Золотая хозяйка Липовой горы

– Обратите внимание, – вывернув прадедову одежду наизнанку, подступила Анна Фёдоровна. – Скроен тулуп из шкур, которые не обрезались, а загибались по выкройке. Видите, кончики подшивались внахлёст. Резать цельный кусок считалось всё равно что судьбу перекраивать. Грешно.

Что-то подсказывало – это качество мне от Василия Ивановича по генам не передалось.

– Знаете, Георгий Петрович, – заговорил москвич, когда мы вышли на крыльцо музея, – в целом я считаю свою миссию выполненной. В суть дела я вас, пусть, может, и в общих чертах, ввёл: посвятил в историю Богини и Ордена, раскрыл не только тайну его существования, но и цели, вернее – цель. Осталось сказать в завершение несколько слов да передать так называемое «Евангелие от Петро», и можно откланиваться.

Мы заехали в кафе. Пообедали. После чего направились ко мне. Для финальной, так сказать, части визита московского гостя.

Всё необходимое для заваривания кофе по-прежнему находилось на журнальном столике, я лишь помыл чашки. Когда комнату наполнили ароматные запахи напитка и терпкие – голландских сигарилл, профессор приступил к заключительной своей лекции. Прочитать её он, конечно же, предполагал ещё с утра, а тут я сунулся со своей дурацкой экскурсией.

– Хочу предупредить вас, Георгий Петрович, что не только Орден Божественной Длани желает обладать руками Венеры Милосской. Где-то рядом с мраморными руками могут находиться драгоценности на очень и очень большую сумму, не говоря уж о диадеме самой Клеопатры. Для людей, которые охотятся за сокровищами, человеческая жизнь ничего не стоит. Если вам удастся заключить с ними сделку на выгодных для себя условиях, шедевр мировой культуры не обретёт своего первозданного вида, так как чернокопатели исключают огласку любого рода. Вы, связанные обязательством и страхом, смолчите. Правда, при этом станете богаты, но как сможете с этим жить?

Наше предложение более привлекательно: мы предаём огласке факт обнаружения рук Венеры Милосской, статуя будет воссоздана. Мир же получит сенсацию, автором которой станет провинциальный российский журналист Георгий Кириллов. С материальной стороны этот вариант менее заманчив: сокровища отойдут государству. Однако их стоимость настолько высока, что даже небольшой процент компенсации, обычно подразумеваемой в таких случаях, вам понравится.

Также охоту за артефактом ведёт и церковь: насколько нам известно, они видят угрозу в руках Венеры Милосской. Для них воссоздание облика статуи, побывавшей воплощением двух божественных сутей, – один из признаков приближения конца света. Общеизвестно, что основной образ Апокалипсиса – это Зверь, Сатана, олицетворяющий вселенское зло. Его конкретное воплощение видится в образе лжепророка, возвращении к язычеству и идолопоклонству.

Принято считать, что кончине мира будет предшествовать возрождение Римской империи как всемирного царства антихриста. А Венера Милосская с Вальгой в одном лице – своего рода двойной символ этих тёмных сил. Церковники хотят заполучить руки Богини, чтобы воспрепятствовать повторному обретению ею божественной сути. В этом случае тоже ни о какой публичности не может быть и речи.

Дорогой Георгий Петрович, я имею исключительную цель склонить вас на нашу сторону, а отнюдь не запугать. Подумайте, взвесьте всё хорошенько и примите правильное решение. Но лучше не тяните время – уговоры скоро закончатся, и мало ли какие странные события в вашей жизни могут начать происходить потом.

Вечером у меня рейс в Москву. Надеюсь, мы ещё обязательно увидимся, но в других интерьерах и при иных обстоятельствах. Через какое-то время с вами выйдут на связь. Пока оставляю, как и обещал, сочинения Петро…

Передав мне флешку, столичный гость, к обществу которого, надо признаться, я уже стал привыкать, откланялся. В его походке появилась лёгкость: он словно парил, с облегчением сбросив тяготивший его груз и радуясь, что смог его пронести.

И я был бы готов согласиться на все его предложения – если бы не знал про цену, которую за эту тайну заплатил Журавель.

Петрос – Петрио – Петро

Христиане, пережившие страшные трёхсотлетние гонения, за время которых десятки тысяч их единоверцев замучили на гладиаторских аренах, сумели добиться полной отмены кровавых зрелищ.

Но табу, как это часто бывает, только увеличило интерес. В основном его проявляли аристократы и просто богатые жители Империи: в течение веков бои были для них ежедневным и любимым зрелищем. Они прекрасно разбирались в деталях схваток, могли подметить и оценить нюансы в ходе поединка.

Если раньше вход на бои гладиаторов был для всех бесплатным – расходы покрывала государственная казана, то теперь их организация перешла к эдиторам – к дельцам, для которых важнее всего была выгода. С амфитеатров бои перекочевали во внутренние дворы вилл и палаццо. Туда-то в определённое время и съезжались приглашённые. Плата за вход не взималась, но все делали ставки на победу того или иного гладиатора, и свой доход эдиторы получали от тотализатора. Трудность была ещё и в том, что с запретом на проведение боёв прекратили своё существование гладиаторские школы, поставлявшие воинов. Теперь их приходилось выискивать из числа пленных, для чего в районы военных действий направлялись агенты-покупатели.

Одному из таких агентов и был продан пленённый угр. Как было не положить взгляд на малого, который был придавлен павшей лошадью, но умудрился уложить четверых противников?

Ратним стал гладиатором, и новое дело ему сразу пришлось по душе. Выложивший за нового бойца немалые деньги эдитор в первое время в нём души не чаял. Раб приносил хороший доход, не знал поражений, за что очень скоро был удостоен прозвища Чемпион варваров. Но потом слава обернулась против него, отпугивая и удачу, и деньги. Против Чемпиона варваров другие владельцы гладиаторов просто отказывались выставлять своих бойцов, даже двух против одного, а если и находились смельчаки, то на них никто не желал делать ставки. Заставить же угра проиграть хотя бы один бой хозяин не мог.

Проигрыш уже не означал смерти, как прежде. Раненым оказывалась своевременная и очень квалифицированная медицинская помощь – врачи в Империи славились своим умением лечить и колото-резаные раны, и всевозможные переломы.

Уговоры проиграть, получив рану, а потом снова продолжить черёд побед, успеха не имели. Угрозы тоже. Хозяин решил положиться на случай, и чутьё не подвело его.

Наместник императора Негод, один из богатейших людей провинции, прознав, что среди прибывших бойцов есть тот самый Чемпион варваров, молва о котором широко разлетелась среди почитателей поединков, решил лично убедиться в его мастерстве. Против него он выставил двух своих телохранителей, пообещав им месячное жалованье за один бой. К тому же у них была фора – выбор экипировки. Они решили облачиться в мурмилонов. Это была одна из самых защищённых форм. На голове – шлем с гребнем в виде рыбы (отсюда и название: murmillos – значит «морская рыба»), на предплечье – доспех, поножа-лата на правой ноге, толстые обмотки, закрывающие голени и верх ступней, вооружение – короткий меч, гладиус, и большой прямоугольный щит римских легионеров.

Ратним на их фоне выглядел весьма уязвимо и, казалось, заведомо проигрышно. Ему назначили быть ретиарием – бойцом с сетью. Он вышел в круг практически незащищённым: вся амуниция состояла из доспеха на левом плечевом суставе и набедренной повязки, удерживаемой широким поясом, из-за которого выглядывала рукоять кинжала. В руках он держал сеть со свинцовыми бляшками по краям и трезубец. Впрочем, самого его эта незащищённость мало заботила. Он соскучился по настоящему бою! А то, что против него выставили двух здоровых увальней, прячущихся за латы и щиты, лишь раззадоривало его.

Бой проходил во дворе палаццо, принадлежавшего фаворитке наместника. Это была не просто любовница, а гетера – профессионалка любовных утех. Дополнением к её красоте были ум, знание поэзии, трудов философов и историков… Оттого её общество и ложе стоили так дорого, что она могла позволить себе содержать целое поместье.

Присутствие женщин на боях всегда приводило Ратнима в особый тонус, вдохновляло на красивый бой.

Ратним знал, что его одеяние подчёркивало достоинства натренированного, словно свитого из толстых канатов мышц, тела. Он действительно был хорош своей азиатской красотой. В плену, по настоянию хозяина, стал брить бороду, оставив лишь усы, несколько смягчающие жёсткие черты скуластого, с раскосыми глазами и чуть приплюснутым носом, лица. Длинные, густые и жёсткие, под стать конской гриве, волосы он заплетал в тугую, толщиной с женское запястье, по пояс косу. Красота, непривычная для латинян, но способная увлечь женщину, особенно пресытившуюся вниманием мужчин, какой и была гетера Алекса.

