Восемь виноградных косточек

ВОСЕМЬ ВИНОГРАДНЫХ КОСТОЧЕК. Детективный роман о черной магии
ДМИТРИЙ ВАГНЕР

Главный герой, в поисках пропавшей коллеги, вступает в неравную борьбу со сверхъестественными силами и их слугами в лице начальника полиции провинциального города, серийного убийцы и художника из психиатрической больницы, оберегающими тайну нераскрытого уголовного дела.

ВОСЕМЬ ВИНОГРАДНЫХ КОСТОЧЕК

Детективный роман о черной магии

ДМИТРИЙ ВАГНЕР

Знаки – вещь хорошая. Но их нельзя искать. Они или есть, или их нет. Если есть – то не ошибешься, поймёшь, что Жизнь даёт тебе какой-то сигнал, какое-то знание.

    Анхель де Куатье «Поединок со смертью»

Монстры и призраки действительно существуют. Они обитают внутри нас, и порой именно они одерживают вверх.

    Стивен Кинг «Сияние»

Быть ведьмой – значит постоянно делать выбор. Такой выбор, какой люди не хотят делать или просто не догадываются о его существовании.

    Терри Прачетт «Я надену платье цвета ночи»

© ДМИТРИЙ ВАГНЕР, 2021

ISBN 978-5-0053-5289-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПРОЛОГ

Глава 1

    1 августа 2013 г.
    г. Нуабель

Терапевт «Кьюриона», наиболее оснащенной клиники в Нуабеле, резюмировал состояние Ивонн Шнайдер коротким списком необычных симптомов: астенический синдром, спазмы мелких сосудов, бессонница, бред, беспокойство и, самое неприятное, гипнагогические галлюцинации.

О веществах, способных вызвать такое вот состояние, звездная журналистка знала не понаслышке. На первом месте в списке подозреваемых она разместила «Риккетсию» – возбудителя лихорадки Скалистых гор. Единственный способ распространения, с учетом того, что Нуабель глухая провинция в недрах континентальной Европы, был только один – распыление в воздухе, добавление в систему вентиляции, телефонную трубку и в личные вещи, такие как носовой платок или фен для волос.

Все это безобразие началось, когда от начала командировки не прошло и дня. В воскресенье двадцать восьмого июля две тысячи тринадцатого года она вышла из автобуса, вытащила огромный бирюзовый чемодан на колесах и зашла к себе в номер. После душа села на террасе, выходящей на тихий зеленый двор, и позвонила единственному участнику дела, о котором взялась написать статью.

Ивонн Шнайдер, за которой – как сама она знала, и конечно гордилась этим – закрепилась репутация прагматичной и напористой дамы, сделала этот звонок во всеоружии, сверяясь с планом в своем черном блокноте фирмы «Молекскин». И ничто – она знала это, как никто другой – ничто не могло этих планов нарушить.

Следующим пунктом она поедет в Нуабельскую центральную библиотеку, а именно в газетный архив, о чем договорилась на прошлой неделе. Бронь кабинки для индивидуальной работы ей подтвердил – естественно после того, как она назвала свое имя – лично директор библиотеки.

Затем будет обед в «Свароге», старейшем ресторане Нуабеля, чье помещение располагалось в стене толщиной пятнадцать метров вокруг замка, построенного ни много ни мало полторы тысячи лет назад.

Вечером обязательный поход в тренажерный зал в цокольном этаже «Нуабель Инн» и в сауну (куда ж без нее), но перед тем прогулка в Центральном парке и, если повезет, спонтанное интервью у трех-пяти старожил, чей возраст наивысшей активности – двадцать пять-тридцать пять лет – пришелся на восемьдесят шестой год двадцатого века. Тот самый год, когда случилась вся эта мерзость.

И, наконец, эпилог первого дня – приватный разговор с начальником Нуабельской полиции, чья репутация инквизитора «за преступления на сексуальной почве» даже не требовала консультации психотерапевта. «Рыльце в пушку» – вот первые слова, которые вспыхнули в голове, словно неоновая реклама, когда Ивонн навела о нем справки. И совсем не удивительно, с каким скрипом он согласился на интервью.

Однако, как говорят опытные и не слишком оптимистичные люди, и на старуху бывает проруха. Ивонн Шнайдер выполнила первый пункт плана, а затем…

Да, да…

Что-то пошло не так.

Внезапность, с которой ее скрутило, лишь укрепила подозрения Ивонн в том, что публикация обещает быть скандальной. Да, она стала жертвой покушения. И еще раз да, то был прозрачный намек – бросить расследование и убраться восвояси.

Однако экстренное обследование показало, что она абсолютно здорова. Врач выписал антибиотик общего действия и посоветовал взять отпуск.

Ни о какой терминологии не может идти речи, когда тело тридцатилетней, активной и, надо сказать, привлекательной женщины дрожало каждой клеточкой, словно от слабых электрических токов, а голоса незнакомых людей – да, да, те самые гипнагогические галлюцинации – без конца твердили, шептали, кричали ей – и эти последние крики казались ей самыми издевательскими – о том, что прекратить это ужасное состояние она сможет лишь сделав какую-нибудь глупость: например, выйдет на людную улицу и разденется догола, снимет свой темно-серый в полосочку брючной костюм с логотипом «LV» на подкладке, белоснежную блузку – все, что на ней было, засунет в первый попавшийся мусорный бак и пройдется в таком виде вокруг отеля. И это не самое пугающее из того, что они хотели.

