Королевство Хатуту

Поль сел. Стало больно. После укола ягодица болела. Рядом с Роже сидел коренастый Леон и женщина с каштановыми волосами. А Рядом с Полем сидели Бернар и краснолицый молодой человек, вероятно, ровесник Поля. Роже стал всех представлять. Краснолицый оказался студентом, изучающим флору тропических морей, а женщина с каштановыми волосами была известным ботаником.

– А я вас не сразу узнал, – сказал Бернар. – В одежде вы совсем другой.

Бернар был в голубом пиджаке, а Роже в белом пиджаке с золотыми точками. Поль сказал:

– Старший стюард обещал дать мне пиджак, наверное, забыл.

– Вероятно, цивилизованная одежда несколько тяготит вас, – сказал Роже. – По первости. Я тоже сперва не узнал вас. Мы привыкли видеть вас в том виде, в каком вы появились на корабле. Так что если бы вы пришли сюда, на первый ваш ужин, обнаженным, никто бы вас не осудил.

– Даже наоборот, – сказала женщина с каштановыми волосами, и все рассмеялись.

Краснолицый студент сказал:

– Наша одежда – одна из тягот цивилизации.

И тут Поль увидел блондинку радистку с широкими бедрами. Она шла к нему между столами в сопровождении седого мужчины.

– Мсье Дожер, – сказала она. – Нас еще не представили. Я Мадлен Виронэ, радистка экспедиции.

Поль тотчас встал, Мадлен протянула ему руку, и он, наклонившись, поцеловал ей руку, как его учили в далеком детстве. Мадлен была в черном декольтированном платье, висящем на ней свободными складками, вероятно, для того, чтобы скрыть ее широкие бедра. Она слегка повернулась к седому мужчине и, глядя на Поля, сказала:

– Мсье Вольруи, заместитель начальника отдела протекторатов.

Поль понял, что Мадлен знакомит их по поручению мсье Вольруи. Седой мужчина протянул ему руку, Поль пожал его руку, и мсье Вольруи сказал:

– До сих пор я видел вас только мельком, когда вы впервые поднялись на борт. Теперь я вижу, вы начали осваиваться. Я знаю, вы дали запрос о вашей матери. К сожалению, администрация Таити рано кончает рабочий день. Завтра с утра мы пошлем еще один запрос и, надеюсь, получим ответ.

Поль ответил:

– Спасибо, – и, поскольку седой мужчина вежливо улыбался, тоже улыбнулся.

И тут мсье Вольруи сказал:

– Мсье Сонар сообщил мне, что вы прекрасно играете на фортепиано.

– Вот как? – Мадлен удивленно подняла глаза на седого мужчину, а потом перевела взгляд на Поля: – На нашем корабле только четыре человека играют на фортепиано. Вы пятый.

Поль хотел сказать, что он вовсе не играет, только одну детскую пьесу, да и ту забыл. Однако он еще не был уверен, что может правильно всё это сказать по-французски, и опять улыбнулся. Мсье Вольруи ушел к своему столу, Мадлен ушла за ним. Полю очень хотелось проводить ее взглядом, но все теперь смотрели на него, и он воздержался. Бернар провел носовым платком по лысине и сказал:

– Старые традиции и хорошие манеры не теряются, сколько бы времени не прошло.

Краснолицый студент тут же возразил:

– Старые манеры остались в довоенном времени.

Дама с каштановыми волосами сказала:

– Жизнь урегулируется, и старые манеры вернутся.

– Никогда! – отрезал студент.

Официанты и официантки разносили блюда. Перед Полем появилась тарелка с жареной рыбой и картошкой. Леон стал разливать по бокалам белое вино. Полю в детстве вина не давали. Впервые в жизни он поднял бокал с вином, сделал глоток. Ударило в нос. Во рту остался горький привкус. Поль обернулся к проходящему официанту, сказал:

– Гарсон! Воды! – и тут же понял: он никогда в жизни этого не говорил. Просто он видел этот едва заметный жест и слышал эти слова от отца и других людей в далеком детстве и теперь непроизвольно скопировал их. Удивительная вещь – память.

Но он тут же он понял, что здесь нельзя было этого говорить. Это был не один из ресторанов, которые он часто посещал с родителями. Это была корабельная столовая, где каждый получал определенную порцию еды. Это он понял по тому, как все на него мельком посмотрели. Мадам Туанасье, которую он еще раньше заметил за соседним столом, тоже посмотрела на него. Ее глаза при этом сверкнули в электрическом свете, и это был недоброжелательный взгляд. Но тем не менее фигура у нее была стройной, и декольте ее белого платья открывало ее не по возрасту молодые плечи и шею.

Всё же официант принес ему стакан воды, и Поль сказал:

– Спасибо.

После ужина почти все закурили. Женщины тоже. Очевидно война приучила всех курить. Роже протянул Полю открытую пачку сигарет. Поль закурил от зажигалки, которой щелкнул перед ним Бернар. Первая затяжка пахла бензином от зажигалки, и только после второй затяжки Поль ощутил вкус табака. Едкий сигаретный табак, вероятно, с какими-то примесями, не шел ни в какое сравнение с мягким травянистым табаком, который курили мужчины Хатуту, передавая свернутые в трубку листья из рук в руки.

Некоторые мужчины прихлебывали вино во время беседы. Бернар больше не пил. Он принял пилюлю из маленькой бутылочки и сказал:

– Как война всё портит. Даже простое вино стало другого вкуса. И крысы. Я не помню, чтобы до войны кто-нибудь увидел в Париже крысу.

Леон пояснил:

– Не стало порошков от крыс.

Роже сказал:

– Раньше говорили, что оккупанты всё забирают. Кто же забирает теперь? Хотя бы этот крысиный порошок?

Дама с каштановыми волосами сказала:

– Говорят, во всех парижских школах у детей заводятся вши.

Поль про себя подумал, что это мало походит на светскую беседу. Подошел Мишель.

– Снимки получились великолепные, – сказал он Роже и обратился к Полю: – Вы тоже хорошо получились, мсье Дожер. Фотографии сохнут в лаборатории. Я готовлю корреспонденцию в своем журнале, отправлю авиапочтой при первой оказии.

– Корреспонденцию? – спросил Поль.

– Вы произведете сенсацию в мире, – пояснил Роже. – Белый человек, обнаруженный на острове дикарей, проведший там двенадцать лет в отрыве от мира, не знавший ничего о мировой войне. Вас начнут осаждать корреспонденты уже в Панаме.

– Сенсацию, – повторил Поль.

Краснолицый студент сказал:

– Вы можете заработать целое состояние на репортажах, если будете требовать от корреспондентов деньги.

– И я буду первым репортером, – сказал с улыбкой Мишель. – Половина гонорара ваша. Начнем интервью. Прямо тут.

– Гонорар, интервью, репортаж, – серьезно повторял Поль незнакомые слова.

И Мишель начал: