Погонщики ветров

Я вздрогнул.

– Да ладно, дурачок, не бойся! – сказала вторая голова, оскалив длинные желтые зубы. – Я людей не ем. Вы невкусные!

– А откуда знаете? – спросил я.

– Известно, откуда! – Горыныч подмигнул первой головой. – Людоед рассказал! А я ему верю! Нельзя не верить существу, которое познало внутренний мир человека до глубины! Понимаешь меня? – Горыныч захохотал всеми тремя головами.

Я кивнул.

– Молодец! – сказал Горыныч – Должны сработаться! Завтра с остальными познакомишься! А сегодня – иди домой, отдыхай. Завтра…

– К шести утра – сказал я.

– Молодец – кивнул Горыныч всеми тремя головами. – До завтра, Иванушка!

– До свидания! – сказал я и вышел из терема. До Москвы, где я жил в доме своих родителей, было далековато, поэтому я нашарил в кожаной переметной суме (между прочим, модная штука – от фряжского портного сумок. Суму мне подарили родители на совершеннолетие), телефон и вызвал такси. Самобеглая коляска приехала очень быстро – примерно через час, и я даже не успел как следует развести костер, чтобы пожарить пойманного в небольшом озерце, маленького зеркального карпа. Извозчик – румяный парень в летней белой рубахе, которая, явно, знавала и лучшие времена, так как была мятой и не совсем свежей, недовольно покосился на меня.

– В Москву? – недружелюбно спросил он, сплевывая шелуху тыквенных семечек, которые грыз без перерыва. Самобеглая телега его не вызывала уверенности в том, что мы доедем. Какая-то кривая, на деревянных колесах, скособоченная, вся в лохмотьях облезшей голубой краски. На задней доске была выведена белой краской корявая надпись «Рябина»

– Ага – сказал я, убирая телефон обратно в суму.

– Ну, садись, коли так! – сказал извозчик. – Как звать-то тебя?

– Иванушка – ответил я, усаживаясь на телегу и подкладывая под себя для мягкости, пук соломы.

– А я Дунай – представился ямщик. Был богатырем, ходил в походы, бился с Добрыней даже как-то раз! Дунай Иванович – может, слыхал?

Я попытался вспомнить. Мне даже показалось, что я что-то такое слышал в одной из передач по зеркалу, но точно припомнить не смог.

– Не помню – честно признался я.

– Аааа! – понимающе протянул Дунай. – Ты из этих!

– Из каких? – не понял я.

– Ну, дурачок? – ухмыльнулся Дунай.

Это начинало действовать на нервы. Почему-то мой первый день самостоятельной жизни проходил под девизом «Назови всяк Иванушку дурачком!». Я промолчал и решил обсудить этот феномен с Емелей, когда вернусь домой. Дунай Иванович взялся за вожжи самобеглой телеги, и мы понеслись к Москве. «Рябина» грохотала и тряслась на неровностях грунтовой дороги, Дунай Иванович затянул какую-то заунывную песню.

– Не нравится песня? – вдруг спросил он. – Что же, могу и другую! – И он запел что-то плясовое, с залихватскими присвистываниями и бодрыми выкриками. Так мы доехали до Москвы. Кремль распахнул перед нами ворота в город, и я, спрыгнув с тряской телеги с именем «Рябина» Дуная Ивановича, похромал домой – в двухэтажный терем, который отец сложил из вековых дубовых бревен еще лет пятнадцать назад. Крыша нашего фамильного терема была крыта полированной медью и сейчас она сверкала в лучах заходящего солнца, словно расплавленный металл.

– Лучшая дорога – это дорога домой, правда, сынок? – встретила меня в сенях мама с караваем. Мама у меня была красавицей! Высокая, стройная, с красивым лицом, большими голубыми глазами и длинной, до земли косой из золотистых волос, в которую была вплетена алая шелковая лента. – Ну что? Устроился на работу? В народе тот не забудется, кто честно трудится!

Видите, я же говорил! Мама этими пословицами просто сыпет!

– Привет, мам! – сказал я, целуя ее в щеку. Я попытался вспомнить или придумать какую-нибудь пословицу по случаю, но не смог. – Да, взяли – ответил я просто.

– Кем и куда? – спросила мама. – Но ты ведь знаешь, что не место красит человека, а человек место?

– Да, знаю, мам! – ответил я и пошел в нашу с Емелей комнату.

Емеля, как всегда, бездельничал. Он болтал по зеркалу с какой-то красивой зеленоволосой девицей с карими глазами.

