Восемь виноградных косточек

– А ты писал ей на почту? А в редакции? Они её ищут?

Курт молчал: собирался с мыслями или боролся с приступом гнева. Гнев победил.

Он крикнул:

– Кому она нужна, кроме семьи и друзей? Кроме нас с тобой.

На этот раз Аарон просто убавил звук.

– Нет, – продолжал Курт. – Никто. Ее. Не ищет. Она фрилансер и большинству таблоидов, для которых пишет, на нее наплевать.

Спустя пару-тройку секунд, необходимых, чтобы прийти в себя, Курт сказал то, что вполне могло оправдать его злость.

И еще не догадываясь, к чему идет дело, Аарон получил первый, острый укол беспокойства.

Глава 7

Ивонн Шнайдер писала для многих газет и журналов, великолепные статьи, но главным детищем были «Городские легенды» для толстого и влиятельного глянца «Столичное обозрение», с ежеквартальным тиражом в пять миллионов экземпляров. Не бог весть что, по сравнению с «Космополитан» и «Нешнл Джиографик», но «Обозрение» тянуло тридцать языков мира и аудиторию в пятидесяти четырех странах.

Нужно ли говорить, что ни один писатель не мог мечтать о таком размахе. «Городских легенд» от Ивонн Шнайдер ждали с замиранием сердца те, кто любил выпасть из жизни в компании с пятисотстраничным романом, и те, кого «легенды» вознесут на вершину мира, а затем сбросят вниз на растерзание толпе.

Гонорары Ивонн позволяли грести под себя любые ресурсы, лишь бы держать марку. Имя на обложке заменяло знак качества.

Натолкнуть Ивонн Шнайдер на поиски могло все, что угодно: от случайной фразы прохожего, до факта, замаскированного под вымысел, в никому неизвестном романе.

Рабочим местом Ивонн был весь мир.

Сегодня она пила с тобой кофе в уличном кафе, а вечером могла позвонить из домика, затерянного в реликтовых лесах Канарских островов.

В разгар поисков она разгонялась, как пассажирский экспресс. Забиралась в странные и опасные места; могла напиться до беспамятства, внедриться в преступную группу.

НО…

…Курт Шнайдер, проживший с ней более семи лет – он так и не смог укротить эту львицу – говорил правду. Ничего более важного, чем дочь, для Ивонн не существовало. Когда всем вокруг (а в особенности близким) она казалась скоростным поездом – стоп-краном в нем было имя ребенка.

Софи.

Она рисовала его красной ручкой на страницах органайзера, напротив всех важных дней: Рождества, Нового года и многих других, когда в ней нуждались, как в матери.

Неявка ко дню рождения была равносильна погасшему солнцу.

Курт прочистил горло. Кристальный сигнал сотовой связи транслировал мельчайшие колебания интонаций, каждый звук. Аарон словно был с ним рядом. Бывший супруг знаменитой журналистки не мог найти себе места. Он ходил по своему новому дому, а задники домашних тапок шаркали, словно Курт натирал воском паркетный пол.

– Мы уезжаем с женой на две недели, – сказал Курт, – в Португалию, потом в Америку, потом еще в пару мест. В общем, знаешь, график довольно плотный. Ивонн обещала взять Софию к себе.

– Когда? – спросил Аарон.

– Завтра.

Здесь Курт остановился или присел, потому что резко и как-то сразу перестал пыхтеть в трубку.

– Мы не стали все отменять. Решили взять малышку с собой. Слава небесам, еще оставались билеты…

– Но это не меняет дела, – закончил за него Аарон.

И оба они замолчали, когда до них начал доходить смысл этой абстрактной фразы. Ужасно неопределенной и ужасно пугающей своей неопределенностью.

Глава 8

Аарон оторвал взгляд от стены. Все, что сейчас говорилось, он сопоставлял с перекидным календарем.

Пятнадцатое августа было пять дней назад, и они, эти пять черных чисел на красном фоне, занимали участок не больше пятнадцати сантиметров. Довольно мало, чтобы прочитать, но зато как много, когда речь идет о пропавшем человеке. Достаточно, чтобы впасть в беспамятство от голода, обезвоживания, умереть от потери крови или быть казненным каким-нибудь маньяком в звукоизолированном подвале частного дома, где твои крики увязнут в земляных стенах.

До вылета в Санкт-Петербург оставалось десять дней. Еще утром он пребывал в святой уверенности, что после помолвки у них с Маргаритой будет импровизированная медовая десятидневка – тренировка свадебного путешествия. Вдобавок они собирались сказать обо всем ее отцу – Фердинанду Браннеру, магнату, который не одобрял отношений дочери с человеком не своего круга. Ее мать уже знала, и втроем они собирались конкретно обработать старика, чтобы он наконец перестал цепляться за устаревшие догмы.

Он нашел на календаре тридцатое августа и машинально посмотрел над головами коллег, склонившихся над экранами ноутбуков, на дверь кабинета Нормы Абрамс.

– Курт? Ты еще здесь? – спросил Аарон.

– Да, Ари. Где ж еще?

– Давай так, – он просунул руку в карман пиджака, легко, чтобы не повредить, сжал в кулаке бархатную коробочку с обручальным кольцом и мысленно попросил его подождать шестнадцать дней. – Я разберусь. Дай мне время.

Он положил трубку на стол. И тихо ругнулся про себя. Потому что вспомнил о том, от чего нельзя отмахнуться.

Строптивый тесть был той проблемой, которая требовала не столько усилий, сколько времени и терпения. Но Ивонн Шнайдер и Аарона связывали более крепкие узы, чем брак. Еще в школе, когда он знать не знал о профессии журналиста, ему пришлось пострадать за правду. Ивонн, сумасбродная девчонка, предпочитавшая куклам футбольный мяч и лазанье по горам, вовремя оказалась рядом. Совпадение или нет, но холм над обрывом на краю Старой Вентимильи, где им обоим предстояло упасть без сил и долго приходить в себя, был усыпан маргаритками.

Он легкомысленно и со знанием дела сказал, что теперь перед в ней в долгу. Это были слова, которых не следовало произносить, но Ивонн вцепилась в него стальной хваткой – черта, которая спустя двадцать лет вознесет ее на вершину социальной лестницы.

– Я сделаю для тебя, все что хочешь, – сказал он.

– Примчишься за мной на край света?

– Да.

– Докажи!

Вот почему его так взволновал звонок Курта.

Ивонн спасла ему жизнь.

И между ними была клятва.

Глава 9

В редакцию «Столичного обозрения» Аарон поехал в обеденный перерыв. Опасаясь новых заданий от Нормы, он как можно быстрее прошел через весь первый этаж, пересек оживленную улицу и твердым шагом направился к машине на служебной стоянке; кивнул охраннику в будке, миновал шлагбаум и, достав на ходу ключи, надавил кнопку открытия дверей. Сверкающий в полуденном солнце небесно-голубой GLA 250 два раза мигнул, вспыхнули фары ближнего света.

Мягкое кресло из белой перфорированной кожи приняло его с свои объятия. Он надавил кнопку запуска, посмотрел в отражение собственных глаз в узком прямоугольнике зеркала и сказал: