Маёвский букварь

«Ну как, всё прошло удачно?» – то ли съязвил, то ли поинтересовался я у него.

«Более-менее» – Олег глубоко зевнул и быстро уснул.

Спали диск-жокеи в ту ночь очень крепко, как комбайнёры в страду.

А мне не спалось. И я снова отправился мотать круги по палубе.

Зависти к соседям я не испытывал. Испытывал, скорей, брезгливость вкупе с жалостью. Ведь как сказал Габриэль Гарсия Маркес, «Секс – утешение для тех, кто не нашел любовь».

А уж чего-чего, любви мне хватало. Просто не нашлось ещё человека для её реального воплощения…

Дворянская фамилия Домбровский

Начинать эту историю надо, наверное, с Шуры Л.

Шура был крепкий деревенский парень, такой же рыжий, как я, но года на четыре постарше и после армии.

Мы вместе отдыхали в зимнем маёвском оздоровительном лагере, где я прославился песнями, а Шура – тихими поисками спутницы жизни на одну ночь.

Жили мы вдвоём в одной комнате, и Шурино либидо этот факт воспринимало, видимо, как руководство к действию.

Несмотря на зиму, спал Шура без трусов. Возможно, так он готовился к предстоящему свиданию, до которого дело так и не дошло, хотя я был готов где-нибудь погулять полночи.

Утром мы, как идиоты, бегали на зарядку. Кроме собственно бега, делали разные парные упражнения. В том числе вставали спинами друг к другу, переплетались руками и, наклоняясь вперёд, поднимали партнёра на своей спине. Моим партнёром был Шура, и был он раза в полтора меня крупней. А потому при очередном поднятии всем весом перекатился мне на голову.

Я упал носом в лёд – сверху мою голову плотно прижимало мощное Шурино тело.

Так я познакомился с лагерным врачом, чудной женщиной Светланой Михайловной, вдовой заведующего кафедрой систем жизнеобеспечения космонавтов.

Светлана Михайловна прекрасно восстановила мой нос, мы подружились, и она стала деятельной поклонницей и пропагандисткой моих песен.

С её лёгкой руки я стал выступать по разным хорошим компаниям.

Водила меня Светлана Михайловна и в только что реанимированное Дворянское собрание. При этом она прожужжала мне все уши о важности генеалогии. Из её рассуждений выходило, что приличный человек обязательно должен иметь дворянские корни.

А поскольку я, по её мнению, человек не только приличный, но и талантливый (да чего уж там скромничать – гениальный!) – я не просто должен, я обязан иметь дворянские корни.

Я порылся в корнях своего скромного и унылого генеалогического древа и не обнаружил там ничего, кроме навеки полусогнутых в полях и на огородах землепашцев, нескольких представителей рабоче-крестьянской интеллигенции, похотливого лесника и какого-то не весть откуда забрёдшего коробейника, разогревавшего базарную толпу шумными речёвками типа «А ну-у кому пирожки! Налетайте, мил дружки! А кто купит бутербродки, тот получит рюмку водки!»

В общем, никакими дворянами там и не пахло. Да и откуда им там пахнуть, если я – классический советский интеллигент второго поколения, сын инженера и учительницы начальных классов, ну максимум – третьего (мамин отец был журналистом, репрессированным по наговору завистника-соседа). Копни глубже – появляются вышеупомянутые землепашцы, хитрый лесник и голосистый коробейник.

С этим надо было что-то делать.

И судьба послала мне неожиданный подарок.

Этот подарок по имени Света по уши влюбился в мои песни и, судя по всему, и в меня.

Кроме всех приятных достоинств у Светы было одно занятное – а именно её фамилия. Красивая фамилия – Домбровская.

Мы со Светланой Михайловной решили, что эта фамилия явно дворянская.

Отношения наши со Светой развивались стремительно и вели к неминуемому хэппи-энду. И не то что бы её фамилия являлась решающим фактором – но всё же она придавала нашему роману романтический флёр.

В общем, при замужестве (пардон, женитьбе) я взял фамилию жены.

И из Курилова стал Домбровским.

На моё решение накладывалась внутренняя неприязнь к собственному прошлому – с травлей в школе, с безответной студенческой любовью к роковой девочке Тане П. И почему-то вспоминались мамины слова при их ссорах с пьяным папой: «Ох, уж эта куриловская порода!»

Короче, я решил эту породу улучшить. Или хотя бы названье заменить.

Что и было сделано.

Перед этим я почти год просуществовал двулично: продолжал учиться, постепенно бросая МАИ, под фамилией Курилов, а на концертах выступал под псевдонимом Славин.

Сначала я придумал для себя другое имечко – Артём Славянцев, но ребята из «Бригантины» объяснили мне, что это уж как-то слишком русопято, разлюляй-люли-малина, ноги в лапти, в руки балалайку – и я сократил псевдоним до Славина.

Но и с этой фамилией было всё не слава Богу. Юрьич, руководитель нашего лито, объяснил мне, что у нас в стране эта псевдо-фамилия, в общем-то – еврейская. Получается, мол, ты сам себе сделал обрезание.

И тут весьма кстати эта любовь и эта свадьба.

Тот же Юрьич мне сказал, что одна из наших бригантинщиц, Катя – потомок польского мятежного генерала Ярослава Домбровского, деятеля Парижской коммуны.

И я возомнил себя польским шляхтичем.

Последовала чехарда с документами – ибо я поступил в Литературный ещё под старой фамилией, и некоторое время мне пришлось объяснять преподавателям, что я теперь Домбровский.

Вот так вот весело, с оптимизмом, я расставался со своим тёмным прошлым, предвкушая светлое будущее.

Постепенно все привыкли ко мне как к Домбровскому, пару раз я выступил на телевидении и очень часто концертировал под этой фамилией. Вступил в Союз писателей Москвы. В аспирантуру Литинститута. И на Высшие курсы сценаристов и режиссёров.

Работал на радио, в «Литературной газете». Издал книжку стихов.

У нас со Светой родились дети, Даша и Саша. Домбровские.

И друг к другу мы обращались исключительно по фамилии: Домбровский! – Домбровская!

И вот, на восьмом году нашей общей жизни попадается мне в руки Светино свидетельство о браке с первым мужем. Из которого явственно следует: Домбровский – это фамилия Виталика, а напротив Светланы стоит совсем другая девичья фамилия.

Некоторое время я тупо смотрел в эту бумажку, пахнущую временем и обманом. А потом пошёл и напился.

Света побелела, как разоблачённый шпион перед сотрудником контрразведки.

Помолчали.

Покричали.

Попытались найти контакт. И оправдание.