Эфир

Ну а потом я занимался самыми обычными делами. Немного отоспался на парах в институте, побеседовал с девочками в читальном зале, сходил в тренажерный зал, дома поиграл на компе. События последней ночи на фоне этой бытовухи как-то совсем забылись.

Только ближе к вечеру где-то на краешке сознания появилось едва заметное тревожное ощущение. К моменту, когда я опять остался один на радио, оно оформилось в четко различимое плохое предчувствие.

Вдобавок погода портилась, назревал дождь и, если верить прогнозу, гроза. Для ночного диджея гроза – это всегда геморрой. Для ночного диджея после такой ночки, как у меня, – геморрой в острой стадии.

И, как будто всего этого было мало, к моей обычной обязанности выпускать рекламу, добавилась обязанность отдельно выпускать промо ролики нового супер-мега-хита. Принадлежал он группе «Гламурные королевы» и, судя по 8 секундам припева, содержащимся в промо-ролике, был ну просто отчаянным дерьмом.

«Дари мне золото, мальчик,

Уа-а, Уа-а!

Дари брильянты, мальчик,

Уа-а, уа-а!

Может, дам…

Поцеловать себе пальчик

Уа-а, уа-а…»

Я сбрасывал эту молекулярно опасную мозгоразжижающую бомбу в эфир и начинал понимать, как устроен мир. Берете любой кусок чего угодно, ежедневно, по восемь раз в день, в течение двух-трех недель громко орете на всех углах, что это не то, что всем показалось, а супер мега-хит. После этого, с еще большей частотой, это «что угодно» должно сыпаться на несчастных людишек отовсюду: выпадать из окон домов, рикошетить от прилавков магазинов, вылетать из-под колес автомобилей, брызгать из утюгов вместе с паром, проступать на ручках дверей и витринах магазинов, шлепаться прямо с неба вместо осадков. И тогда, рано или поздно, случится оно, великое медиа-чудо: постепенно люди обнаружат, что им нужен этот мега-хит. Нужен больше, чем зарплата и даже больше, чем пельмени с майонезом. И они возжелают его! И будут требовать его, еще и еще. И, конечно, получат еще. А рейтинги метателей мега-хитов в людишек будут расти, реклама стоить дороже, бабло потечет рекой! И все будут счастливы!

Как я так быстро всех раскусил? Эфир радио «Мечта» наполовину состоял из отборных супер-мега-хитов. И у каждого была такая вот биография – нетрудно выявить закономерность.

Стоило мне закончить мучать радиослушателей рекламой и, в надежде отоспаться как следует, уйти в новостную, разобрать там диван, раздеться и улечься поудобнее, погода окончательно испортилась. За окнами почернело, огни города пропали за стеной дождя. Подул неправдоподобно сильный ветер, какой бывает только на крышах высоток. Стало казаться, что здание раскачивается. Тут же прямо из стеклопакетов начала хлестать вода.

Ночка будет, что надо… Для начала понадобятся ведро и тряпка, которые хранятся в сортире, иначе таким темпом через десять минут воды в помещении будет по щиколотку. Не одеваясь, а только надев тапочки, я подошел к двери, ведущей в коридор, взялся за ручку, опустил её и застыл. Открывать дверь я не спешил. Внезапно я понял: всё, что произошло прошлой ночью, никакой не сон, и вот прямо сейчас может повториться снова.

– Да что со мной? Взрослый мужик же…

Сделав несколько глубоких вдохов, я толкнул дверь и вышел в коридор. Всё нормально, всё как обычно, туалет на месте. Что за ерунду я тут себе вообще придумал? Беру, что мне нужно, преспокойно возвращаюсь в новостную и начинаю собирать тряпкой воду, натекшую из щелей в окнах. Это помогает ненадолго отвлечься.

А потом сверкнула молния, и еще через несколько секунд на крышу обрушился гром. Если бы я сидел дома в уютной квартирке, накрывшись пледом и потягивая чаек, всё это показалось бы небольшой метеорологической отрыжкой. Но тогда, я как будто плыл в дырявой лодке посреди грозового океана. До самого горизонта – бушующие молнии и громы. Валуны туч перекатываются за бортом, грохоча и сталкиваясь. Величественное и страшное зрелище.

