Мужчины и женщины

– и я тебя люблю милый – мы поцеловались и всё повторилось.

Одевшись, я вылез из машины и стал разглядывать даль. Мира встала рядом.

– может, поедем, поищем? – спросила виновато она.

– нет, поехали просто кататься.

– чур, я за рулем!

Стартер не подвел, и машина завелась с первого раза. Мира включила первую передачу и покатила. С её лица не сходила улыбка. Да и я сидел, улыбался, как дурак. Она включила вторую и радостно надавила на педаль газа. Нива подпрыгивала, попадая колесами в ямы. В её маленьких руках руль выглядел внушающее. Я достал новую сигарету и закурил. Впереди были горы.

Роза, ко мне!

Февраль.

Внутри было темно и душно. В позолоченных углах икон отражается свет свечей. Вторая суббота февраля. Не так уж много народу, не то что в прошлую субботу. Отец Павел закончил читать молитву, хор стих, все перекрестились. Пришел черед исповедаться, и Николай встал в очередь. Переминаясь с ноги на ногу, он начал вспоминать в чем, он согрешил на прошлой неделе. Очередь двинулась, и Николай сделал два шага вперед. Хор затянул отче наш. Он прочел ее про себя и все три раза перекрестился. Пришел его черед исповедаться. Закончив он вернулся на то место где всегда и стоял. В помещении было по-прежнему темно и душно. Знакомый алтарник вынес ему двойную порцию кагора. Коля перекрестился и выпил. Алтарник улыбнулся и ушел.

На улице посветлело. Внутрь сквозь большие окна церкви начал сочиться солнечный свет. Утреннее февральское солнце. В нем уже есть тепло. В январе оно совсем другое. В январе оно ни капельки не греет. А сейчас все совершенно по-другому. Алтарник снова вернулся с той же улыбкой на лице и с той же порцией вина. Коля перекрестился и выпил. Алтарник ушел. Служба кончилась и все подались на улицу. Там было хорошо. Даже лучше, чем вчера. Большая часть людей вышла и Коля зашагал к дверям. Правее, в метрах пяти шел отец Павел, смотрящий на двери и затылки, шедших впереди. Коля аккуратно поравнялся с ним и попросил благословения. Отец Павел благословил, быстро заглянув ему в глаза, и вышел. На улице было морозное февральское утро. Чистое голубое небо, высокое желтое солнце. В такую погоду, а если быть точнее в такие утра, было здорово ходить на лыжах по берегу реки. А где- то и по самой реке. Там, где лед вставал наверняка с первыми морозами, а вскрывался только в начале марта. Но так было раньше, теперь все совсем по-другому.

Коля поправил шапку на ушах, застегнул пуховую куртку и достал сигарету. Сегодня ему полагалось еще две, ведь из-за нынешних цен, курить как раньше он не мог. Теперь пачка растягивалась на неделю, но выбирать не приходилось. Или так или ни как. Он шел в сторону автобусной остановки. По пути он каждый выходной заходил за хлебом, и сегодняшнее утро было не исключением. В это время, как раз был завоз, так что хлеб он получал одним из первых и тот обычно был еще горячим. Он брал два батона белого, один черный расплачивался и шел дальше к остановке. Дожидался своего автобуса и уезжал. Прощался с водителем и сквозь старую рощу, которая за последние несколько лет пополнилась каштаном, тремя елками и еще какими-то неизвестными ему кустами, шел к дому. Это был многоквартирный дом в пять этажей, и в шесть подъездов. А длиной кажется в целую улицу. Он остановился у второго подъезда, посмотрел на шторы третьего этажа и закурил.

Семнадцатое февраля. Третья суббота месяца. Внутри было темно и душно. Сегодня в стенах старого храма скопилось людей больше чем обычно. Стояли и старые, и молодые. Кудрявая девочка трех лет плакала, уткнувшись в юбку матери. Двое мальчишек бегали кругами друг за другом молча. Шла середина праздничной литургии. Все стоявшие в зале перекрестились, кто-то припал на колени. Среди всех прихожан, почти что в углу, рядом с любимой иконой, стоял Краснов Николай Валентинович. Он тоже встал на колени и помолился.

Сегодня утром, в эту промозглую сырую субботу февраля, он спешил исповедаться отцу Олегу. Во-первых, потому что отец Олег, был уважаем и любим многими, если не большинством. К тому же служил он редко, и только в большие праздники. Краснов был в первой десятке в очереди, так как пришел на службу одним из первых. Ну а во-вторых, хоть он об этом и молчал, но это очень льстило его самомнению. Его, его – простого человека, смертного, грешника! Исповедует сам отец Олег! Да в такой праздник!

Но с такими мыслями он засыпал вчерашним вечером. Сейчас Краснов стоял, стоял и вспоминал все свои недельные грехи. Все эти чертовы грехи он ставил в определенный порядок. И расстановка должна была быть верной, ведь за них ему придется расплачиваться. Отвечать – перед Богом. Он знал все молитвы наизусть и читал, и проговаривал их на церковно-славянском языке. Он гордился этим. Он был безгранично горд. Но гордость ту он хранил в самых дальних углах своей души, которая полностью принадлежала Богу. Так казалось Краснову, который стоял в очереди на исповедь.