Воспитание ангела. Сборник повести и рассказов

Шурыгина будто ждала этого момента. С радостным криком она выхватила у Ильи часики.

– Ольга Петровна, – радостно закричала она, – нашлись! Она быстро обернулась, с восхищением взглянула Илье прямо в глаза и добавила: – Он нашёл. А я вас знаю, вы учитесь у нас в школе в восьмом «Б».

– В девятом, – с достоинством произнёс Илья, – математическом.

– Ах, ну да. Теперь в девятом, – почему-то заулыбалась Шурыгина. – А я теперь в восьмом.

– Да, да, – сказал он, – помню, кажется.

У Ильи появился повод, не скрываясь, повнимательней присмотреться к девчонке.

По школьной традиции мальчишки из старших классов мало обращали внимания на, как они с лёгким презрением их называли, малолеток. Кроме того, по заведённому образовательным начальством порядку седьмые, восьмые, девятые и десятые классы размещались на четвёртом и пятом этажах. Таким образом, старшеклассники не пересекались с шелупонью даже на переменах. Время от времени, старшие товарищи делали налёты на «долину», чтобы утвердить своё превосходство и просто развлечься.

Один раз, когда какой-то принципиальный пятиклассник, заметив курившего в туалете на третьем этаже Юрика Трофимова, пообещал доложить об этом вопиющем проступке директору, отрядом бойцов восьмого «Б»: Юриком Трофимовым, Авдеем, Чапой с примкнувшими к ним кунаками Чапы, семиклашками Шторцем, Ляпустиным и Мещерей, было принято решение устроить показательную экзекуцию.

В большую перемену ребята спустились с «Олимпа», собрали без половых различий всю безумно носившуюся по этажу мелочь и заперли вопящую от несправедливости и страха толпу в туалете для мальчиков на висячий замок.

Конечно потом вызывали родителей, грозили выгнать из комсомола и вообще из школы. Всё как обычно. Но был момент, который больно задел Илью. Это когда всех мальчиков его класса построили в актовом зале и вдоль шеренги, внимательно вглядываясь в лица, прошли директор, завуч и пионервожатая Ирина Щёлкина.

Выявляли зачинщиков и непосредственных участников. Поначалу никто, конечно, не сознался. Трофимов ухмылялся во весь рот и, выворачивая шею, внимательно следил, кто что скажет.

Это было первое, что не понравилось Илье. Получалось так, что из-за их выходки могли пострадать и невиновные, те кто не принимал участие в операции.

Когда директор остановился перед Васей Комиссаровым, за два человека до Ильи, и задал ему вопрос, Илья решил, что признается. Было немного страшно. Рядом сопел и переминался Мещеря. Илья толкнул его локтем в бок и вопросительно посмотрел в глаза. Мещеря всё понял, но отрицательно замотал головой. Но директор до них не дошёл.

Фёдору Ивановичу самому была неприятна вся эта процедура. Он пошёл на поводу у завуча и пионервожатой и теперь жалел об этом. На память пришла похожая сцена, когда вдоль строя оставившего боевые позиции его взвода проходил особист, выявляя паникёров.

Он отошёл от шеренги и объявил:

– Раз никто не хочет признаваться, тогда каждый из присутствующих будет обязан отработать в школьном саду три дня в осенние каникулы. Евдокия Петровна, —обратился он к завучу, – прошу проследить.

Он уже собирался уходить, когда его схватила за руку пионервожатая.

– Нет, Фёдор Иванович, – сказала Щёлкина, – это не правильно и не справедливо.

– Да? – поморщился директор. – А что вы предлагаете, уважаемая?

– Есть свидетель, – храбро заявила девушка.

И тогда в зал вошла Мила Шурыгина…

Сейчас, в этот солнечный летний день, глядя, на стройную, немного полную, почти одного роста с Ильёй девушку в платье в горошек, с круглым в веснушках лицом, небольшим курносым носом и карими с разноцветной радужкой глазами Илья с трудом признал в ней ту маленькую худенькую девчонку, с бледным от волнения лицом и горящими глазами, которая тогда, в школе, бесстрашно, прямиком направилась сначала к Трофимову, потом вытащила из строя сопротивлявшихся Авдея и Женьку Ляпустина.

Не дожидаясь очной ставки, из строя вышел Сергей Чаплыгин, за ним ещё один зачинщик.

– Ну, я пошёл, – прошептал Мещеря и тоже сделал шаг вперёд.

Илья немного замешкался, поражённый происходящим, и поэтому не успел выйти вслед за другом, хотя только что сам агитировал его сдаться. Но теперь он не мог этого сделать, так как перед ним вплотную стояла Шурыгина.

Она посмотрела ему прямо в глаза и почему-то резко отвернулась и прошла мимо.

Илья от неожиданности даже закашлялся.

– Эй, ты куда? – чувствуя, что выглядит ужасно глупо, крикнул он девчонке в спину.

Но Шурыгина будто не услышала, прошла до конца шеренги и встала у окна спиной к залу.

Мещеря возмущённо фыркнул, Трофимов громко заржал.

– Во даёт, девка!

– Молчать, Чаплыгин, – строго прикрикнул Фёдор Иванович.

– И так, Ирина Николаевна, – сказал он, обращаясь к пионервожатой, – теперь, кажется, всем всё ясно.

– Ничего не ясно, – раздражённо крикнул Илья. – Эй, ты, – грубо окликнул он девчонку, – скажешь, меня там не было?

Шурыгина вздрогнула и обернулась. Яркий свет от окна мешал разглядеть её лицо, но Илья видел, что она вся дрожит.

– Я не знаю, – голос её сорвался. – И… Идите вы все к чёрту, – вдруг крикнула она, громко всхлипнула и бросилась вон из зала.

***

С чувством исполненного долга, чрезвычайно довольный собой, Илья навернул картошки с мясом, выпил стакан молока.

– Накось, съешь солёненького огурчика, – сказал Матрёна и любовно погладила внука по голове.

– Солёное, с молоком? – вяло возмутился разомлевший от пищи Илья, но благосклонно с хрустом всё же надкусил огурец.

– Пока деда нет, – таинственно зашептала Матрёна, – я тебе тут подарочек припасла.

Перед лицом Илья что-то повисло на тонкой бечёвке.

– Что это, ба?

– Я тут подумала, – продолжала шептать бабка, – коли ты комсомолец, то в церковь тебе нельзя. Да и дед наш… вон дрова колет. Но Господь тебя бережёт. Так я тебе вместо крестика вот это хочу на шею повесить.

Илья ощутил в руке шершавую деревянную поверхность. Это была та самая щепка, что застряла у него в руке.

– Ты присмотрись, – попросила Матрёна и голос её слегка задрожал, – видишь вот это пятнышко. А вот ещё. Это твоя кровь.

От неожиданности Илья поперхнулся огурцом. Бабка сильно ударила его по спине.

– А ты думаешь, мы с дедом ничего не видели, не понимаем? Только объяснить это нельзя. Ты сам-то, как думаешь?

Ещё бы он не думал… А когда ему было думать? Ночь провалялся почти без сознания. Потом этот Сиротин. Деда надо было спасать. Голова другим была занята…

Ещё как думал, и только как чудом всё произошедшее с ним назвать не мог. Это факт. И чудеса эти происходят с ним с того момента, как они с Чапой чуть не погибли там, под землёй, на кладбище.