Внимание… Марш!

– Самые главные неприятности от этого будут у тебя! – заявила Рита. – А ещё у твоих родителей, если подумать головой.

– Ты права. Но я действительно ничем не рисковал. Наоборот – у нас теперь деловой союз и крепкая мужская дружба.

– Ты съел его запеканку.

– А он съел мои котлеты. И заметь – и то, и другое, абсолютно добровольно. Но главное даже не это.

– А что же? – заинтриговалась девушка.

– Видишь ли… Страх – плохой советчик. От страха теряется концентрация. Стол – это его плюшкина куча. Серёга боится, что кто-нибудь присядет за его стол и объест его. Он вынужден работать по фронту и обоим флангам, защищая пространство от посягательств. Но далеко не все коврижки на столе ценны для него. Я предложил ему сделку. Его мясо. Моя молочка. То есть по фронту у него восседает союзник. Взамен он теперь контролирует только правый фланг. Его левый фланг отныне контролирую я.

– Гениально, – восхитилась Рита. – Ты стратег!

– Просто я люблю, когда удобно мне самому, – возразил я. – А мне не хочется ни с кем делиться запеканкой! Ну, разве что с тобой!

– А я не люблю сладкое! – смеётся Ритка.

В кустах слева зашелестело. Донеслось сопение пробирающегося сквозь дебри ёжика.

– За исключением шоколада, – призналась она через минуту.

– Шоколада? Ну, значит, ты не безнадёжна, – рассмеялся я. – Будет тебе шоколад!

Группа спортсменов разбрелась по аллее. Первые уже подходили к Москве-реке. Отставшие едва миновали последний перекрёсток с покосившимся бревенчатым столбом.

– А что, Сергей вообще не ест молочку? – спохватилась Рита, продемонстрировав какую-то неожиданную для меня дотошность.

– Ещё как ест, – заверил я девушку. – В виде кубиков молочного протеина.

– А-а, – покачала она головой.

Аллеи в Серебряном Бору именовались Линиями и были застроены то ли старыми советскими дачами тридцатых годов ХХ века, то ли строениями ещё царского периода, т.е. массивными бревенчатыми срубами со светлыми верандами. Некоторые срубы были обшиты вагонкой и покрашены в оливковый зелёный, охру или небесно-голубой. Некоторые утвердились своими ребристыми тёмно-коричневыми боками как есть, т.е. поперёк классическим стволам соснового бора. Крыши были крыты оцинкованным кровельным железом, где-то обильно сдобренные суриком, где-то подставляющие всем ветрам и осадкам свою первозданную оцинкованную суть. Веранды соревновались изощрённостью рам, обильно крашенных белым цинком. Лепестки стёкол имели самые причудливые формы. За ними просматривались призрачные занавески: то тюль, то макраме, но и простые ситцевые тряпочки тоже встречались.

Некоторые дачи были огорожены штакетником. Часть забрана плотным забором из досок, верх которых был закреплён парапетной планкой. Редкие заборы блестели свежей или хотя бы прошлогодней краской. В основном они были выгоревшими и пошарпанными. Краска висела лоскутами, читалась история, как менялся цвет забора с момента его создания.

Участки заросли липами, вязами, были окультурены яблонями, вишнями, сливами. Вдоль заборов торчала бузина, малина, смородина, шиповник. А над всем этим, словно зонтики над кудрявыми макушками и смешными чёлками, распахнулись прозрачные воздушные кроны корабельных сосен.

Но вот и мы добрались до реки. Был тот ранний сумеречный час, когда ветры уже стихли, а прохлада ещё не вытеснила разогретый солнцем воздух. Ракитник стоял не шелохнувшись. Зеркальную заводь трассировали водомерки. У кромки воды копошился ярко-красный мотыль. Первые взрослые комары как раз в этот час выдвигались на охоту.

Рита присела на корточки и потрогала воду. Не скрою, я любовался фигуркой в изящной позе.

– Она тёплая! – удивилась девушка.

– Ещё бы! А какой ей быть? Она заранее знала, что ты её потрогаешь.

Рита обрызгала меня.

– Не умничай!

Я подобрал и зашвырнул в воду камушек. Вот интересно, как далеко я заброшу эту чёртову гранату во втором виде армейского многоборья? Навыки метателя у меня нулевые.

Рита отряхнула ладони и подошла ко мне.

– А почему ты живёшь на городских сборах? Ведь здесь иногородние динамовцы, у кого нет своего жилья в Москве.

– Выходит, я занимаю чужое место, – легко соглашаюсь я.

– Ушёл из дому? – улыбается Рита.

– Ага. В Советскую армию.

– Да-да! Ты же солдат! – вспоминает Рита и заговорщицки добавляет: – Соседи могут заложить.

– Верно. У соседки телефон военного патруля прямо на обоях химическим карандашом записан. А бдительности ей с тридцатых годов не занимать.

– Ты очень убедителен, когда шутишь.

– А когда не шучу?

– Я не знаю, – пожала плечами Рита. – Ты постоянно шутишь.

– И ты вскрываешь все мои шутки на лету?

– Мне кажется, да.

– Это редкое свойство, – заключаю я. – Назовём его твоим достоинством номер три.

– А номер два?

– Ты забыла? Твоя любовь к сладкому, ужавшаяся до одинокого шоколада. Кстати, а как же мармелад, зефир, пахлава, сгущёнка, наконец?

– Они тоже пойдут, – смеётся Рита, – если с голодухи… А достоинство номер один?

– Тут мы плавно подходим к самой сути, – я осмелился невесомо обнять Риту за маленькие, но крепкие плечики. – Фанфары! Та-та-та-там!

– Ну? – Рита повела плечами, но не высвободилась, а словно бы даже поуютнее утвердилась в моём скромном объятии романтически настроенного стеснительного юноши.

– Достоинством номер один девушки, безусловно – и это каждый подтвердит, являются глаза. Но если мы ведём речь об этой конкретной девушке, то указать на её глаза будет явно недостаточно. Посмотрите, как они гармонируют с другими чертами лица. Как подчёркивают и оттачивают темноволосый образ восточной красавицы. Обратите внимание также на эти удивительные ушки, острые ключицы, доверчивые предплечья и тонкие запястья.

Рита смотрела на меня со странным выражением лица. На секунду мне показалось, что она меня сейчас пошлёт.

– Но и это ещё не всё. Тут найдутся длинные пальчики на узких ладошках, которые так приятно подержать в руках, – и я схватил эту пару ладошек свободной рукой, тем более, что Рита вовсе не собиралась прятать их по карманам олимпийки. Даже наоборот – она потирала ими друг об дружку.

Тут я не знаю, что на меня нашло, но я сделал неловкое движение чмокнуть Риту в губы. Она успела отвернуть голову и поцелуй пришёлся в волосы на виске. Тем не менее, она не вырвалась. Постояли. Мой пыл если не угас, то развеялся. И сменился ужасом. Мне казалось, что я стремительно лечу к своему очередному фиаско с девушкой, которая мне нравилась.

– Ты, конечно, опять шутил, – медленно начала Рита. – Но странное дело… Мне было приятно. Чёрт тебя подрал, мне было приятно! – расходилась она. – Я должна послать тебя к чёртовой матери, а мне, дуре – приятно! И, по-ди-же-ты!

Что оставалось делать? Я крепче обнял Риту. И она… О Боги, Партком Парткомычи небесные! Прижалась ко мне. Я почувствовал, как некая упругая луковка упёрлась мне под мышку. Ещё не хватало, чтобы некий упругий баклажанчик упёрся Рите в живот. Блин! Это будет катастрофа.