Гавриил. Только ветер

– Еще бы. Я привык. А что в нем, собственно, такого особенного, чтобы его спасать? – спросил блондин.

– Он видит детали. – твердым голос произнес Александр. Двое на него с недоумением посмотрели. – Ох, он изучает здание, а это значит, что ваши задницы с его помощью могут давить стулья ваших домов.

– У меня нет дома. Я ж сирота. Забыл? – сказал Виктор.

– Ну, я согласен, если он отправит меня в Польшу. – сказал Крамор.

– Ага. Все так просто. С тобой то мы решим что-нибудь, Вик, – Александр уже размечтался о свободе. – только бы выбраться… Но пересадка только через три года, а до этого нам нужно ждать и не умереть. Ну или хотя бы ты должен выжить, – тот кивнул на Виктора. – Если он каким-то чудом выживет, то, возможно, сможет вытащить и нас.

– Тут есть морг? Должен быть, чтобы сжигать тела, крематорий. Но ставлю свой дом, которого у меня нет, на то, что он в подвале, а мы на пятнадцатом. Контраст чувствуешь? – поинтересовался блондин, – Нам надо будет торчать возле операционной? Или спуститься в морг? Вернуться обратно с каким-то левым пацаном, и… И как мы это объясним? Как? Что-нибудь конкретное есть?

– Успокойся. Есть… – ответил Александр, – …ладно, нет. Но он думает над этим. Времени-то еще предостаточно, так что… так что он понаблюдает и…

– И умрет от того, что у него заберут сердце. – с веселым притворством сказал Виктор.

– Не умрет, если ты будешь рядом. – ответил Крамор. – А кстати, что за собака? Она про нее не говорила никогда, хотя всего две недели провели вместе… Кто знает?

– Это ее охранник. «Из стражей воинов Калли» – так она сказала, – пояснил Александр. – Кажется, Доб его зовут. Или как-то так.

– Воинов Калли? Он ее страж? Она воин Калли? – спросил Крамор.

– Видимо… Как и мы с вами. – пояснил ему Александр. – Но она больше ничего не сказала, так что я понятия не имею, кто такие Калли, и как вытащить этого Гавра.

– Калли – это воины! – сделал вывод Дмитрий, подслушавший часть разговора.

– О боже, опять ты. – вздохнул Виктор. – Эх, короче, надо ждать. Так? – все трое кивнули, потом другие трое посмотрела на Дмитрия и закатили глаза. Дружно.

Они все делали дружно. Даже лажали дружно. Крамор и Александр тому пример.

4

После дня дружбы, так называли Александра и Гавриил второе февраля, девочка в белом приходила к ним обоим. Александра даже не желала смотреть на нее, а вот Гавриил… Он, можно сказать, подружился с девочкой в белом.

На улице лил дождь… и снег, автобус то и дело трясло, обычное дело для советских автобусов, девочке, сидящей с Пашей из шестого «Б» было скучно и немного противно: он молчал и вонял потом вкупе с отцовским парфюмом, а когда пытался заговорить с девочкой, то слова те казались Саше скучными. « Какой же он глупый» – подумала девочка, она была почти обо всех такого мнения, но некоторые ей казались очень даже… не глупыми, даже те, у кого она в глазах не наблюдала золотистое свечение. Например, Степан Викторович – сорокапятилетний настоящий советский мужик, как говорил отец Саши, такого мнения он держался и о себе. В сорок лет он развелся с женой, двух детей, пятнадцатилетнего мальчика и десятилетнюю девочку, она забрала себе. Забрала себе. Как будто это вещи. Степана мало что тревожило в этой жизни, ему даже не приходилось с друзьями по выходным напиваться в какой-нибудь забегаловке, ведь он был счастлив. Счастлив, потому что у него была семья. Крепкая, дружная семья. Что еще надо для советской полноценной жизни? Но не тут то было. Жена загуляла, видите ли ей стало скучно, а от кудрявых, черноволосых, зеленоглазых и в юбках выше колена у мужчин того времени «срывало башню», опять выражение Сашиного отца. Вот и Людмиле, жене Степана, захотелось кого-нибудь одурманить, потому что семейная жизнь скучна, каждый это знает, и вместо того, чтобы пытаться отремонтировать старый дорогой «Кадиллак», она решила приобрести новенькие, «дерьмовые Жигули», опять выражение Сергея Владиславовича, отца Саши. Степан и Людмила в итоге развелись, не тихо и мирно, а со скандалом, руганью, судами, детей чуть не забрали в детский дом, но даже несмотря на это Степан все равно не сказал ни одной живой душе, что его жена ему изменяла, вот и пришлось упустить детей. Для него это казалось не таким позорным проигрышем, чем, если бы все знали, что его жена наставила ему рога. От этого, будучи среднего телосложения, он и стал таким… обширным. Начал, как говорится, заедать горе мороженным, только не мороженным, а высококалорийными продуктами. За пять лет его бока увеличились в размерах, но на карьеру личные отношения никак не влияли, за что все родители говорили спасибо ему. И Сергей Владиславович по этому случаю стал называть его настоящим советским мужиком, все выдержит, на такого можно положиться.

У Александры отнюдь не было желания выслушивать все эти истории от родителей, но раз они трепались в гостиной… Что поделать, она же девочка, маленькое и любопытное создание. И в тот день, семнадцатого ноября, она смотрела на сопровождающего учителя и вспоминала эту историю, и сама его считала сильным. Ведь зачем после шести занятий со средними классами брать еще поездку на экскурсию в музей? Девочка подумала, что коллеги опять спихнули на него всех собак, ох уж это постсоветское общество. «Мы же цивилизованные люди, – говаривал Сергей Владиславович. – что мы, разве не найдем кого-нибудь левого, чтобы тот сделал всю работу, пока мы сидим, а?». И его дочь, будучи белой прекрасной розой, расцветала еще больше. Но отца не удивляло, что она понимает «взрослые» шутки, он уже привык, что Саша показывает свой ум и не стесняется говорить, как совсем большая девочка. Александра ехала и улыбалась, такие воспоминания греют душу, пусть эти воспоминания – истории о неверной жене и не любящих отца детей, ей было хорошо, потому что все это в прошлом, и на это она никак не могла повлиять. Мы не несем ответственность а незнакомых нам людей, а Саше тогда было два годика, поэтому…

– Так, пристегиваем ремни, ребятки, мы выезжаем на объездную. А кто ездит по объездной? – спросил у детей Степан Викторович, на пол оборота повернувшись к детям сзади.

– Законопослушные граждане! – ответили те.

– Потому что кто патрулирует объездную, кто ползет на нее, как муравей на рафинад? – все тем же веселым и хрипловатым голосом спросил учитель у тридцати учеников.

– Дорогу патрулирует милиция. И все они ждут денег. – радостно воскликнули дети.

Степан Викторович никогда бы не хотел разрушить детство детей, но от того, что он рассказал им, что такое коррупция и что в их «счастливой стране», где только-только развалились одни бразды правления и построились другие, все беды из-за коррупционеров, причинит им вред? Правда горькая, но она необходима. Хотя некоторые дети и не понимали, что такое коррупция, но всегда соглашались с теми, кто постарше. Некоторые дети все равно не пристегнулись. Они думали, что милиция ни за что в жизни не остановит автобус с детьми. Хотя на памяти Степана Викторовича такое было не раз. « Совсем у них совести не осталось, – говорил директрисе толстобокий мужчина. – штрафы выписывать водителю школьного автобуса! Что с нашей страной творится?». Директриса всегда разделяла его взгляды, но если бы услышала, как он что-то «втюхивает» им про коррупцию, то тут же выпроводила его на долгосрочный бесплатный отпуск. Большинство взрослых не хотели бы, чтобы дети думали, что они живут в «плохой» стране. «Ведь она не плохая, ведь все у нас хорошо!» – твердили взрослые. И правильно, что пытались скрыть, может дети бы за незнанием худшего все сделали бы лучше. Но это не точно.

Александра увидела пристроившийся сзади серебристый неприметный автомобиль…

– Ну что, маленькая стерва, пришло время отправиться на корм рыбом, – сказал Степан Викторович и рванулся к Саше, – в этот раз никто не взорвется, и я тебя порежу! – его лицо стало расплываться черной слизью, кипящей. Александра бросилась на окно…

Александра открыла глаза и увидела как летит на пол с кровати. Никто не услышал шума. В автобусе девочка кричала во все горло, когда проснулась, то не могла издать и звука. Перевернулась на спину, увидела пса у ее ног, поползла на локтях, потом перевернулась на живот и двинулась к шкафу, когда добралась до двери, то, открыв ее, увидела девочку в белом. Она протянула к Саше руки, положила плечи, девочка завизжала, глядя на красное расплывающееся пятно посредине груди девочки в белом.

– Я здесь, моя хорошая, тщ, тихо, никто тебя не обидит, пока я здесь. – прижался к Сашей Гавриил и обнимал за плечи. Детские объятие такие нежные. Но сейчас это были вовсе не детские объятия, это скорее напоминало отца, который успокаивает дочь после кошмара. Но тот был не кошмар.

