де Куси, предлагавший разобраться – не собирается ли Баязид напасть первым. Он также предлагал послать трансильванскую и валашскую легкую конницу, чтобы очистить область от турецких разведчиков акинджи. Мирча согласился с этой миссией и предложил (отложить нападение, пока его люди не отгонят турецких конных разведчиков от лагеря крестоносцев. И вот тогда, по мнению Мирчи, французким и бургундским латникам стоило атаковать главные силы османских турок при поддержке венгров и других крестоносцев. Услышав это, многие из бургундских и французских лидеров были взбешены: видите ли, им предстояло ждать, пока первые шаги против турок предпримут те, кого они между собой уже расценили, как крестьян. Граф д'Э объявил: «Да, да, король Венгрии хочет добыть себе всю славу и всю честь!».

Сигизмунд согласился уступить первые линии построения, и на следующее утро бургунды и французы заняли позицию на фронте армии. Сзади них в более широких шеренгах строились венгры, немцы, госпитальеры и, вероятно, чехи (богемцы) и поляки. На правом фланге находились трансильванцы под командованием Лачковича и с левой стороны валахи под предводительством Мирчи. Правый фланг был менее прикрыт неровностями ландшафта, потому с этой стороны разместили войска, отдохнувшие в процессе спокойного плавания на баржах вниз по течению Дуная. По левому флангу атаки были менее вероятны – здесь был довольно густой подлесок, тянущийся в двух оврагах до самом западной стены Никополя.

Рано утром, 25 сентября 1396 года, Сигизмунд послал своего главного маршала, чтобы убедить своих союзников не бросаться в атаку на турецкую позицию слишком необдуманно, так как она выглядела очень неплохо защищенной. Граф Неверский немедленно собрал своих советников. Де Куси был согласен с советом Сигизмунда, но граф де Э схватил знамя Богородицы, начал размахивать и кричать – «Вперед! Во имя Бога и Святого Георга! Сегодня вы увидите меня доблестным рыцарем». Опытный де Куси ужаснулся и повернулся к адмиралу де Вину, но тот с галльским равнодушием пожал плечами и произнес: «Когда правда и обстоятельства не слышны, должно править высокомерие»». Де Куси и де Вин советовали подождать, пока за французским авангардом построятся венгры, но граф де Э настаивал на непосредственной атаке. Произошел обмен колкостями по поводу мужской храбрости, и никто не хотел быть пристыженным, так что нападение было начато немедленно. Граф де Э командовал авангардом. Граф Неверский, де Куси и основные силы шли следом за ним. Атака была столь неожиданной, что даже не все крестоносцы успели к ней присоединиться. Рыцари, оруженосцы и маленький отряд конной пехоты двигались вперед, поддержанные несколькими немцами и крестоносцами из других контингентов, включая нескольких валахов.

Единственные османские солдаты, замеченные разведывательными партиями крестоносцев, были легкой конницей акинджи на склоне холма после узкой части, ограниченной подлеском, поднимавшемся из низин. Говорят, что они заметили частоколы из заостренных кольев и ряды османской пехоты. Но это не повлияло на картину боя. Сначала разведчики крестоносцев включились в перестрелку с акинджи в начале плато, а потом тяжелая кавалерия напролом ринулась вперед. Дворцовые полки Баязида и сербский отряд были скрыты за выпуклостью холма.

Возможно, веря в европейский миф, что турецкие армии состояли из легких, почти небронированных всадников, франко-бургундский контингент двинулся вперед по направлению к краю плато, не ставя в известность Сигизмунда. Сначала они спустились по пологому скату в неглубокую низину перед холмом, а потом ринулись на холм, продираясь через плотный подлесок и деревья. Акинджи были конными стрелками, потому тактика не предполагала копейного боя с тяжело бронированной конницей противника, обычно они маневрировали на поле боя, стреляя и отступая. Европейская хроника подтверждает, что эта плохо бронированная османская легкая конница была рассеяна европейскими рыцарями при первом ударе и оставила перед франко-бургундами османскую пехоту, спрятавшуюся позади частокола. Фактически акинджи, вероятно успели лишь несколько раз выстрелить из луков по передним рядам противника, а потом, разбившись на отряды, отступили на фланги.