И даже это было бы терпимо, но магнитофон, успешно бухтящий ночной эфир, внезапно затрещал и захрипел так, что начало зубы сводить. Кошмар любого ночника: ветер треплет антенны и передатчики, и сигнал пропадает. Кошмар, потому что надо отключать московское вещание, которое потонуло в море непогоды, и переключаться на собственное. А это значит, никакого сна. Вручную запускаешь песни, следишь, чтоб не было тишины в эфире, и караулишь, пока вернется московское вещание. И это вместо безмятежного, чудесного сна. Что может быть хуже?

Уже не мешкая, я отправился в студию, но, сделав только несколько шагов по коридору, услышал совершенно ужасающий скрежет снаружи с крыши. Наверное, Титаник издавал такой звук, когда сталкивался с айсбергом.

Это был тот самый случай, когда я шел смотреть туда, откуда страшно, чтоб убедиться, что там ничего особенного нет.

Интересно, как все сложилось бы, не пойди я туда. Но я пошел, и решительным жестом открыл дверь. Тут же в лицо хлестанул дождь, а через миг, когда я открыл глаза, увидел посреди крыши черный силуэт, появляющийся в свете молний. Ногами он уперся в мачту одной из антенн, а руками тянул на себя саму антенну. Антенна, а вместе с ней и толстенная металлическая мачта с диким скрежетом медленно, но верно сгибались.

Я закричал. Нет, завизжал. Нечто среднее между «А-а-а!» и «Ы-ы-ы!» Даже не знал, что так умею, как будто кто-то другой визжал через мой рот. Вернее, визжала, потому что визг был девчачий.

Не знаю, что меня добило, то ли в целом безумие ситуации, то ли то, что на крыше непонятно как, оказался кто-то кроме меня, то ли то, что я не взялся бы с уверенностью сказать, что это человек. Это был именно силуэт. Молнии не освещали лица, одежды, обуви, ничего – только черный силуэт. Он поглощал свет или что-то вроде того. По нему постоянно шла какая-то рябь, похожая на волны, контуры его постоянно плыли. Будто отражение поднялось из воды.

Мой визг привлек внимание этого… не знаю, кого. В общем, я потерял контроль. Полностью. От ужаса я не мог пошевелиться и только верещал как первокурсница, наткнувшаяся посреди темной аллеи на извращенца-онаниста.

А он, этот черный силуэт, повернул голову ко мне, отцепился от антенны, ловко и пружинисто спрыгнул на крышу. И потом – я никогда этого не забуду – неестественно быстро пошел на меня. Дождь проходил сквозь него, шаги не поднимали брызг в образовавшейся под ногами луже. Обвинительным жестом он нацелил в меня указательный палец и, несмотря на то, что рта у него не было, оглушительно громко и невероятно злобно заорал:

– Дам поцеловать себя в пальчик?! Да вы совсем ох..?!

Крик потонул в раскате грома. Голос, которым он это сказал, точнее проорал, я тоже никогда не забуду, но с трудом смогу его описать. Он был мужской, это точно, звучал так, как будто исходил из динамика, который вот-вот заискрится от перегрузки, потому что громкость выкручена на полную.

Совладать с собой я не смог. Может, надо было сразу броситься наутек, или достать нательный крестик и начать читать «Отче наш», не знаю. Как бы то ни было, вместо этого я стал неуклюже пятиться назад, тут же зацепился ногой за порог и упал.

Следующее, что я помню, как кто-то теребит меня за плечо и спрашивает:

– Петя-а? Ты живой? Что случилось? Пе-еть?

Глава 5

Голос принадлежал Свете, еще одному диджею. Как обычно, она, заткнув носик, зашла в подъезд, поднялась на лифте на наш верхний этаж, открыла своим ключом дверь и направилась в студию. Всё было как обычно, но краем глаза она заметила у выхода на крышу какую-то черно-розовую кучу. При ближайшем рассмотрении кучей оказался я.

В черной футболке и в трусах, мокрых, будем надеяться, от дождя, я, пузом кверху, лежал на полу. Один тапочек на ноге, второй – отлетел в сторону. Глаза закрыты, дыхание слабое.

Света ойкнула и поспешила на помощь. Сначала она решила, что нас ограбили. Но потом, увидев новостную и крышу, залитую водой, антенну, погнутую штормовым ветром, и мою ногу, зацепившуюся за порожек, она решила, что меня снесло ветром или я испугался грома и неудачно упал, или еще что. В общем, я оступился, упал, ударился затылком о кафель и всю ночь пролежал без сознания. И всё это, только лишь пытаясь закрыть дверь.