Болезнь пугала Ивонн все больше и мешала работать. От бессонницы мысли путались, кружилась голова. Статью надо сдать через месяц. Она знала, что может избавиться хотя бы от страха – спасибо медицинскому заключению. Нужна самая малость: найти объяснение. И она могла. Проблема в том, что по неизвестным причинам у нее отключилась та самая, критическая, здравомыслящая часть натуры, что сделала Ивонн тем, чем она была: ее любили, ненавидели, а многие боялись. Любящие в глаза называли целеустремленной, ненавидящие – стервой (о чем она тоже знала), те же, кто боялся Ивонн, говорили о ней как о гусеничном тракторе, который не просто движется – он прокладывает свой путь круша своим весом каждого, кто попадется на пути.

Ивонн Шнайдер догадывалась, но мысль с правильным ответом все ускользала, как маринованный гриб на пустой тарелке: «что-то пошло не так» после воскресного телефонного разговора.

Однако логики здесь не было никакой и, как не прискорбно осознавать, привычка доводить начатое до конца сыграет с Ивонн Шнайдер грустную шутку.

Глава 2

В лобби-баре отеля «Нуабель Инн» с авторучкой Монблан, застывшей над раскрытым исписанным блокнотом, Ивонн Шнайдер с ужасом поняла, что не помнит практически ничего, начиная с того злосчастного телефонного разговора. Никаких деталей, только обрывочные фрагменты, подобные вспышкам в сознании…

Встречу ей назначили четвертого вечером. Она положила трубку. Сквозь нарастающий туман в голове, напоминающий дымовую завесу, Ивонн попыталась вспомнить, зачем вообще сюда приехала.

Голос в трубке, сразу после того, как она объяснила суть дела, стал низким и бархатистым. И звучал он будто внутри головы. Вроде бы Эмос Андервуд, начальник нуабельской полиции, сразу согласился и указал, куда подъехать и, «молодец подруга», она это тут же занесла в блокнот. Казалось, он говорил что-то еще, а она только слушала, и продолжалось это дольше, чем положено при деловом разговоре. Однако Ивонн удивила сама себя, пропустив – что абсолютно непозволительно для журналиста – абсолютно все, что он говорил, мимо ушей.

– Вот дура, – сказала она, когда поняла, что стоит в банном халате посреди номера и скользит бессмысленным взглядом по золотым узорам на обоях, позолоченной раме картины над кроватью, позолоченным ручкам дверей, шкафов, тумбочек.

Ее первым порывом было снова набрать главного городского полицейского и попросить повторить сказанное. И впервые в жизни реакцией на этот импульс стало то, что Ивонн Шнайдер очень не любила в других, пассивных и слабовольных людях. Она вытащила руку из мягких недр кармана, поскребла в затылке и сказала:

– Ладно. Ничего страшного.

Где-то в отдаленном уголке сознания, словно затухающая спичка, мелькнула мысль, что так могла ответить другая Ивонн, простая и неприхотливая, та, что иной раз не станет мыть голову, чтобы выйти из дома, или пропустит поход к стоматологу, сочтя визиты раз в полгода слишком частыми; чье имя в новой ипостаси уже не будет звучать так грозно и внушительно, если она «как и все нормальные люди» будет от зари до зари вкалывать репортершей на каком-нибудь захудалом телеканале. Мысль о том, что она меняется не в лучшую сторону, испугала Ивонн. Испуг этот длился долю секунды, а затем растворился бесследно, как капля йода в стакане воды, потому что:

– Да, верно, – сказала Ивонн. Она сбросила халат и натянула полупрозрачные кружевные трусики, – в этом нет ничего страшного.

Ивонн знала – она контролирует ситуацию и тревожные перемены обратятся вспять. Для отпуска время не подходящее, чтобы там ни говорил врач, а вот здоровый сон будет кстати. Но только, только после того, как она сделает свою работу.

Спустя полчаса Ивонн мчалась в такси по вечернему Нуабелю, экипированная для освежающих прогулок: в джинсах, кроссовках и футболке, смутно осознавая, что назвала таксисту адрес, о существовании которого до сих пор не имела понятия. Это было новое ощущение, словно она действовала под чьим-то незримым руководством, но оно еще не казалось странным и уж тем более страшным, каким станет спустя четыре дня и четыре жутких бессонных ночи, поскольку кто-то – возможно, оставшаяся, здоровая часть прежней Ивонн – все повторяла и повторяла, иногда мысленно, иногда вслух, не слишком быстро и не слишком медленно:

– Ничего страшного. Ничего страшного. Погуляю, посплю и все пройдет. В этом абсолютно нет ничего страшного.

Глава 3

В гостиничном кафе с чашкой кофе в руках, Ивонн пыталась вспомнить, сколько тогда было времени? Солнце клонилось на запад по левую сторону. Его оранжевый диск висел над верхушками деревьев на довольно приличном расстоянии. Не в зените, конечно, но высоко. А значит было часов пять вечера, от силы полседьмого. Ей казалось, теперешнее жуткое состояние как-то связано и с этим парком тоже. С прогулкой в нем.

Но, как она узнала о парке и как попала туда?