В этот момент франко-бургунды сделали краткую остановку, обусловленную неожиданно крутым подъемом, покрытым лесом заостренных кольев, и многочисленностью пехоты, построенной в двух больших отрядах. Сегодня деревья и кусты не простираются далеко вверх по холму от фронтальной низины, и легко представить, чго крестоносцы были для османских пеших лучников великолепными целями. Хроника крестоносцев сообщает предельно ясно о плотности турецкой стрельбы. Согласно биографии Бусико «Град и дождь не бывает столь плотным, каким был поток стрел в этот день Бусико призывал своих воинов ускорить движение вперед, чтобы избежать смерти труса от стрел»,

Вопрос, спешились ли крестоносцы в этой фазе боя, чтобы взобраться на холм и разрушить частокол, или атаковали турецкую позицию верхом, вероятно, не будет однозначно решен никогда. С одной стороны, дать приказ рыцарям сойти с коней мог только очень авторитетный командир, какового в их рядах не было. С другой стороны, наклон холма в ряде мест был очень крут. И опять же, многие лошади были ранены стрелами и брошены их наездниками. Во всех источниках говорится, что эти лошади ускакали обратно к лагерю крестоносцев. В результате много сброшенных с коней крестоносцев продолжили атаковать склон пешими, и то время как другие еще верхом пробивались к турецким шеренгам. Те, что были пешими, приблизились к частоколу и пробили в нем немало брешей. В то время как османские лучники давали залп за залпом из своих луков, но, вероятно, они были немало напуганы тем фактом, что против западноевропейских доспехов их стрелы имели гораздо меньший эффект, чем ожидалось. Османский составной лук имел большую энергию, точность и дальность выстрела, чем западноевропейский большой лук, но… предназначался исключительно для легких стрел. Незащищенных лошадей поразить такими стрелами было можно, а пробить насквозь высококачественный тяжелый доспех, защищавший жизненно важные органы, фактически было нельзя.

В самом конце XIV столетия турецкая эпическая поэзия постоянно ссылается на зрелище европейских воинов, «целиком покрытых голубой сталью». Например Дестан-паша Умур, спустя поколение описавший битву при Никополе, основываясь на источниках XIV столетия, описывает утро нападения армии крестоносцев, в которой «враг одетый в броню и панцири, их конно-бронированные, их кольчуги поражали, их рукавицы, их защита рук, их защита ног, их шлемы – все сияло и мерцало на свету». В другом месте он описывает азабов, столкнувшихся с таким страшным врагом «Некоторые держали в руках копье, остальные – меч, нанося удары по голубой броне их врагов, в то время как другие размахивали кинжалами».

За относительно короткое время крестоносцы, прорвавшиеся через бреши в частоколе, в большинстве своем добрались до небронированной пехоты. Атакованные французами и бургундами в центре на относительно узком фронте, выжившие османские пехотинцы, вероятно, бежали на фланги, быстро спускаясь с холма. Традиционная османская история описывает это, как ловушку, в которую угодили крестоносцы. Но если, это так и было задумано, то от ловушки почти ничего не осталось, и турки были очень близки к полному поражению. Бургунды и французы разогнали османскую конницу, находившуюся позади пехоты. Возможно, это были акинджи, но в некоторых источниках говорится и об отборных сипахах, охранявших промежуток между двумя пехотными подразделениями. После разгрома центра османской позиции более опытные де Куси и де Вин приказали своим рыцарям остановиться и сплотить ряды, хотя более молодые воины, «кипя от аромата победы», настаивали на преследовании противника, намереваясь нагнать врагов и разграбить османский лагерь. Но тут вместо этого они сами были атакованы с флангов провинциальной конницей сипахов. В результате началась отчаянная рукопашная схватка, в которой некоторые крестоносцы, потерявшие своих коней, пешими нападали на лошадей противника с кинжалами или мечами. Тяжелые потери понесли обе стороны, прежде чем сипахи отошли к флангам. Все это случилось на крутом склоне, на самом солнцепеке. Все крестоносцы от мала до велика были утомлены и страдали от жажды. Османские турки доказали, что они гораздо более сильный и стойкий враг, чем казалось христианам. В это время французы и бургунды, вероятно, поняли, что венгры находятся еще слишком далеко, чтобы оказать непосредственную поддержку авангарду. Франко-бургундские рыцари попытались организовать оборону вершины холма.

В этот критический момент появился Баязид, во главе дворцовой конницы, потрясая крестоносцев, полагавших, что они уже выиграли сражение. Удар конницы Баязида несколько дезорганизовал французов и бургундов. По словам монаха Сен-Дени: «Львы в их сердцах обратились в робких зайцев». Многие бросились бежать вниз с холма на плато, другие побежали по обрывистому оврагу в направлении к Дунаю, где они наткнулись на обширные болота вместо реки. Долго блуждая по топям, они выбрались к реке только в пяти километрах выше по течению. Некоторые рыцари остались на месте и вступили в бой. Не удивительно, что христианские летописцы подчеркивают мастерство и мужество своих единоверцев: французские источники сообщают, что «Бусико, де Куси, двое графов де Тремойль, молодой граф Неверский и другие были вскоре окружены грудами убитых». Поэт Юсуфи Меддах оставил нам драматичное описание сражения, как оно виделось с турецкой точки зрения: «Все смешалось – крики…. „За нашего правителя!“, звуки труб и барабанов, летящие к небу. Над головами их скрещивались мечи. Удары были столь частые, как капли дождя. Прекрасные воины наносили друг другу раны в шуме сражения. Стрелы падали подобно дождю, и воины стремились вплотную сойтись с врагом, чтобы уклониться от них, а трусы, подвергая себя еще большей опасности, стремились бежать».

Менее красочные турецкие источники, сообщают, что османские отряды, приближающиеся с трех сторон, были провинциальными сипахами, возобновившими атаку с флангов. Возможно, опираясь на воспоминания османских солдат, участвовавших в сражении, византийский летописец Дука в своей работе подтверждает, что гвардия Баязида появилась из леса. Карты, сделанные в XIX веке, однозначно указывают, что у основания холма было очень много деревьев, рощ и лесополос. Османский летописец Несри написал свою работу на основании рассказов сыновей участников этого сражения, поведавших, что одна часть крестоносцев при этом в панике кричала; «Турки сзади нас! Турки обошли нас!» Старый адмирал Жан де Вин пробовал собрать крестоносцев, но только десять компаньонов сплотилось вокруг него. Шесть раз падало его знамя с изображением Богородицы, но шесть раз адмирал вновь вставал на ноги, подбадривая своих товарищей криком и видом развевающегося священного знамени. На седьмой раз старый рыцарь был убит. После боя его нашли проткнутого несколькими копьями, которые прибили старого адмирала к земле, со священным знаменем, сжимаемым безжизненной рукой. Среди других убитых были Гильом де ля Тремойль и его сын, Филипп де Бар, Иоанн Кадзаут, адмирал Фландрии, сир де Монтвре, храбрый рыцарь из Артуа. Жан де Ройе и. как говорят, гроссмейстер тевтонских рыцарей. Наконец, Иоанн Неверский позволил уговорить себя своим оруженосцам и опустил оружие. Глядя на него, так же поступили граф д'Э, граф де ла Марш, граф де ля Тремойль, маршал Бусико и Энжеран де Куси, а так же несколько сражавшихся рядом валашских дворян. Западные и османские источники соглашаются, что сражение при Никополе было фактически двумя сражениями, в которых османская армия уничтожила франко-бургундских и венгерских крестоносцев по отдельности. Точная последовательность событий в этом вопросе и по сей день неясна. Были французы разбиты до того, как венгры вступили в бой, или два боя по времени частично перекрывали друг друга? Сигизмунд, возможно, не знал судьбу своих союзников, когда произносил свое знаменитое замечание Филиберту де Наильяк: «Мы проиграли сражение из-за гордости и тщеславия французских рыцарей. Если бы они прислушались к моему совету, у нас было бы достаточно воинов, чтобы защитить себя от врагов». Эта фраза была произнесена в конце сражения. Табун раненых лошадей и коней, лишившихся всадников, скачущий галопом из низины, отрицательно сказался на боевом духе венгерского войска, создавалось впечатление, что все французы убиты.

Сигизмунд, венгры, немцы и другие небольшие контингенты крестоносцев двинулись вперед в тщетной попытке поддержать франко-бургундов. Вероятно, их атака началась еще до того, как последние сдались. Валахи и трансильванцы в тот момент были еще вместе с ними. И только когда османские солдаты появились из низины, Мирча решил, что бой проигран. Западные источники любят обвинять его в трусости. Зря. Заметим, что никакой опасности Франции, Германии или Арагону османские турки не представляли, но, следуя за Сигизмундом, Мирча прекрасно понимал, что после победы при Никополе победоносное османское войско обрушится на его собственную территорию. И понятное дело, хотел сохранить своё войско, хотя его отступление с точки зрении венгров, естественно, виделось как дезертирство. Воины Мирчи перебрались за Дунай на маленьких лодках, которыми переправляли продовольственные поставки из Валахии. Суда крестоносцев, стоявшие на реке, вряд ли помогли им в этом деле. Трансильванцы, возможно, поступили так же, хотя более вероятно, что они отступили в Трансильванию через Оршов. Тем временем, колонна Сигизмунда двигалась вперед, пробивая себе путь через ряды османской пехоты. Это могли быть только азабы, сумевшие восстановить строй после кавалерийского удара крестоносцев. То обстоятельство, что дезорганизованные и частично уничтоженные подразделения сумели заново построиться к бою, подтверждает высокий уровень дисциплины в османской армии. К сожалению, нет никаких сведений, на каком участке боя происходило это столкновение. Нет никаких данных и о том, что Сигизмунд достиг линии частокола, наоборот, свидетельства говорят, что османская пехота двинулась вперед, чтобы захватить лагерь крестоносцев и деблокировать гарнизон Никополя. По свидетельствам участника никопольской битвы, юного баварского пажа Шильтбергера, попавшего в плен к туркам и пробывшего некоторое время в Галиполи «они все были растоптаны и перебиты, при этом стрелой была убита лошадь милорда Лейнхарта Рихартингера, и я, Ганс Шильтбергер, его посыльный, когда увидел это … – пробился к нему через толпу и помог сесть на мою лошадь, сам же я взобрался в седло другого коня без всадника, который прежде принадлежал туркам, и поехал обратно к другим оруженосцам и посыльным». Это свидетельствует, что османская пехота была захвачена врасплох в узости, вероятно, при спуске с плато. Согласно мало известной греческой хронике XVII столетия, которая основывалась на утерянных турецких источниках, «архиепископ Вены», автор подразумевал архиепископа Николаса Капижа Грана, видел поражение французской армии и повел своих солдат в центр сражения. Он начал контратаку против турок и убил многих из них. Христиане кричали: Победа! Победа наша! И архиепископ обратил турецкую пехоту в бегство».

После этого успеха венгры подверглись атаке османской конницы, вероятно, провинциальных сипахов, которые двинулись вперед со своей пехотой. Дворцовые полки Баязида, вероятно, еще не вступали в дело, и исход сражения пока был еще не определен, когда военачальник османских вассальных подразделений Стефан Лазаревич послал своих сербов в атаку. Они нанесли удар по направлению к главному венгерскому знамени, которое держат знаменосец Миклош Гараи, и свалили его. Стремление убить знаменосца и повалить вражеское знамя характерно для средневековых войн, и особенно, для мусульманских войн в течение столетий. Несколько источников свидетельствуют, что сербское нападение было формой засады и, возможно, началось из лесистой области у самою начала низины, где еще до начала битвы располагались войска Стефана Лазаревича, влево от позиции Баязида. Если так, то они ударили венгров во фланг или тыл. Столкновение было решительным и кровопролитным, про него Шильтбергер ясно написал: «Когда все пешие солдаты (турки) были убиты, король двинул свою колонну дальше, сминая вражескую конницу. Когда турецкий король увидел приближение короля венгерского, он был готов бежать, но герцог Сербский, известный еще как деспот, видя это, пошел на помощь турецкому королю с 15000 отборных воинов и многими другими знаменами, и деспот атаковал со своими людьми знамя короля и опрокинул его».

Месть Баязида

Как только знамя венгерского короля пало, венгры поняли, что они находятся на грани поражения и уговорили Сигизмунда оставить поле, вначале их отход по направлению к реке, казалось, проходил в строгом порядке, большинство из дворян и командиров поднялись на борт судов с минимальными трудностями.

