Кавалерист-девица

– С какой? – слабым голосом спросила больная.

– Уж не знаю, говорить ли?

– Да говори…

– Ты только, пожалуйста, не волнуйся, это тебе вредно…

– Ох, говори же!

– Надюша жива.

– Как? Неужели?

– Прислала письмо, просит у тебя благословения. Служит Надюша в уланском полку, на хорошем счету начальства, – рассказывал жене Андрей Васильевич.

И он стал читать письмо. Но несчастная Марфа Тимофеевна не слушала – она была мертва.

– Какова у нас с тобой дочурка-то, а? Героиня, вторая Жанна д’Арк… Марфуша, ты слушаешь?

Дуров поглядел на жену и, страшно побледнев, схватил ее руку – рука была холодна; приложил руку к сердцу – оно не билось.

– Марфуша, Марфуша! – со стоном вырвалось из груди у Андрея Васильевича.

И бедный Дуров без чувств упал у постели дорогой покойницы.

Вероятно, с Марфой Тимофеевной от страшного волнения произошел во время чтения письма паралич сердца, и смерть ее была мгновенная.

Так или иначе, только неожиданное письмо дочери было для больной матери роковым, как об этом вспоминает сама кавалерист-девица в своих записках.

XII

Смерть жены повергла Андрея Васильевича в страшное горе, близкое к отчаянию. Он остался с большой семьей на руках.

Дуров стал повсюду разыскивать свою дочь Надежду. Но найти ее было нелегко. Надя не написала отцу, в каком именно полку она служит.

Андрей Васильевич делал запросы во многие полки, не числится ли его дочь на службе под именем Александра Дурова, и получал отрицательные ответы.

Тогда Андрей Васильевич по совету своего старшего сына Николая подал прошение в 1807 году на высочайшее имя о возвращении ему дочери Надежды, по мужу Черновой, которая по семейным несогласиям принуждена была скрыться из дома. Прошению дан был надлежащий ход: сделали запросы во все полки, и вот в одном из них, в Коннопольском уланском, нашелся рядовой, который был принят в полк под именем Александра Дурова.

По высочайшему повелению Надю приказано было доставить в Петербург.

Теперь ей более уже нельзя было скрывать, что она женщина, – эта тайна была уже открыта. Почти всем было известно, что в рядах армии в уланском мундире скрывается женщина.

Главнокомандующий русской армией граф Буксгевден потребовал ее для объяснения.

Добряк-поручик Бошняков ахнул от удивления, когда узнал, что в его взводе состоит на службе женщина:

– Ну, диво! Беспримерный случай! Кавалерист-женщина!

– Что, ваше благородие, говорил я вам, говорил! Не слушали тогда, – упрекал Стрела своего барина.

Денщик торжествовал – его предположение оправдалось.

– Что ты говорил мне? Что? – крикнул с сердцем на денщика Иван Иванович.

– Чай, помните?

– Стану я помнить всякие глупости. Ведь умного ты ничего не сказал.

– Ан вот и сказал!

– Да что, дубина?

– Говорил, что Дуров – девка, так вот и вышло. А вы не верили, ругались…

– Ну-ну, ладно! Пошел, приведи его.

– Кого?

– Ну его… Дурова.

– Не Дурова, а Дурову, – поправил Стрела своего барина.

– Ну Дурову, черт тебя возьми! Пошел! – прикрикнул на денщика Иван Иванович.

– Слушаю-с.

Стрела поспешно удалился.

– Вы звали меня, Иван Иванович? – ничего не подозревая, спросила Надя, входя к поручику.

– Звал-с! Прошу присесть.

– Я и постоять могу.

– Нет уж, садитесь…

Иван Иванович указал Наде на стул. Она была удивлена любезностью поручика.

– Господин Дуров, то есть нет… госпожа Дурова…

Иван Иванович замолчал. Он немного растерялся и не знал, что ему говорить далее.

Надя побледнела; она поняла, что ее тайна теперь открыта.

– Что вы говорите, Иван Иванович?

– А то говорю-с, что начальству известно, кто вы…