Глава 6

А ведь я имел виды на Свету. Хотя, точнее будет сказать, робкие надежды: уж очень она была хороша, не чета мне. Сначала меня это не останавливало, конечно, но теперь, когда в её глазах я превратился в расслабившегося на полу ушлепка в трусах и плюшевых тапочках, шансов стало плачевно мало.

И почему меня заботило именно это? Не чертовщина прошлых ночей, а облом со Светой? За последние двое суток я дважды отключался. Хотя и по разным причинам. Воспоминания у меня такие, будто я в романе Стивена Кинга побывал. То ли это мне все привиделось: первый раз – по пьяни, второй – от удара затылком об пол, то ли тут какая-то хренова сумеречная зона.

Для того, чтобы разобраться в себе, а заодно проверить, не слишком ли сильно помял мозги, я отправился в травмпункт. Там у меня было достаточно времени для раздумий, пока я полтора часа сидел в очереди. Света, это, конечно, хорошо, и все остальные, кто мог бы заглянуть ко мне в гости – тоже. Стабильная зарплата, хоть и небольшая – неплохо. Но еще пару таких ночей, и все эти удивительные блага мне будут уже не нужны.

Я пытался как-то отвлечься. Разглядывал медсестер и врачей, курсирующих по коридору. Удивительно, как медработники умеют передвигаться по своим учреждениям и не смотреть на пациентов, которые как саранча облепливают всё, что только можно. Казалось бы, просто механически взгляд должен падать на кого-то из них, но нет. Видимо, годы практики дают о себе знать. Стоит на секунду потерять бдительность, и к тебе уже подходят «только спросить», клянчат справочку или что-то подобное.

Одним словом, врачей можно понять. Пациенты постоянно жалуются, чего-то требуют, скандалят в очередях, шумят, всё это надо терпеть, и зарплата при этом… А пациенты в травмпунктах, это, наверное, вообще сущий ад. Вдобавок к перечисленному, у них еще и может быть лампочка во рту. Или еще, что похуже и где похуже. Хотя за всё время, что я торчал в очереди, таких не было. Очередь, собственно, образовалась, потому что все ждали врача, и состояла она из меня, хромающего парня, деда на костылях и маленького бойкого мужичка со сломанным пальцем.

Мужичок о чем-то говорили то с дедом, то с парнем и, в результате, плавно начал рассказывать, как служил в Афгане.

– А один раз снайпера загнали на башню какую-то. Как там она у них называется… не помню. И никак выбить не можем его оттуда, падлу. Подохнуть-то никому не охота, лезть на него. Он и так наших положил человек пять. Ну мы танк подогнали и как… – мужик шепотом матюгнулся и залился радужным детским смехом.

– И вот представьте, – продолжал он, – башню разнесло, и он вниз упал! И живой остался! Кстати, это баба оказалась. Мы её, суку, потом за ноги к танку привязали, а за руки к БТРу! И пополам её…!

Мужик опять шепотом поматерился и захохотал.

– Боже ты мой, – думал я, – на каком круге ада такое могло происходить?

Внезапно мне стало стыдно. Вот где действительно страшно, так это в такой мясорубке. И то ничего – мужик ведь как-то её пережил. Видно, конечно, что даром ему это не прошло, но все же… Вот он, живой и относительно здоровый. Я, между прочим, все школьные годы мечтал о героической службе в каком-нибудь супер-спецназе. Мечтал до тех пор, пока не столкнулся с суровой реальностью и военкоматом, но это, как говорится, другая история.

Теперь мне немного неприятно смотреть военные парады по телевизору: они мне напоминают, кем я хотел стать, и заставляют осознавать, каким ничтожным, лишенным героизма потребителем порнухи стал. Только посмотрите: серьезно собрался бросить работу из-за того, что мне там по ночам страшно.

Пятиминутку самокопания прервал доктор, решивший-таки заскочить на приём. Веселый мужик пошел первым. Минут через пятнадцать он вышел из кабинета врача, похвастался забинтованным пальцем и навсегда удалился из моей жизни.

Как водится, я к врачу попал последним. Тот выслушал мою историю – упал, ударился затылком, потерял сознание – спросил, тошнит ли меня, кружится ли голова, есть ли провалы в памяти. На все вопросы я ответил «нет». В последний момент я решил, что, если сейчас расскажу все подробности, придется сходить к другому доктору. Может, даже в сопровождении двух санитаров.