Хозяйка палаццо сразу же обратила внимание на Ратнима. Несмотря на то что она заранее поставила десяток золотых монет на победу телохранителей своего любовника, сейчас искренне желала им поражения.

– А этот варвар тебе нравится, не так ли? – уловил её настроение Негод.

– Да! – не стала скрывать Алекса и с вызовом добавила: – Я даже буду рада проиграть деньги – твои деньги, которые поставила на твоих же воинов.

– Представь, я тоже! – рассмеялся Негод и добавил, чуть понизив голос: – На своих-то я сделал ставку, чтобы у эдитора был интерес выставить Чемпиона варваров, но ставку небольшую, а вот через твоего Петроса поставил на варвара намного больше. Так что пусть Господь будет на стороне этого язычника.

Судья дал сигнал к началу боя. Мурмилоны разделились, обходя стоящего посреди круга соперника. Тот начал неспешно раскручивать сеть правой рукой, поднимая её всё выше, пока она не оказалась над головой. Когда воины Негода почти одновременно кинулись на него, он заарканил одного из них в сачок, увлёк его на себя, потом отступил в сторону, и тот полетел навстречу своему напарнику. Оба, бряцая щитами и скрежеща шлемами, повалились на землю, вызвав смешки зрителей.

Варвар мог воспользоваться беспомощностью своих соперников, чтобы нанести им решающие удары трезубцем или кинжалом, но вместо этого неспешно вернулся в центр круга и, посвистывая и улыбаясь, снова начал вращать сеть. Алекса не удержалась и зааплодировала.

Один из воинов поднялся на ноги и кинулся к варвару, чтобы вступить в рукопашную. Но сеть уже снова летела ему навстречу. Воин высоко поднял щит, но сеть полетела ему в ноги, он запнулся и непроизвольно откинул руку со щитом в сторону, продолжая двигаться по инерции. Несколько шагов – и ему удалось бы обрести равновесие, но на пятом шаге его грудь встретилась с трезубцем варвара. Хруст раздираемой железными зубцами грудной клетки слился с шумным выдохом.

Второй мурмилон уже встал на ноги – только шлем, сдёрнутый сетью, так и валялся на земле – и готовился напасть. Ратним не сумел быстро вырвать оружие из тела поверженного – зубцы крепко застряли меж рёбер – и остался с одним кинжалом против шита и меча. Прикрываясь щитом, воин старался подступить максимально ближе, чтобы ударить гладиусом наверняка. Но лишившийся сети и трезубца варвар каждый раз уворачивался, отступая на безопасное расстояние – и его движения напоминали замысловатый танец.

Он и в самом деле имитировал виденные много раз пляски шаманов во время камлания. И это не был экспромт. Прежде, ещё в ранней молодости, он, когда никого не было рядом, например, на охоте или рыбалке, повторял жесты и движения шаманов. Он скрывал своё увлечение, боясь насмешек со стороны соплеменников. Те непременно стали бы подшучивать над ним в духе: «Бодливому лосю Нга рогов не дал», – и были бы по-своему правы. Оказавшись в плену, угр стал упражняться уже в открытую. Эдитор и окружение варвара-гладиатора принимали всё за причуду, вызванную тоской по родине, своему племени и близким людям. Но были правы лишь отчасти. Будь Ратним абсолютно откровенен с самим собой, признал бы, что своими плясками всё ещё продолжает скрытое соперничество с Чекуром. Рождённый простым угром, воин не понимал, почему вождь и товарищ с малых лет, имея полное право быть шаманом и камлать, добровольно отказывался от этого. Будь Ратним на его месте… Такие думы часто уводили угра в дебри мечтаний, отравленных, словно болотным газом, дурманом зависти.

Но здесь – в гладиаторском круге – он вставал вровень с Чекуром, здесь Чемпион варваров оказался как бы под стать Молочному горну – способным покорять и удивлять. И сейчас на его пути оказался этот несчастный, выряженный, словно на потеху, римлянин. Настал недобрый для него момент.

Латинянин ринулся в решающую атаку. Ратним принял удар гладиусом на доспех, закреплённый на левом плече, и, пока противник делал замах для следующего, рванул край щита и, уворачиваясь, успел полоснуть кинжалом по плечу и спине римлянина. Взревев от полученной раны, тот развернулся в надежде нанести удар мечом в спину противника. Но тот в очередной раз уклонился, проявив чудеса ловкости.

