Скрывались от ментов в отстойнике поездов, среди готовящихся к рейсу составов. Там же познакомились с ушлым официантом вагона-ресторана московского поезда, который вошёл в их нелегальное положение и за разумную сумму спрятал до Мелитополя. Кузьма замерзал в холодильном отделении для напитков, а Дуся, облачившись в белый халат, впервые в жизни намывала посуду, пока официальная посудомойка, накануне вдоволь нагулявшись с упомянутым официантом, отсыпалась тут же на приступочке.
От Мелитополя свободные места были, и официант отправил обалдевшую парочку к начальнику поезда в седьмой вагон. Далее всё более-менее нормализовалось, не считая того, что нажравшийся в холодильнике халявного пива, Кузьма долбанулся ночью с верхней полки. Да так, что сломал опору стола и проломил ею чемодан пожилой попутчицы, который она держала тут же…
– Чтобы у меня всегда всё моё было под рукой, – прошамкала Дуся, пародируя давешнюю старушку.
Короче, последнее бабло ушло на восстановление статус-кво, как с раздосадованной проводницей, так и с расстроенной попутчицей, лишившейся не только крышки от чемодана, но и парадного платья с рюшечками, безнадёжно порванного острым изломом опорной штанги.
Кузьму атаковала назойливая муха. Он то поддакивал, то подвякивал, то звонко хлопал себя по щеке. Не было секретом, что его мысли бродят где-то далеко-далеко. Вероятно, в десяти станциях метро вместе с пересадкой, на пресловутой «Варшавке». Вскочил, сбегал в коридор, свернул в рулончик газету «Труд», которую продолжали исправно опускать в почтовый ящик для соседки. Вернулся.
– Где эта чёртова муха?
– Она улетела. Но обещала вернуться.
Мы вместе с мухой утомили Кузьму. Слинял он от нас в свой автомагазин, не бросив ни единого взгляда в сторону Дуси. Словно её и не существовало вовсе.
После возвращения из Крыма новости у Кузьмы посыпались как из рога изобилия. Сначала он прознал у кого-то в толпе очередников, что за нивой надо было не на Варшавке прохлаждаться, а сразу ехать в Чехов. Выяснив, что да как, засобирался туда.
– Братан, пожелай мне ни пера, ни журки, – тычет Костю в плечо взбодрённый Кузьма, уже напяливший кроссовки.
Съездил он в этот самый Чехов и вернулся душевно нокаутированным. На этот раз окончательно и бесповоротно. Мы с Костей удивлённо лицезрели, как столь самоуверенный рубаха-парень, ничуть нас не стесняясь, рыдал и размазывал немытыми кулаками свои крокодиловые слёзы.
– Они отменили открытки! – наконец выдавил он.
– Катастрофа… – пробубнил всё сразу просёкший Костя.
– А там есть нивы? – я до поры не утратил оптимизм, ибо не уловил суть произошедшей трагедии.
– Да их там полно, – отмахнулся Кузьма.
– Ну! А у тебя есть деньги. Если больше не нужна открытка – просто идёшь и покупаешь. Разве нет?
– Нет, – огрызнулся Кузьма и добавил: – Там такая ругачка началась! Мужики чуть ворота не снесли на спецстоянку, где новые тачки выставлены.
– Раз отменили открытки, – занялся ликбезом по экономике переходного периода Костя, – значит, отменили госцену. Иди теперь и покупай автомобиль по рыночной цене.
– Понятно, – я тотчас скис.
– Ну почему? Ну почему ни один ёлупень не насвистел мне про Чехов раньше? Там этих нив – завались! Там вообще мне сказали, что только они ими и торгуют. Мол, откуда нивы на Варшавке? Там только Жигули да Самары. Я же сто раз успевал машину получить! И до поездки в Крым, и вместо Крыма, и даже сразу после него.
Кузьма продолжал убиваться, вертел в руках бесполезную открытку. Я приноровился и выхватил её. Принялся читать:
– Министерство автомобильной промышленности СССР. Волжское объединение по производству легковых автомобилей. Производственное управление Автовазтехобслуживание. Спецавтоцентр г. Чехов.
– Где Чехов? – вскочил Кузьма.
– Вот! Тут и на почтовом штемпеле город Чехов, Московской области. Откуда отправлена открытка.
– Ну я и растыка! – приговорил себя обессилевший Кузьма. Осыпался обратно за стол, вцепился в вихры цвета заветревшейся меди.
Костя молча поставил перед ним тарелку с отварными пельменями, запасы которых в морозильнике не иссякали.
– Покушай наших пельмешков. Останкинские!
– Из самых первосортных останков! – разрекламировал я. – Размороженная из вечной мерзлоты мамонтятина. С кунаширской океанской солью и агадирским чёрным перцем.
