Стоп-кран

– Сдаётся мне, что перспективность некоторых из них сильно преувеличена, – пожал плечами осторожный Серов.

– Мой коллега – обыкновенный торгаш, – Белов подмигнул Серову и плеснул в стакан виски на два пальца, – но я не теряю надежды, что однажды фирма «Неон» будет заниматься не тупой торговлей, а войдёт в число динамично развивающихся высокотехнологичных компаний. Я работаю над этим.

Десятилетия спустя я вспомнил об этой беседе. Что ж… Правы были оба. Компьютерная индустрия перевернула жизненный уклад. Породила многочисленные ответвления: компьютерную медицину, графику, цифровую музыку, массивы информации, и наконец, интернет. А вот, к примеру, завод по выпуску компакт-дисков не проработал и пятнадцати лет. Оборудование было демонтировано, помещения сданы под офисы. Причина банальна: конкуренция. Более сорока производств лазерных дисков появились в России после 1993 года. Частный бизнес инвестировал в современные компактные фабрики, допускающие применение дешёвого сырья. Громоздкий и дорогущий государственный завод, заточенный на огромные тиражи и японское сырьё, оказался убыточным. Фотобизнес тоже скатился с заоблачных прибылей до вялотекущего еле-живого состояния, когда проводили на пенсию плёнку. Цифровая фотография оказалась очень классной, доступной и гибкой, с точки зрения творческого самовыражения, но печатать эти снимки мало кто захотел, потому что достаточно было выложить картинки в интернет.

– Высокие технологии – тема, безусловно, любопытная, – согласился Серов, – но не каждому доступная. Нужны очень большие деньги, либо кредитная линия. Таких денег у нас пока нет, а кредитную линию получают только избранные.

– А назначают этих избранных в посольстве США, – подхватил Белов, – среди такой же матёрой комсы, как мы с коллегой.

– А в чём смысл? – полюбопытствовал притихший Костя.

– Американцы планируют полностью заменить в нашей стране правящую элиту, отодвинуть от власти красных председателей и директоров. И не абы кем, а вновь созданным классом собственников. И они активно набирают молодых предприимчивых…

– Беспринципных, – ляпнул я.

Белов внимательно посмотрел на меня и… кивнул.

– …людей, готовых взять все достойные активы этого государства под свой контроль. Для этого и затеяна приватизация.

– А недостойные, но жизненно-необходимые? – тихо спросил Костя.

– Какие, например?

– Убыточный транспорт: малую авиацию, речной флот, электрички в малолюдных областях, – развил я мысль друга. – Да мало ли что существует не ради прибыли, а потому, что это необходимая социальная инфраструктура.

– Выкиньте из головы всякую социалку. Экономика будет оптимизирована. Убыточные производства закроют. Земли из-под них отдадут под застройку. Страну завалят импортом.

– Я вижу пару противоречий в ваших словах, – перебил Белова подозрительный Костя. – Во-первых, никаким комсомольцам никто в здравом уме просто так ничего не раздаст. А вот подставными фигурами их сделают запросто. Согласно документам, хозяин завода – Кравцов Иван Петрович, а по факту будет Ротшильд.

– Очень глубокая мысль, – поджал губы Серов, – скорее всего, так и будет.

– Во-вторых, закрывать будут и успешные производства.

– Почему?

– Чтобы расчистить поляну для того самого импорта. Транснациональным корпорациям не нужны местные конкуренты.

– Будут востребованы лишь квалифицированные рабочие руки, – кивнул я.

– Но в первую очередь зарежут стратегические отрасли, – невозмутимо закончил Костя.

– Да, парень, глубоко копаешь, – призадумавшись, согласился Белов. – Тебе бы прослушать курс экономики и права, подучиться на бизнес курсах, завести правильные знакомства… И прямая дорога в телевизор.

– Нам нужны молодые аналитики, – усмехнулся Серов.

– Ага. Начать и кончить, – пробурчал Костя. – Придётся получать два высших. Магистратура, аспирантура, курсы повышения квалификации. Полжизни в помойку.