Маленькая лодка, принадлежавшая госпитальерам, доставила венгерского короля на борт галеры венецианского адмирала Мочениго. Согласно воспоминаниям бургунда Бертрана де ла Брокье, «Двести ломбардийских и генуэзких арбалетчиков сдерживали турок, пока император [Сигизмунд] не укрылся за бортами галеры, стоявшей на Дунае». Часть воинов заняла последний рубеж обороны на холмах, в то время как другие бежали и преследовались турками между холмами. Османские лучники пускали стрелы по судам, поскольку они захватили крутые откосы на беретах Дуная к востоку от Никополя. Несколько судов было перегружено чуть ли не до затопления, но Иоанну Нюрнбергскому. Герману Цилли, гроссмейстеру госпитальеров Филиберту де Наильяк, архиепископу Грана и Сигизмунду все-таки удалось уйти. Иоанн Гараи, один из лояльных сторонников Сигизмунда высадился на северном берегу и отбыл в Венгрию сухопутным путем, чтобы временно править страной до возвращения короля. Большинству простых солдат повезло много меньше, согласно де ла Брокье, «шесть тысяч валахов и польские рыцари заняли оборону на холме возле императора и были все вырезаны». Упомянутый Шильтбергер видел катастрофу «из первых рядов»: «Когда конница и пехотинцы увидели, что король бежал, многие также побежали к Дунаю и всякими способами пытались сесть на корабли. Но суда были переполнены и не могли больше никого принять на борт, и когда беглецы пытались взобраться на борт, они [команда] били их по рукам, так что многие тонули в реке». Византиец Дука выдвинул свою версию, основанную на османских воспоминаниях, написав, что «оставшиеся в живых бежали к Дунаю, где большинство бросилось в реку и утонуло».