– О! – воскликнул он, когда я вошел в комнату. – Иванушка, познакомься, это – Щука! Щука, познакомься – это Иванушка, мой младший брат! Будет работать погонщиком ветров!

– Ого! – Щука в зеркале округлила глаза – Я еще никогда не видела ветрогонов!

– Я только с завтрашнего дня ветрогон! – сказал я, – А пока – просто Иванушка, которого все почему-то называют дурачком! Как сговорились, блин!

– Не расстраивайся, Иванушка – сказала Щука из зеркала – И совсем ты не дурачок! Емеля, приглашай Иванушку на дачу ко мне в выходные!

– Да, Иванушка – сказал Емеля – у Щуки в субботу день рождения и она приглашает к себе на дачу! Поедем?

Если честно, телега Дуная Ивановича, видимо, так растрясла мою голову, что я так и не понял – хочет Емеля, чтобы я поехал с ними, или не хочет. Не заметив от него никаких намеков, я согласился. Щука обрадовалась, а вот Емеля, как мне показалось, не особо. Подумав про себя, что на подобные случаи, у нас с Емелей должна быть какая-то система тайных знаков, я пошел к отцу в кабинет, чтобы рассказать о том, что меня взяли на практику. Отец встретил меня с радостной улыбкой. Оказывается, ему уже позвонили и сообщили новость. Еще бы! Самому Серому Волку, да чтобы не позвонили! Все-таки, полковник полиции – это вам не гном какой-нибудь или Барабашка! Фигура значительная и значимая!

– Ну, сын – сказал отец – Горжусь тобой! С самим Горынычем работать будешь! Дай-ка я обниму тебя! – и отец сгреб меня в объятия. Вас никогда не сдавливал кольцами своего тела удав? Меня, честно скажу, тоже нет, но мне кажется, по сравнению с объятиями отца, сдавливание удава – просто легкое прикосновение. Отец обнимал так, что у меня хрустели кости и я начал задыхаться. Решив уже было, что так и погибну в горячих отцовских объятиях, я внезапно оказался на свободе. Отец усадил меня на диван, обшитый красным бархатом, на который он позволял садиться только маме или особо дорогим гостям и налил мне чарку хмельного меда.

– Вот, сын! – сказал он, вкладывая чарку мне в ладонь. – Вот ты и стал совсем взрослым и можешь себе позволить осушить чарку с отцом!

– Спасибо, папа – ответил я, отставляя чарку на стол. – Я не хочу.

Это была правда. Хмельное я не пил, в отличии от Емели, да и никогда не хотел даже попробовать.

– Ты дурачок что ли?! – воскликнул отец. – Мать! Поди-ка сюда, полюбуйся на нашего дурачка! Он с отцом чарку отказался выпить!

– Стаканчики да рюмочки доведут до сумочки! – сказала мама, входя в кабинет и улыбаясь – Дурачок грешит один, а умный соблазнит многих!

– Ну знаешь! – в сердцах сказал отец, выпивая мою чарку. – Не ожидал я от тебя, Василиса, что ты меня дураком назовешь!

– Глупая жена мучит, а умная – учит! – сказала мама. – Давай-ка, сын, к столу! И ты, дорогой! Ужинать будем! Без ужина подушка под головой вертится!

Мы спустились в гостиную, за наш большой семейный стол, который сколотил нам дед из толстенных можжевеловых досок, расселись по скамьям.

Мама стала накрывать на стол.

– Ты, Иванушка, первым делом, на работе заведи дружбу с кем-нибудь умным! – сказала мама. – Друг научит, а недруг проучит!

– А почему именно с умным? – с подозрением спросил я. – Потому что я дурачок?! Мама, и ты туда же?! Я не дурачок!

– Так я и не сказала, что ты дурачок! – удивилась мама – Всякой матери свое дитё мило – хоть немо, хоть криво! А ты у нас – красавец и умник! Просто люди не умеют еще это увидеть! Нехитер парень, да удачлив, неказист, а талантлив! Это про тебя, правда, отец?

– Ты знаешь, дорогая – сказал отец, выпивая традиционную вечернюю чарку. – Я иногда, честное слово, не до конца понимаю, о чем ты говоришь!

– Мудрость – помощник счастью – ответила ему на это мама. Честно, в этот момент я тоже не понял, к чему она это сказала! Переспрашивать, конечно, не стал, чтобы не навлечь на себя еще пригоршню пословиц.

Вдруг за окном загремел гром, сверкнула молния и по крыше забарабанил ливень.

– Первая гроза этим летом – сказал отец и, прикусив губу, с опаской посмотрел на маму.