Непробиваемого Кузьму таки улыбнуло кривой судорогой.
Вместо сметаны сгодился соус «Анкл Бэнс» с мордой пожилого афроамериканца на этикетке. На третье у Кузьмы припасена газировка «Херши».
– А пиво где? – не понял я.
– Да я утром на вокале в Чехове подхватил. Сдуру! Уверен был, что за руль сяду сегодня. Не выливать же теперь!
От нечего делать я продолжал рассматривать открытку.
– О! Вишенка на торте! Она даже отпечатана в ГПТУ-56, город Чехов Московской области. Заказ 5486. Тираж 2000 экземпляров.
Чехов на открытке упомянут трижды. Факт!
– После оформления покупки просим сделать отзыв о культуре обслуживания. Администрация автомагазина.
– Я те ща в лоб дам, – миролюбиво осадил меня Кузьма.
– Ладно, – надоело Косте внимать нытику. – Твоя фамилия Зряходилов? Вот ты зря и сходил. Чего же более?
– За-ря-ходилов, – огрызнулся Кузьма. – Заряходиловы мы. Ни свет ни заря – уже на ногах! Это безграмотный писарь деду моему выписку из метрики с ошибкой выдал. То в конце двадцатых было, когда дед шестнадцатилетним парнишкой подался на стройки первой пятилетки. Важным гражданином стал! Бетонщиком на Днепрогэсе.
– А как вас в Камызяк занесло?
– Как и всех, – опустил голову Кузьма. – Бабку с малы?ми в Камышин эвакуировали, она там в госпиталь устроилась. А когда похоронку получила в сорок пятом, под самую победу, решила на Донбасс не возвращаться. Не к кому. Сама с Белоруссии – так там вообще всю нашу деревню заживо сожгли. Сволочи фашистские! После войны бабку с детьми дед Шура забрал к себе в Камызяк, он там в райкоме сидел, потом под Ржевом воевал, ранение, контузия, госпиталь. В госпитале, в Камышине, и познакомились. Выходила она его. Как он сам говаривал – безнадёжного. Потом Берлин брал, два ордена боевого красного знамени у него, восемь медалей. Как с войны вернулся – так сразу в Камышин. Отблагодарить хотел благодетельницу ценным трофейным подарком, но так уж вышло… короче, поженились они.
Растёр Кузьма виски своей медноголовой башки, а нахлынувшее обратно в глотку не засунешь, не проглотишь. Надобно выговориться.
– Всё как у всех. Отца моего и тётку дед Шура поднимал. Я его смутно помню. Маленьким был, когда тот помер. А тётка у меня суетливая. Никогда ей на месте не сиделось. Думала в Иваново на ткацкую фабрику податься, но отговорили подруги с рыбкомбината. Мол, там столько девиц, в том Иваново, что замуж в очереди пятилетками стоя?т. До пенсии. Передумала, рванула по лимиту в Москву на шинный завод. И по иронии судьбы так в бобылях и проходила всю жизнь. Ну, хоть комнату дали…
– В девках, – поправил я Кузьму.
– Что? – на автомате переспросил он, загруженный по маковку слайдами из семейного архива.
Не трогали больше мы нашего горе-героя весь вечер. Гоняли с Дуськой чаи-пельмешки. Девка в Крыму ни фига не загорела. Покраснела, кожа теперь с неё слезает. А на новой диете Дуся зарозовелась, подмаслилась, подобрела. Уж очень ей нравится хрумкать такими необычными блинами. Спасипки, ребята, какие вы молодцы.
Всё хорошенько обдумав, Кузьма попросил нас с Костей съездить с ним завтра в Южный порт. Одно дело – государственный магазин, там система. И совсем другое – толкучка, там и обуть могут. Идея Кузьмы заключалась в том, что пока он выбирает подержанную машину, коробка с деньгами хранится либо у меня, либо у Кости. И до поры до времени мы ничем не выдаём тот факт, что мы вместе.
План был неплох. Но, как заведено у Кузьмы, всё тут же пошло наперекосяк. Сам же и заорал на весь ряд: «Как вам эта зелёненькая?» Его радовало, что можно с камышами слиться в дельте Волги. Кузьма так активно интересовался нивами, что к нам уже начали притираться разного рода «тёмные личности». Самые деликатные из них интересовались бюджетом покупки.
Я решил, что с меня хватит, и это грозило полностью расстроить предприятие, так как коробка от польских шлёпанцев «Рылько» лежала именно в моём рюкзаке, и головой рисковал именно я. Но тут Костю окликнул приятный баритон.
– О-о! Знакомые ребята! Что, нива нужна?