– Гавр… Гавриил, эта девочка, она… она хотела меня задушить, мне так страшно! – сквозь слезы шептала Александра. – Не отпускай меня, пожалуйста. Пожалуйста!

– Не отпущу, не отпущу. – стоя на коленях возле кровати шептал ей Гавр. Но все-таки отпустил, когда Саша уснула. А после сам отправился спать с желанием во всем разобраться.

5

Утро шестого апреля 1995-го года началось так же, как и в предыдущие пять месяцев. Сквозь утреннюю детскую суматоху Гавриил и Саша обменялись тревожными взглядами, мальчик начал было подходить к ней, но девочка поднесла ладонь к горлу и потрясла рукой мол «не сейчас, подожди». Они не разговаривали в туалете, пока чистили зубы, не разговаривали за столом, пока ели. Про девочку в белом Гавриил не рассказывал никому, хоть иногда она и снилась ему, пугала вместе со своим псом. Но в ту ночь он понял, что надо бы раскрыть свой секрет, ведь он догадался, что не он один достоин визита Алисы. И после завтрака он предложил об этом поговорить, на одном из подоконников общей комнаты, ведь там было спокойно и никто не мешал, даже персонал. Ведь им не нужно было беспокоиться о том, что дети могут выпасть из окна. Потому что окна на этом этаже не открывались, а весь свежий воздух генерировали кондиционеры.

– Саш, что было этой ночью? Она? Они оба? – девочка бросила на него тревожный взгляд.

– Это не кошмар. Не сон. Ты ведь знаешь? – Гавриил кивнул, – она ко мне прикасалась, тянула руки к шее, и эта собака… Она такая страшная. – склонила голову девочка.

– Белая собака, черные круги под глазами, и девочки тоже… – успокаивал мальчик Сашу. – Не высыпается бедняжка.

– Очень смешно. И сколько раз она тебе снилась? Почему ты мне не сказал? Мы же друзья, Гавр!

– Прости, я не хотел тебя пугать. Хотя теперь понимаю, что это было глупо. Извини. Я хочу ее успокоить… – мальчик выдержал театральную паузу.

– Успокоить хочешь, как? – вставила девочка.

– Поговорить с ней. Что ей надо. Че она приходит? – девочка пожала плечами, – Вот-вот, и я о том же. Так что будем разбираться. В следующий раз, когда она придет, не беги ни от собаки, ни от девочки, пора взглянуть своим страхам в глаза.

– Ты имеешь ввиду поговорить с ними? Только учти, если она меня убьет, то я вернусь и заберу тебя с собой. – пообещала Саша и была намеренна серьезно. – Погоди, за тобой бежала собака? Да?

– Она меня укусила пару раз… Но, как оказалось, укусила только во сне, но мне не очень-то верится, что все это сон. – промолвил Гавр.

– Ага…

– В следующий раз ты тоже ей положи руки на плечи, только не бойся. – мальчик поднял указательный палец на уровне глаз. – Когда я скрестил руки у нее на шее, то меня за ногу укусила собака. И во второй раз. И в третий. – Гавриил смотрел в потолок и считал. – Ну ладно, и в четвертый.

– Четвертый? Сколько раз она тебе снилась? Надо было сразу сказать и мы бы тут же это решили.

– Нуу… Так, а что тебе снилось перед тем, как… – позволил договорить девочке.

– Поездка в музей. Я думала о разводе Степана Викторовича и потом… потом его лицо стало черным и…

– …И оно растекалось черной, жгучей слизью. – договорил мальчик. – Кажется я понял! Она приходит, когда мы думаем о хорошем, но не просто о хорошем, а о том, что было в той жизни. Первый раз мне приснился папа, развешивал вещи с сушилки, во второй раз Саша, потом Кати, кошка моя, она гоняла по дому собаку, потом моя учительница, она хвалила меня за мой ум… – тут Гавриил скрестил руки на груди и задумчиво смотрел на весеннее небо. Девочка любя ударила его по руке мол не отвлекайся и не зазнавайся. – Но все время их лица. Так печально, что подобным образом обрываются хорошие воспоминания.

– Но мне не казалось это воспоминанием, я думала, что проживаю этот момент заново, это даже был не сон, будто все было наяву. – твердила Саша. – Мне никогда не снились такие сны, а теперь…

– А мне снились, – гордо произнес мальчик, – и в пять лет, даже в четыре. Она как симулятор виртуальной реальности…

– Симу… какой реальности? – спросила девочка.