Перекрестки, души и цветы

Панорамные окна открывали посетителям кафе завораживающий вид на оживленный временем ланча Манхэттен. Джессика, облаченная в строгий деловой костюм, разбавленный элегантным шелковым платком, заняла столик напротив входа. Искусно наложенный макияж подчеркивал ее глаза, как наиболее красивую часть лица, и старался скрыть чуть выступающую верхнюю челюсть пастельного тона помадой. На ушах поблескивали под цвет бирюзовой ткани платка клипсы.

– Хорошо выглядишь, – пробубнил Ланс, присев за столик.

Она довольно улыбнулась, обнажая верхние зубы.

– Рада, что ты снова пишешь. Я заказала тебе эспрессо.

– Спасибо. Книга почти готова, осталось только «закруглить углы».

– Здорово! – удивленно воскликнула она. – Так о чем она?

– О мрачном и темном мире… – отстраненно ответил он.

– Ужасно темное и, зная тебя, периодически жаждущее кровопускания, что бы это могло быть? – улыбнулась она, закатив глаза.

– Тебя послушать – так я какой-то маньяк, – угрюмо, немного обиженно процедил он.

Она, кокетливо рассмеявшись, сделала пару глотков кофе.

– Учитывая, что последние книги у тебя, мягко говоря, пессимистичны, то так подумать можно. А если честно, – воскликнула она, слегка повысив тембр голоса, – ты не боишься превратиться в жалкого, опустившегося циника с унылой физиономией?

Ланс усмехнулся и, посмотрев на нее глубоким проникновенным взглядом, ответил:

– Думаю, мне это не грозит.

– М-да… Может, тебе взять отпуск, завести домашнее животное или хотя бы цветы, как любила она? Нужно надеяться на лучшее, а не смаковать худшее. Когда Мари придет в себя, вряд ли она будет в восторге от того, во что ты превратил свою жизнь.

– Может, не будем об этом?.. – виновато отводя глаза, ответил он, вспомнив, как беспечно он дал умереть маленькому цветочному садику Мари. – Ты возьмешь рукопись или нет?

Она сделала еще пару глотков кофе и внимательно посмотрела на него.

– Знаешь, ты относишься к той избранной категории писателей, чьи творения, что бы они ни написали, будут распроданы, тем более у тебя уже есть свой бренд.

– Спасибо, – сказал он, расплатившись за кофе, который не пил, тем самым подытожив этот неприятный, но нужный для него разговор.

– А ты все-таки подумай о домашнем животном, – бросила она ему напоследок.

Глянув на себя в зеркальном отражении лифта, Ланс поморщился и накинул капюшон куртки. Накрапывал дождь. Повседневную рутину больницы он давно перестал замечать. Проходя по до боли знакомым коридорам, он бывал здесь каждый день, менял букеты ее любимых цветов, бережно подправляя одеяло, читал стихи, рассказывал про свои книги…

Зайдя в очередной раз к жене, он узнал то, что меньше всего хотел слышать, то, что подрывало его внутреннюю веру. Грегор Ньютон, пожилой афроамериканец, который лежал в соседней палате, являясь, как и Мари, жертвой этой ужасной катастрофы, был отключен от аппаратуры. Ланс за эти мучительные три года привык к нему, как к члену своей семьи. Окно открыто, и холодный воздух проникал в палату, забрасывая звуки живущего своей жизнью города. Ледяной всеобъемлющий ужас ворвался в его душу через плохо закрытую надеждой дверь. Находясь рядом с этим чудом всей его жизни, а теперь еще и последним бастионом, который он готов был защищать до последнего, сдерживая разгулявшееся в сердце отчаяние, он просидел до вечера.