Здесь стоит отметить, что Дунай – большая река, ее ширина в районе Никополя составляла около километра. В сентябре уровень воды в реке стоял низко, так что вблизи Никополя, чуть ниже по течению, на реке было немало отмелей и больших островов. Перебраться на них вплавь было вполне реально. И фактически довольно много крестоносцев убежало, в том числе, и многие из франко-бургундского авангарда. Заявление Шильтбсргера, что «тех, кто не мог пересечь реку и достичь судов частично были убиты, по большей частью были взяты в плен» (включая самого Шильтбергера) субъективно и вводит в заблуждение. Среди тех, кто не попал на корабль, но и не оказался в плену, был польский рыцарь Святослав. Он, вероятно, скинул свои доспехи перед тем, как броситься в воду. Подплыв к одному из судов крестоносцев, он по сброшенному канату попытался подняться на борт, но тут один из членов команды ударил его по руке топором (к счастью, ранил, а не отрубил), Святослав упал в воду, но не утонул, а поплыл на другой берег, возможно, на остров», потом перебрался в район, где не было турков, и по суше вернулся на родину. Аналогично перебрались через реку другие рыцари, включая Стибора Стиборича, Томаса Кульски, Деметриуса Бебека, и Иоанна Паштоха. Двух последних Сигизмунд назначил грандпалатином (палатин – венгерская придворная дворянская должность с судебными и внешнеполитическими функциями) и грандканцлером на время своего отсутствия. По-видимому, они перебрались на северный берег и вернулись обратно в Венгрию по суше вместе с Иоанном Гараи. События, последовавшие после сражения, также были неправильно поняты или искажены в хрониках. В частности, в вопросе о количестве пленных, попавших в османские руки. В турецкий плен попало немало старших командиров крестоносцев – сам граф Неверский, маршал Бусико, Филипп де Артуа и Энжеран де Куси. Но вот что касается рядовых пленных, то западные источники называют цифры от 400 до 12000 человек. Анонимный летописец из Сен-Дени, сообщая, что он был непосредственным очевидцем событий, говорит о 3000, в го время как османскнй хронист Несри, цитируя сына паши Кара Тимурташа, считает; что было взято свыше 2000 пленных. Он также упоминает, что захваченный обьем добычи был просто неописуем. Лично Баязид был немало удивлен роскошью, которую он нашел в лагере крестоносцев, где он и его командиры праздновали всю ночь после победы в одной из самых прекрасных палаток. К сожалению, Баязид также видел и следы резни пленных из Оряхово и Видина. Вид разлагающихся трупов турок и турецких вассалов побудил Баязида дать выход его мести на пленниках-крестоносцах. На следующее утро, 26 сентября, гнев Баязида еше не остыл, и он приказал построить всех христиан, взятых в плен. Согласно мусульманским законам, пленные были имуществом тех, кто их захватил, но каждый пятый из захваченных отходил правителю. Жаку де Крекье или как его чаще называли, Жак де Хейли, это было известно лучше других, поскольку, будучи камергером терцога Бургундского, он командовал отрядом рыцарей и сражениях Столетней войны и служил наемником в османской армии во времена Мурада I. Он хорошо говорил по-турецки и объяснил захватившему его турку, кем он был. Аналогично поступил и Жак де Фей, лорд Турнэ. Они оба были вызваны к Баязиду. Османский правитель попросил их опознать 20 наиболее именитых пленников, за которых можно было получить самые крупные выкупы: крестоносцы были столь великолепно одеты и экипированы, что турки не могли отличить их командиров от рядовых рыцарей. Исходя из этого мусульманского закона, возможно, что Баязид намеревался казнить каждою пятого пленного. Это предположение очень близко к истине. Никакие османские источники не описывают, что случилось потом, так что нам известно только количество выживших пленных. Источники подтверждают, что Баязид приказал казнить всех пленников, оставив только нескольких, за которых он намеревался получить выкуп. Но спустя некоторое время после начала казни османский правитель то ли заболел, то ли решил, что дальнейшее кровопролитие будет гневить его бога… В общем, число пленных, которые были фактически обезглавлены, колеблется от реалистической цифры 300 до эмоциональной, но ничем не подтвержденного числа 3000. Внезапная смена решения турок, возможно, была обусловлена и тем, что крестоносцы обречено шли на эшафот без сопротивления, молясь Богу и подбадривая друг друга, желая друг другу храбрости в последний момент. Турки вовсе не стремились к появлению такого большого числа святых мучеников. В число тех, кого изначально выбрали для казни, сперва входил и Шильтбергер, но ему было только 16 лег. Согласно османской традиции он был слишком молод, чтобы умереть. Вот как это происходило по воспоминаниям Шильтбергера; «Назавтра они предстали перед правителем, каждый привел с собой всех пленных, которых он смог захватить, связав их общим шнуром. Я был одним из трех пленников, связанных шнуром турком, захватившим меня. После того, как из строя были выведены те, за кого предполагали получить выкуп, каждому турецкому воину приказали убить его собственных пленных». Товарищи Шильтбергера были обезглавлены, но «когда дошла очередь до меня, сын короля (Баязида) увидел меня и сказал, что меня нужно оставить живым. Я был отведен в группу других юношей, и никто до 20 лет отроду не был убит, а мне тогда было 16 лет… Затем я видел лорда Ханнсена Грейфа, баварского дворянина. Он и четверо других пленных были связаны общей веревкой. Когда они увидели, что их ожидает и какова турецкая месть за причиненные нами потери, он заплакал, но громким голосом продолжал утешать простых кавалеристов и пехотинцев, которым предстало умереть вместе с ним. Восходя на эшафот, он сказал, что кровь наша в этот день проливается за христианскую веру и мы все с божьей помощью вознестись на небо. Сказав зто, он стал на колени и был обезглавлен, вместе с его соратниками».

Некоторые из крестоносцев избежали плена и по суше направились к своим очагам. Они шли по чащобам Валахии и Трансильвании, по зимним тропам прошли через карпатские горы, которые в те годы были полны опасных и хищных зверей (прежде всего-волков). И многие воины христовые стали жертвой волков и морозов. Некоторые из этих беглецов уже достигших людского жилья в последующем умерли от истощения и болезней, в том числе граф Рупрехт Пипан, который умер вскоре после своего прибытия к своему отцу в город Амберг.

Рассказывали, что в ходе этого крестового похода многие во Франции видели дурные предзнаменования. Например, порыв ветра свалил королевскую палатку возле Кале. Люди наблюдали большую упавшую звезду, из которой выпало пять малых звезд, напоминавших копья, по видимому метеориты. В декабре 1396 года, изодранные беглецы наконец достигли Франции, многие направились в Париж, где их тут же посадили в тюрьму в Шале как бродяг и нарушителей спокойствия. Их пугающие рассказы не принимались на веру, а самих этих ободранных воинов посчитали дезертирами. Наконец, двое из вернувшихся воинов были опознаны как солдаты коннетабля Франции и были представлены герцогу Бургундии. Он выслушал их и не поверил всей этой истории целиком, однако усомнился и направил своего камергера Гульемо де ла Айгле, на восток, чтобы уяснить истинное положение дел.