Норманн. Чёрный князь

– Здравствуйте, люди добрые! – Выйдя за ворота, Норманн громко приветствовал собравшуюся толпу. – Спасибо за заботу, вражья стрела пробила мне грудь, но большого вреда не нанесла.

Народ радостно загалдел, в ответ послышались разноголосые пожелания здоровья. Несколько женщин решительно пробились вперед со своими лекарственными отварами, мазями и настойками. Норманн не стал отказываться. Принимая горшочки чудодейственных мазей на основе медвежьего жира или из тюленьей печенки, он кланялся и благодарил, обещая непременно их использовать для скорейшего выздоровления. Настырная бабулька принесла корзинку сушеных трав и, вцепившись в руку, долго объясняла, что и как заваривать или настаивать, какое средство пить, а что прикладывать к ране. Честно говоря, бабулины пояснения в одно ухо влетали, а в другое вылетали, но он терпеливо выслушал монолог, затем расцеловал травницу. Подобное действие подняло у народа градус настроения, одна из женщин громко выкрикнула:

– Князь! Ты бы и меня расцеловал да к груди прижал! Глядишь, и рана скорее заживет!

– Разве я против! – поддержал шутку Норманн. – Иди сюда, обнимемся да расцелуемся!

Толпа рассмеялась и быстро вытолкнула к князю мгновенно покрасневшую женщину. Нарочито театральные объятия завершились неожиданно крепким и горячим поцелуем.

– Ай да хорош у нас князь! – воскликнула женщина. – Жаль, что сосватан! – и юркнула в толпу.

Еще раз поблагодарив собравшийся народ, Норманн развернулся к стоящему у ворот столику, куда складывал горшочки и туески с мазями и снадобьями. Подарки надо было прилюдно собрать и отнести во дворец, чтобы дарители не обиделись. Все достанется Максиму, он умный, пусть и разбирается, как в дальнейшем применять принесенные средства народного лечения. Вот тут-то Норманн и увидел причину, по которой у ворот собрались люди. На столике выставили трофеи, найденные после вчерашней стычки, с окровавленной стрелой в качестве главного экспоната. Снова проделки профессора – кроме него никто не додумался бы создать подобную экспозицию. Вот сломанные стрелы, которые Норманн по наитию сбил в полете, вот еще одна со смятым наконечником, она ударилась в топор. Чуть в сторонке развешаны кольчуги, три со следами ударов топора и четвертая с вырванным из бока куском, рядом на земле – трофейные луки и мечи.

Сержант дежурного взвода сложил лекарства в большую корзину и побежал во дворец, а Норманн направился в церковь, где перед входом его дожидался слуга с горочкой золотых монет на серебряном подносе. Храм Покрова Богородицы еще не был расписан до конца, иконописцы не закончили небо с ангелами на внутренней стороне купола. Зато иконостас мог потрясти любого самого взыскательного критика. Умельцы умудрились сделать его из фарфора, собрав детали на массивной чугунной раме. Полюбовавшись на великолепие красок, Норманн встал на колени, но в голове у него вместо молитв витал вопрос о причине нового пиар-хода со стороны Максима. Тема возвращения домой была решена однозначно, осталось дождаться открытия портала и попрощаться. И все же – в чем здесь подвох, с какой целью выставили доказательства очередной битвы героического князя? Незаметно для себя он простоял на коленях более часа и выплыл из размышлений, только когда онемели ноги.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил поджидающий у входа в церковь Михаил Симеонович. И тут же пожаловался: – Вчера меня к тебе не пустили.

– Вроде нормально, только в груди неприятно зудит.

– Литвины сознались в злом умысле, указали на Гедимина, сам сидел в пыточной, злодеи на моих глазах целовали крест.

Норманн безразлично пожал плечами – ему изначально было ясно, откуда торчат уши. Ну а пыточная… в четырнадцатом веке слово «пытать» являлось синонимом сегодняшнего слова «спрашивать».

– Кто приказал разложить у ворот вражьи стрелы с броней и оружием? – На всякий случай он решил выяснить этот вопрос у постельничего.

– Я приказал! А как же иначе? – ответил Михаил Симеонович. – Люди своими глазами все должны увидеть, убедиться в злом умысле подосланных татей.

– Зачем? – не скрывая удивления, спросил Норманн. – Неужели может найтись хоть один сомневающийся?

– Не скажи, Андрей Федорович, не скажи. У каждого человека много завистников, брат на брата с ножом идет. Вон у Гедимина, из семи сыновей осталось трое, Наримант да Ольгерд с Любартом.

– Пойманных литвинов куда определили? В крепостных башнях еще нет темницы, а подвал в пыточной совсем мал.

– Еще чего удумал! – возмутился постельничий. – Зачем врагов задарма кормить? Обоих у позорного столба на цепь посадили.

– Где этот столб? Что-то я его никогда не видел, – с интересом спросил князь.

– По белу свету надо меньше болтаться! – недовольно проворчал Михаил Симеонович. – Даже рынка своего не видел!

