Кремлевский клад: Cosa Nostra в Москве

Сизов вырос в семье атеистов. Родители верили только в материализм и в победу коммунизма. Вокруг него говорили только о светлом будущем, знали только то, что писали в партийных газетах, а текущие трудности относили к «пережиткам» и «проискам». В целом, такой настрой был достаточно бодрым и помогал всем строить коммунизм. Страна шла «от победы к победе», из репродукторов, а позже из телевизоров, неслись «жизнеутверждающие» слова и песни. Слово «душа» не звучало вовсе, и не писалось в новых книгах: оно было тогда не востребовано, оно было лишнее, оно всем только мешало.

Сизов с усилием отворил тяжелую высокую дверь римско-католического храма и вошел в торжественную и прохладную полутемень. Впервые, и не только за месяц, а за годы, он чувствовал себя сейчас счастливым человеком. Еще он стал теперь очень удачливым ученым, и поэтому счастливым вдвойне. Вся неимоверная тяжесть и страх за свою дочь исчезли у него из души: он сделал-таки это, он нашел, он спас свою дочь! В состоянии эйфории он совершенно забыл, что им еще предстоит остаться тут в заложниках, пока эти люди не войдут в московский кремль и не привезут из него эти иконы.

В храме было тихо, служба еще не началась, сидели на скамьях всего несколько человек. Сизов хотел сначала поставить в этой церкви свечу, про это он читал, видел в кино: так всегда нужно было делать в его теперешнем состоянии. Он хотел благодарить и благодарить Всевышнего, он бы сейчас и лбом ударился для этого в каменный пол.

Свечки у входа в храм не продавались, икон с подсвечниками, как в русских церквях, тут не было, поэтому Сизов подошел к алтарю и начал быстро и неумело креститься и кланяться в пояс образу Спасителя, шепча слова благодарности и нескладные молитвы. Потом он вернулся к скамье, на место, куда садился последние две недели, склонил голову, чтобы его не видели, и беззвучно заплакал. Когда он, наконец, поднял мокрое лицо к алтарю, сверкающему в сумерках храма, глаза его светились счастьем.

28. Окончательное решение

Черкизов буквально заставил себя взять билет на самолет в Рим.

Он обещал Сизову прилететь во Флоренцию еще две недели назад, – на том они и расстались, – но с тех пор не нашел в себе сил или нервов, чтобы сделать это. Но вот утром, и впервые за эти недели, Сизов позвонил ему, и открытым текстом, не таясь, со счастливым надрывом в голосе, объявил, что все, что он искал, нашел, и даже больше того, много больше. И уже рассказал это, показал и объяснил итальянским «спонсорам». Теперь нужен был только его, Черкизова, личный визит к ним, чтобы весь этот месячный кошмар для них с дочерью закончился. Сам Черкизов был им совершенно необходим, чтобы лично подтвердить свое желание и способность «провести экскурсию» в Кремль.

Ночным кошмаром эти недели обернулись и для Черкизова. Он давно уже не верил, что можно отыскать во флорентийских архивах что-нибудь новое про этот – будь он трижды проклят! – клад в Успенском соборе. Но он и понимал, что кошмар этот никогда сам по себе не окончится, даже если попытаться забыть обо всем и спрятаться куда-то. Его найдут, начнут шантажировать, – у них есть чем! – и все равно придется ввязываться в это, но уже под нажимом, поэтому все станет еще опаснее и страшнее. О том, что если случится что-нибудь с дочерью Сизова, или с самим историком, и за ним придет полиция, Черкизов старался даже не думать.

Нужно лететь! – так убеждал себя Черкизов, просматривая в Интернете ближайшие рейсы на Рим. Придется увидеть этих мафиози, и даже, вероятно, убеждать их, что он поможет этим людям забрать клад из стен кремлевского собора. Потому что они рисковать не любят, но и добычу уже никогда из зубов не отпустят. Поэтому, если до этого он был всего-то коррумпированным чиновником, каких в стране миллион, то теперь он становился соучастником грабежа. Да еще прямым подельником, – и с кем! – с итальянскими страшными мафиози.

Черкизов понимал все это, но другого выхода для себя уже не видел. Они все равно его найдут: в покое с такими тайнами, как с камнями на шеях, не оставят. Ни его самого, ни этого историка, написавшего когда-то ту злополучную статью, на которую он из-за жадности на свою голову купился. Чем скорее он полетит туда и начнет разыгрывать этот кошмарный эндшпиль, тем быстрее для него все закончится.

Черкизов нашел в Интернете свободное место на поздний вечерний рейс в Рим и сразу оплатил картой в оба конца, обратно следующим же вечером. В аэропорт он поехал прямо с работы, даже не переодевшись. Зарегистрировался на рейс и отправил Сизову короткую SMS -ку о своем скором прибытии.

В самолете Черкизов заснуть не смог. Он вспоминал все кинофильмы, которые видел про итальянскую мафию. Затем представлял, в лицах, свой вероятный разговор с ними. Еще он думал, как ему вести себя с ними. Сначала он думал, что будет лучше занять ему безразличную позицию. Если действительно историк нашел что-то стоящее, и мафия настроена решительно, то черт с ними, он устроит им «экскурсию в Кремль». Он сможет это сделать тихо и незаметно, – в любом случае, другого выхода у него не было. Но потом Черкизов все-таки решил, что если только почувствует у них малейшее сомнение в успехе дела, то постарается усилить его, чтобы отложить все на неопределенное время, а потом как-нибудь вообще замотать и спустить на тормозах. Для него самого могло бы вполне этим и закончиться. Но не для историка Сизова. С такой тайной в голове, а, в перспективе, и на языке, конец у того мог быть только один. Поэтому Черкизову очень хотелось всеми способами избавиться от встречи с Сизовым наедине: глядеть ему в глаза, какими бы они сейчас ни были, несчастными или счастливыми, он просто не был в силах.

Когда самолет приземлился, по римскому времени была еще глубокая ночь, и Черкизов невесело думал, сколько ему придется ждать автобуса на Флоренцию. Багажа у него не было, и после паспортного контроля он быстро зашагал к выходу.

– Сеньор Тчеркизоф, Тчеркизоф! – услыхал он перед собой повторяющуюся нараспев свою исковерканную фамилию. – Сеньор Тчеркизоф, Тчеркизоф!

Черкизов замедлил шаг и пригляделся к человеку-попугаю. «Вот она, мафия…» – подумал он, и сказал этому мускулистому молодому человеку:

– Я Черкизов, я.

В ответ молодой человек вдруг залился веселым смехом.

Машина, которую прислала мафия за ним в аэропорт, была внушительно крупная и черная, такими же были ее стекла. Когда Черкизов откинулся на ее подушки из натуральной кожи, он почувствовал, что начал успокаиваться: мафия его уважала, а встретивший его мафиози был смешлив и весел. Хоть это было для начала хорошо.

Всю дорогу до Флоренции Черкизов спал. Разбудил его водитель, машина уже стояла перед подъездом отеля, с другой стороны дороги чернела река. Номер ему был забронирован, оставалось подняться и лечь досыпать.

– Сеньор, сеньор! – водитель начинал для него новую пантомиму, опять с трудом удерживаясь от смеха. Теперь он показывал Черкизову на грудь и прикладывал другую ладонь к щеке, потом на свою грудь, называл свое имя «Карло, Карло» и другой рукой изображал теперь телефонную трубку около уха.

– Окей, – только и ответил Черкизов, решив идти спать, пока кто-нибудь его снова не разбудит и не отвезет к мафии.

Черкизова разбудил телефонный звонок.

– Сеньор? Карло… – и в трубке застрекотала итальянская речь.

– Окей, – сказал мрачно Черкизов и начал одеваться.

Из окна машины он рассеяно глядел на флорентийские красоты, гадая, какой из этих мраморных палаццо выбрала себе мафия. Но Карло провез его мимо всех средневековых дворцов, выехал на окраину и свернул в ворота приземистой чистенькой фабрики. По визгу пил и рубанков Черкизов профессионально определил, куда его привезли: на паркетную фабрику его дружка краснодеревщика, откуда двадцать лет тому назад отправили паркет для его кремлевских дворцов. Где был теперь тот краснодеревщик, Черкизова не интересовало, и видеть его сейчас ему хотелось меньше всего.

Карло провел Черкизова мимо почтительно привставшей охраны, мимо улыбающихся секретарш, отворил перед ним высокие, как во дворце, инкрустированные двери, и бесшумно затворил их за ним, оставшись снаружи. В просторном кабинете с роскошным наборным полом Черкизов увидал четверых мужчин. За широким и изящным письменным столом привстал со сдержанной улыбкой, и снова сел, – молодой красавец с гладкими блестящими волосами. Черкизов сразу его выделил, как главного, и после этого фокусировал свое внимание только на нем. Рядом за столом сидел второй мафиози, рангом, видимо, ниже, но тоже важная птица. В стороне, у окна – блондинистый парень с бледным каменным лицом, – этот выглядел, как охранник. Четвертого в кабинете Черкизов хорошо знал: это был историк Сизов.

– Сеньор Черкизов, как вы долетели? – вежливо спросил по-английски Марио.

– Все хорошо, – ответил Черкизов, гадая, как ему обращаться к этому мафиози: имени он не знал и, вероятно, не должен был знать.

Вместо рукопожатия Марио изящно показал ему рукой на кресло с высокими ножками перед столом. Несколько недель тому назад в этом кресле сидел, а потом и падал с него, историк Сизов.

Перед тем, как сесть, Черкизов скользнул с приветственным поклоном по лицам остальных. Задержался на Сизове и заметил странный новый блеск в его глазах.

– Сеньор Черкизов, если не возражаете, перейдем сразу к делу, – сказал Марио, скинув с лица улыбку. – Мы хотим вылететь в Москву послезавтра. Вы успеете организовать нам экскурсию в Кремль?

Черкизов совершенно не был готов к такому внезапному штурму, он с трудом нашелся, что ответить:

– Мне потребуется день или два…. Сегодня вечером я возвращаюсь в Москву.

– Нет проблем. Вы как раз все успеете к нашему прилету.

Черкизов собрался духом, и спросил о том, что его теперь меньше всего интересовало, и только показать, что он тоже крут:

– Как мы разделим это?

– Вы получите свою долю от наших московских партнеров. Вот сидит один из них, – Марио кивнул головой на Терю. – Они заберут одну доску и привезут вам деньги.

Черкизов со скрытым отвращением поглядел на своего блондинистого соотечественника.

– А если не привезут? – спросил Черкизов, продолжая играть крутого и опытного, чтобы набить себе цену и уберечься от чего-нибудь действительно плохого.

– Тогда мы отрежем у них головы.

– Привезут, привезут, – услыхал Черкизов русские слова, но теперь даже не взглянул на московского бандита.

– Сколько? – продолжал бессмысленные переговоры Черкизов. Он понимал, что не пикнет, даже если ему ничего не привезут. Лишь бы их всех ему больше не видеть.

Марио не успел на это ответить. Черкизов услыхал, как за спиной отворилась парадная дверь, послышалось шарканье ног, а сидевший перед ним уверенный донельзя молодой мафиози вдруг вскочил со стула с удивленным лицом. Остальные трое тоже повскакали со своих мест. Черкизов с трудом повернул свою негнущуюся шею назад, ничего сзади не увидел, поэтому, как и все, неуклюже привстал.

– Отец, ну зачем ты разъезжаешь, тебе это нельзя! – были первыми словами Марио.

– Мне все можно. Я тут в сторонке посижу, вас послушаю. Ты, Марио, продолжай, не обращай на меня внимание.

Черкизов, наконец, сумел развернуться в своем тесном кресле: сзади присаживался пожилой и совершенно седой человек. «Вот он, – подумал Черкизов, – самый главный мафиози…».

– Так вот… Мы говорили о деньгах… – Марио быстро восстановил свою начальственную позу за столом. – Мы не знаем еще, что найдем в Кремле. И вообще найдем ли? Но, в случае успеха, – ваш миллион или около того. В долларах, конечно.

– Марио, – услыхал Черкизов за своей спиной, – пусть он перечислит нам все, за что получит свой миллион. Это всегда полезно услыхать, ему самому в первую очередь.

Марио кивнул Черкизову:

– Перечисляйте.