Другая сторона

Она лежала, повернувшись в сторону глухой стены. Уже немолодая, но еще и не старая женщина с темными, разбросанными по грязному подобию подушки волосами. Хрупкие, узкие плечи, покрасневшие от холода пальцы, которые Она инстинктивно старалась согреть во сне дыханием. Накинутые вместо одеяла старый плащ и твидовый пиджак мало спасали от нарастающего холода. Ее история началась со смерти матери, такой ранней, что туман времени давно поглотил ту ее жизнь, поперхнувшись ее болью. Позднее умер и отец, закрыв запретный ларец памяти окончательно. Маленькая девочка, которой теперь снился теплый камин и праздничный стол. Что Ее могло ждать впереди? Если бы не ее твердое желание стать счастливой и, вопреки всему, самой жизнерадостной, воплотив мечту своей матери о сцене. Проснувшись, Она поняла, что окончательно замерзла. Нащупав потерявшими чувствительность пальцами какие-то вещи, Она в суматохе, трясясь от непреодолимого холода, начала надевать на себя все, что только можно. Взяв с пола любимые сапоги ее матери, она бережно, стараясь не порвать окончательно потрескавшуюся от времени кожу, натянула их. Затем встала и нажала на выключатель. Тусклый желтый свет нехотя осветил старость и убогость комнаты, а большая дыра в полу, чуть дальше кровати, в виде червоточины, зловеще зияла, навевая ужас. Сквозь распахнутые двухстворчатые двери дул промозглый ветер, нагоняя в комнату осеннюю листву. По углам стояла ветхая, помнящая еще далекое прошлое дома мебель, простенький стол у дальней стены с кувшином воды и мутным стаканом – вот все, что здесь было. Подняв какую-то вещь, Она отряхнула ее, бросила на кровать и вышла к предрассветным сумеркам. Утренний туман, окружавший все вокруг, заставил ее поежиться и покрепче запахнуть плащ. Нужно идти…

* * *

Поправив ей подушку, он еще некоторое время наблюдал за приборами, скачками линии ее жизни на мониторе, нежно поцеловал и, потерев красные от слез глаза, вышел в коридор. Проснувшаяся ярость и неистовство сжимали его сердце. «Затаскаю по судам, если они только посмеют тронуть ее!» Пройдя до конца освещенного больничным светом коридора, он собрался с мыслями и вошел в ординаторскую.

Глава 5. Сумасшествие

…Вскоре туман начал таять, распускаясь сероватой дымкой, появилась темная мутная гладь реки, но Она лишь посмотрела на нее пустым безразличным взглядом. Внезапно услышав стон, Она, оглянувшись, никого не увидела. Сделала первый шаг – стон повторился, второй, третий – стон начал нарастать, перешел в крик, отбросив ее к крутому оврагу. Почва ускользала у Нее из-под ног. Судорожно цепляясь руками за землю, траву, какие-то ветки, Она сползала вниз, пока не упала на каменистый берег, неудачно подвернув ногу при падении. Разбухшее, невероятной белизны тело молодой женщины покачивалось в воде, на мгновенье Ей показалось, что утопленница приподняла голову, всматриваясь в Нее. Она не стала отвечать ей взглядом и, отвернувшись, медленно вошла в туман, разглядев невдалеке лестницу. Через некоторое время Ей начали попадаться люди, кого-то Она теряла из виду на фоне постепенно меняющегося рельефа, кто-то исчезал в тумане сам, но были и те, кто, как и Она, шел на Запад. Одной женщине на лицо лет тридцать, но на голове неряшливая копна седых волос и ужасающе пронзительный взгляд, который она бросила на Нее. Однако выражение ужаса сменилось, лицо скукожилось, как у сбитого столку ребенка, готового вот-вот заплакать, затем все эмоции стерлись с ее лица, и, отвернувшись, женщина пошла позади Нее. Резко обозначившийся из тумана мужчина, которого Она, очевидно, знала, но не могла вспомнить имени, направился к Ней. У него мелкое лицо с глубоко посаженными мышиными глазами. С безразличием он поднял голову, а рука, которую он протянул, была холодной. Он постоял, без тени любопытства глядя ей в глаза, а потом, все так же опустив голову, пошел рядом, время от времени исчезая в тумане. Другие шли дальше, где-то в стороне, туман проявлял их темные силуэты и сразу же поглощал по частям, будто разжевывая. Сильное, свербящее чувство чего-то мрачного силилось в ее голове, но она старалась не думать об этом, продолжая идти…