Он вовсе не собирался связывать свою судьбу с пустой болтовнёй. Пусть даже и в телевизоре.

– Как скажешь, – подвёл итог Серов, – ты мне нравишься. Я буду рад с тобой сотрудничать.

Далее, подливая вискарь, Белов проявил себя ещё и в качестве бытового историка и социолога:

– Поколение, измолотое жерновами Октябрьской революции и гражданской войны, сменилось поколением, выбитым войной отечественной. А то, в свою очередь, сменилось поколением, траченным алкоголем и безнадёжной верой в светлое будущее… Им на смену явилось поколение с гипертрофированным стремлением к самоутверждению, к материализации и монетизации, легко презрев не только земные законы, но и христианские нормы морали.

– Моральный кодекс строителя коммунизма, – осмелился я поправить оратора.

– Какая разница, нормы морали одни и те же. Источник один – ветхий завет. Больше скажу. Мой прадед был священником. Про него говорили, что был честным человеком. А дед мой – коммунист с пятидесятилетним стажем, повторял: «Коммунист я честный и прямой, как прямая кишка». Сам слышал!

Надо было заржать, но не смеялось.

– Следующим придёт поколение законченных индивидуалистов и пофигистов, однако, уважающих индивидуализм и пофигизм соседей. Толерантность – бич грядущего общества.

Несмотря на изрядный дурман в башке, Белов ни разу не запутался в русском языке.

– Мы перестанем дружить, жениться и заводить детей, – спрогнозировал он.

– И вот тогда люди окончательно разбредутся по своим углам, – резюмировал Серов. – Спрос будет только на однушки!

– И нация, как общность людей, окажется низложенной, – предсказал Костя. – Уткнётся в демографический и идеологический тупик.

– Немцы проложат в Россию пивопровод через Чехию с разводкой по всем квартирам в новостройках, – ляпнул я в своём духе, ибо быстро утомляюсь от серьёзных разговоров.

– Как ты сказал? – хором переспросили Серов, Белов и пришедший в промежуточную кондицию Чернов.

– Пивопровод. Ну и обратную нитку для слива пены.

– Зачем? – не секли несостоявшиеся красные директора?.

– Чтобы пену обратно отводить, – опустив голову, тихо твердил я. – Ибо не фиг нас вспенивать!

Костя лоснился гордостью за опереточный бред приятеля.

– Неудобно же по городу по пояс в пивной пене передвигаться. Да и сивушный за?пах опять же, – закончил я и застенчиво осмотрелся.

Реакция была противоречивой. От почти никакой до вежливой. Я было подумал, что после такой репризы меня отлучат от коврижек. Но на первый раз обошлось.

– Кстати, пора бы и нам разбрестись по своим углам, – напомнил практичный Серов. – У Эльвиры вон сын один дома.

– А заодно пора бы уже задуматься, где провести студенческие каникулы[20 - 25 января 1992 г. новый ректор МГУ Виктор Антонович Садовничий восстановил празднование Дня студента в Татьянин день. Именно в этот день 12 Генваря (по старому стилю) 1755 г. императрица Елизавета подписала указ об открытии Московского университета. День студентов традиционно являлся первым днём студенческих каникул.], раз не получилось всем вместе загулять в ночь с тридцать первого декабря на четырнадцатое января, – напомнил Чернов.

– Так вроде ж решили в Турцию махнуть, – перепугалась Эльвира, которая уже и купальничек для джакузи выбрала на заказ в каталоге.

– То была фигура речи генерального директора, – терпеливо разъяснил директор финансовый.

Ярость схлестнулась с обидой. Секретаршино сердце подпрыгнуло и забилось в падучей, выдавая желудочковые экстрасистолы. А безупречно накрашенное лицо озарилось бордовой красой во всю ширь башкирских скул.

– Увы, Эльвира, – развёл руками Белов, – продолжайте работать над этим. У вас всё получится.