Маёвский букварь

Стали выяснять нюансы. Дабы отвлечься от главного вопроса, Света попыталась сосредоточить моё внимание на этих нюансах.

– Да ты не понимаешь, это вообще какая-то левая фамилия! Настоящая фамилия Виталика – Израилевич!. Согласись, уж слишком в лоб! Слишком уж вызывающе для Советского Союза! Вот Виталькины родители и придумали афёру: нашли какого-то тридесятого родственника по фамилии Домбровский, провели какую-то хитроумную процедуру, вот Виталик и стал Домбровский!

– А ты? А ТЫ???– вопрошал я.

– Ну и я… стала… – потерянно брякнула Света.

– А дети? Наши дети? Ведь это НАШИ дети! МОИ – от тебя! То есть – ТВОИ от меня!!! – тут я остановился. – Погоди, а дети-то хоть мои?

Света выразительно покрутила пальцем у виска (своего, разумеется).

– Ну, хоть на этом спасибо!

– Пожалуйста!

– Но вообще… как ты могла? Они же семь лет носили фамилию… чужого дяди!

– Ну почему чужого… Не совсем уж чужого…

– Спасибо!

– Пожалуйста. Но ты тоже хорош – дворянскую фамилию ему подавай. Расчирикался – корни начал копать. Вот я тебе и… накопала…

Я был потрясён. Света была готова пойти на то, чтобы дети носили фамилию её первого мужа – лишь бы не раскрывать тайну своего неэлитного происхождения.

В ЗАГСе, когда я возвращал назад свою родную фамилию – себе, Свете и детям – долго на меня таращили глаза. А когда Света пошла туда же с визитом, ей зачем-то захотелось поделиться нашей тайной с паспортистками.

Паспортистки выразительно покачали головами – согласитесь, фортель тот ещё!

Эту историю я рассказал только двоим людям – мастеру на киношных курсах Валерию Семёнычу Фриду и старшему товарищу по Клубу 12 стульев Павлу Феликсычу Хмаре. Оба очень удивлялись и, похоже, были несколько разочарованы, что я оказался не-евреем.

А вот на кафедре русской литературы 20 века Литературного же института товарищи, отличавшиеся пристрастным отношениям к лицам еврейской национальности, мне просто не поверили – мол, опять эти евреи воду мутят, фокусы-покусы с фамилиями устраивают, но нас-то на эти понты не возьмёшь и так далее.

Всё это меня, конечно, очень удручало, и я на какое-то время заимел личную неприязнь – и к семитам, и к антисемитам. Ну и ко всем остальным.

Прошли годы, страсти улеглись, и теперь я их всех нежно люблю. Издалека. А что касается жены – конечно, я недели три был в шоке, но… право, экая забавная глупость с её стороны.

Или как говорят современные подростки – глупость нереальная.

А на днях, спустя сто лет после скандала, Светлана Викторовна мне заявляет:

– Ну и зря сменил. Курилов – разве это фамилия поэтическая? Вот Домбровский – таки-да.

Таки-нет. Пускай моя фамилия хоть и менее поэтическая, и кондово-рабоче-крестьянская, зато своя.

А насчёт поэзии посмотрим.

Две студентки за углом…

С Людкой Крейдиной и её двоюродной сестрой Вероникой Вайнштейн я познакомился на Крымской базе МАИ под Алуштой. Я там работал, они отдыхали.

Чтобы не трястись туда-сюда в автобусе до Алушты, я ночевал в бытовке, расположенной в строящемся эллинге (гараж для лодок). А Людка с сестрой – в корпусе для отдыхающих.

Вообще, как попали не-маёвки на Маёвскую базу, это вопрос отдельный. Туда и не всякому маёвцу суждено было попасть. Я, например, пока не ушёл в академку и не попал сюда в качестве бойца ПССО, даже и не мечтал о подобном везении.

Людка была из МИИТа, но ей повезло.

Но речь не об этом. А о том, что в первый же день знакомства она меня очень удивила.

Это было воскресенье, и девчонки решили посетить Алушту с целью, как бы сейчас сказали, шопинга. Меня прихватили в качестве аборигена.

Мы вышли на шоссе-серпантин. До Алушты – 20 км. Автобусов рейсовых в ближайшие два часа не предвиделось, и для меня оставалось загадкой, на чём и, главное, на какие шиши, мы поедем.

«Не парься, щас тачку поймаем!» – бодро улыбнулась Людка. И тут же замахала рукой проезжающей легковушке.

Разговор был коротким.

«Вам куда?» – «До Алушты подвезёте?» – «Садитесь».

И мы сели. И доехали до центральной алуштинской площади. Люда указала место, где отсановиться.

И тут наступила кульминация. Людка наклонилась ко мне и заговорщицки прошептала: «Готовься». Я даже не успел спросить, к чему мне готовиться.

Машина остановилась. Девочки быстро схватили вещички и пулей вылетели из машины. Я, как ошпаренный, вылетел следом.

И как только мы оказались вне салона, Людка быстро захлопнула дверцу и громко крикнула «Спасибо!»

Обалдевший водитель обалдело смотрел нам вслед.

Видимо, он потерял дар речи.

А потом плюнул, развернулся и уехал.

Я тоже был шокирован.

«Люда, блин, ну так же нельзя! Это же какая-то сверхнаглость!»

«Ну, мы же не обещали ему платить за проезд, правильно? И мы его поблагодарили, правильно?»

Я офигевал: «И что, вы каждый раз так ездите в Алушту?»

«Каждый раз. И не только в Алушту. Мы вообще так путешествуем».

«И не боитесь? Вы же девчонки, а водитель, обычно, мужик…»

«Но с нами же был ты… – лукаво улыбнулась Людка. – Или ты не мужчина?»

Разумеется, в нынешнее время, более жёсткое и приземлённое, Людкин номер вряд ли бы прошёл. А если бы прошёл, то совсем с другим финалом. Даже страшно подумать.