От резкого поворота тугая коса угра, утяжелённая специальными украшениями, вылетела из-за спины и хлестнула по глазам соперника. Этот трюк уже не раз ставил в затруднительное положение его врагов. Острая, ослепляющая боль – предпоследнее, что они успевали почувствовать в этом мире. Последним оказывался смертельный удар. Телохранитель Негода не стал исключением. Зажмурившись, словно в его глаза с силой бросили горсть раскалённого песка, он непроизвольно вытянул шею. Варвар немедля полоснул по ней кинжалом, и из глубокой раны брызнул фонтан крови. Находившиеся неподалёку зрители отпрянули от латинянина как от прокажённого, боясь запачкать свои белоснежные туники.

Внутри круга лежали два тела: одно – без движения, с трезубцем в груди, второе – в конвульсиях теряющее остаток жизненных сил. А над ними возвышался улыбающийся варвар, полностью оправдавший своё прозвище – Чемпион. Его раскосые тёмно-карие глаза светились восторгом.

Зрители негодовали, так как многие из них проиграли деньги. Хозяйка палаццо и Негод не могли сдержать ликования. Они спустились со ступенек ротонды и подошли к варвару.

Женщина сняла с шеи золотое ожерелье и замерла, подняв его на руках. Ратним догадался, чего от него ждут, и склонил голову. Он думал, что эта красивая взрослая женщина закрепит золотую и явно дорогую вещицу на его шее. Но та застегнула замок и водрузила украшение на голову варвара.

– Раньше триумфаторов венчали лавровыми венками, пусть же тебе достанется золотой, – произнесла она.

Негод взял эдитора под руку, отвёл в сторону и объяснил, что лишился двух своих лучших телохранителей. Требовалось восполнить потерю, и самый приемлемый вариант – это Чемпион варваров. Хозяин угра понял, что настал именно тот момент, которого он ждал, терпя гордый нрав своего раба и не решаясь избавиться от него. Предложенная цена с лихвой покрывала все затраты.

Пока Негод говорил с эдитором, Алекса изучала варвара. Его природная смуглость не могла скрыть разлившегося по щекам румянца, в глазах не было и тени рабской робости. Так смотрят лишь абсолютно свободные люди. Такой взгляд был у льва, которого однажды привозили в город. Царь зверей даже в клетке не терял своего достоинства, взгляд его мог быть голодным, затравленным, не было в нём лишь покорности.

А ещё запах! Алекса никогда не могла подумать, что вонь, источаемую немытым, потным телом, она сможет когда-либо назвать запахом. Нет… Это был аромат! Гетера сама ежедневно принимала ванны с благовониями и приучала к этому тех мужчин, которых допускала до своего тела. К обязательным омовениям привык даже гордец Негод. Но здесь вонь тела была составляющей запаха первобытного победителя. Алексу изнутри стало прожигать желание. Варвар уловил это её состояние, и его взгляд подёрнула поволока.

– Боже, да он воняет просто невыносимо! Как ты только можешь стоять с ним рядом?! – произнёс наместник, подойдя к ним. – Я уж было приревновал тебя к этому дикарю, но теперь могу быть спокоен – такого вонючку ты не подпустишь к себе ни за какие деньги.

И тут же добавил:

– Тем более что у него их нет! Но я всё-таки прикажу, чтобы ему не давали мыться! – он рассмеялся своей шутке, потом продолжил: – Я остаюсь сегодня у тебя. Надо отметить моё приобретение. И ещё – пошли ему рабыню, пусть потешится. Кстати, эдитор сказал, что его зовут Ратним. Что за имена у этих варваров, словно собачьи клички! Смотри, как встрепенулся, услышав своё имя. Одно пока не возьму в толк – как отдавать ему приказы? Он же ни слова по-нашему не понимает. Привлеку, пожалуй, к этому делу твоего Петроса, он ведь способный к языкам.

Это был не ужин, а целый пир, словно Негод отмечал не поражение своих телохранителей, а победу Империи над полчищами Аттилы. Алекса так потчевала гостей, что многие уснули прямо на коврах в гостиной, где были накрыты столы. Задремавшего Негода она приказала отнести в свои покои.

Посылать Ратниму рабыню она и не думала. Как только в палаццо воцарилась тишина, она сама пришла к варвару…