– Почему на цепи только двое, поймали-то троих?

– Тот, с порванным боком, от страха далеко убежал да кровью изошел. Сюда полуживого привезли, только и успел, что покаяться да крест поцеловать.

– Разбойников очень быстро поймали. Ты узнай имена отличившихся стражников, – попросил Норманн.

– Наградить хочешь? – усмехнулся Михаил Симеонович. – Свору свою дворовую сладкими косточками одари. Они след взяли и через полчаса татей обложили.

– Что-то я не припомню стражников с собаками.

– Кто же сторожевых псов держит на поводу? Они рыщут сами по себе, возникнет нужда, дозорный позовет свистом.

– Я Гедимину ответить должен, – решительно заговорил Норманн, – ты через купцов разузнай о его сыновьях.

– О них любому ведомо, – поглаживая бороду, ответил постельничий, – Наримант в Смоленске со свояком бражничает, Ольгерд в крепостице Заборье, что на реке Оболь в Витебском княжестве, Любарт с войском на Волыни.

– Ты про мою задумку никому не рассказывай, я хочу по-тихому свести счеты.

– И не думай! Иначе в трусости обвинят! Я нарочного отправил, в Новгороде объявит о злодействе Гедимина.

– Какая польза с той вести? Пошумят денек, а наутро забудут, – отмахнулся Норманн.

– Не скажи, князь, на торгу литовских купцов побьют да пограбят, прочим литвинам на ворота укажут! – пояснил Михаил Симеонович. – Зря Гедимин тебя обидел, ох, зря!

– Зря или не зря, а мне до него не дотянуться!

– Не спеши, князь, не спеши, у нас есть кому твою думу додумать.

Вообще-то Норманн был не прочь воспользоваться подсказкой из Новгорода. Дело не в огромных возможностях семейства Вянгинских, членом которого он теперь являлся. Купечество прекрасно разбиралось во всех тонкостях современной жизни и обязательно нашло бы возможность где-то и как-то куснуть Гедимина. Причем упор постарались бы сделать на выгоду. Примером тому наметившийся в будущем «народный гнев» новгородцев: они и литовских купцов ограбят, и горожане получат удовольствие вместе с прибылью. Удаление литовских купцов с новгородского рынка очень больно аукнется всей Литве. Еще бы подписать под это дело Псков, тогда Гедимину свернут шею его собственные вассалы.

Так, разговаривая, Норманн с постельничим Михаилом Симеоновичем Вянгинским прошли в рабочий кабинет. Всякие разные конторские книги так и остались лежать нетронутыми. А время поджимало, август на носу, флот уже готовился к походу в Норчепинг. И постельничий явно хотел сказать что-то важное, да не решался. Норманну надоело затянувшееся молчание, и он спросил из простого любопытства:

– Я много раз слышал о варягах, а знать не знаю, что это за народ.

По всей видимости, Михаил Симеонович был погружен в собственные мысли, поэтому не сразу понял суть сказанных слов.

– Варяги? – повторил он. – Так это не народ, а наши корабелы, они раньше селились в Ладоге, и князь у них был свой.

Норманн растерялся. Нет, он конечно же понимал, что скандинавы никак не могли быть варягами. Среди пришедших в Европу вандалов были так называемые саксы, они сначала устремились на юг и добрались до Северной Африки. Вторая волна обустроилась во Франции и Англии, самым последним, пришедшим в десятом веке, досталась Дания, после чего началось освоение Скандинавского полуострова. Постельничий безусловно прав, никто не присвоил бы знаменитому русскому крейсеру разбойничью кличку.

– Сейчас древнее слово «варяг» можно перевести как «мореход»? – на всякий случай уточнил Норманн.

– Ну да, – с некоторым недоумением ответил Михаил Симеонович, – мы все из одного народа, который называется славы. В стародавние времена к имени князя обязательно добавлялось слово «слав».

– Святослав, Ярослав, – блеснул познаниями Андрей.

– Не только, встречались и Всеславы, Брячеславы, Мстиславы, Изаславы. – Постельничий дополнил перечень имен.

– А какой был у наших предков боевой клич?

– Он не изменился, воины и сейчас идут на врага, выкрикивая: «Слава!» До сих пор, обращаясь к большому вече, посадский боярин говорит: «Славный народ новгородский!»

В кабинете снова повисло молчание, Норманн проверил карандаши, бесцельно полистал отчет дьяка монетного двора и сказал вслух, как бы укоряя самого себя:

– Все забываю у наставников спросить, какова продолжительность обучения лекарскому мастерству.

– Нечего спрашивать, срок в шесть лет еще издревле в «Русской правде» указан. С тех пор неизменно переписывается во все «Кормчие книги».

Норманн оторопело посмотрел на Михаила Симеоновича, беззвучно открыл рот, словно хотел что-то сказать, затем закрыл. А почему он решил, что на Руси жили без врачей? Мелькнувшая мысль позволила сформулировать вопрос: