Воспитание ангела. Сборник повести и рассказов

– Ты что себе позволяешь, – неожиданно тихим голосом начал начальник.

– По вашему приказанию…

– Молчать! Стоять! По приказанию… А по чьему приказу, позвольте вас спросить, ты вчера арестовал троих подростков, завёл в опорный пункт и учинил там над ними расправу?

– Товарищ капитан, – промямлил Сиротин, но с усилием взял себя в руки и продолжил, – эти пацаны на вверенном мне участке территории вчера учинили настоящий погром. Сначала они кран завалили. Вот. Потом на запретной зоне…

– А запретная зона – это разве твоя территория? Какого чёрта ты туда попёрся?

– Так я же преследовал…

– Кого? Злостных преступников? Мальчишек!

Последние слова капитан Терентьев произнёс особенно громко, но как показалось Сиротину, обращался он не к нему, а к двери, за которой сидела одна из родительниц. Капитан вышел из-за стола, прошёл мимо Сиротина и так же громко продолжил разговор с дверью.

– Партия учит нас с особым вниманием относиться к подрастающему поколению, к будущим строителям коммунизма в отдельно взятой стране. Вы понимаете, товарищ сержант?

Терентьев вернулся в кресло, перевёл дух и снова, но уже не так строго посмотрел на Сиротина.

По большому счёту, до сих пор у него не было никаких претензий к сержанту. Как все остальные тот исправно нёс службу, не конфликтовал, не высказывал недовольства по поводу бытовой неустроенности. Да, в спорах защищал Сталина, но при новом генсеке это даже выходило ему в плюс. Запойный. Но и это хорошо – можно держать на привязи. А подарок, который он сделал ему на юбилей, – чёрного коня каслинского литья! И про жену не забыл – на позапрошлый новый год французский парфюм принёс. При его-то зарплате!? Это, конечно, вопрос интересный. Это он дал маху.

Тогда капитан повнимательнее решил присмотреться к своему сотруднику, но после одного звонка по закрытой связи, решил с этим повременить. И вот сегодня ночью – тот же голос, но уже по домашнему аппарату.

Терентьев сделал знак рукой. Сиротин, не спуская с него преданных глаз, подвинул ногой стул и осторожно, без обычного скрипа, опустил своё грузное тело.

На столе лежало два листа бумаги с написанным разными чернилами текстом от руки и с подколотыми к ним повестками. Рядом одиноко изогнувшись журавликом лежала ещё одна помятая бумажка, очевидно, принадлежавшей сидящей в коридоре гражданки.

Сиротин настороженно и вопросительно посмотрел в глаза капитану. И ему тоже на память пришёл каслинский конь, парфюм и счастливая дочка капитана, выносящая коробки с югославскими сапогами для себя и мамаши со служебного входа универсального магазина, доступ к которому вне очереди устроил Сиротин.

Может всё обойдётся, отважился он задать немой вопрос.

– Не обойдётся, – ответил капитан, угадав его мысли, – вот, читай.

Это было заявление от гражданки Мещериной, жены профессора Плехановского института, по поводу незаконного задержания её сына. Второе подписано начальником главка Госплана Ляпустиным. К нему прилагалась справка из Первой поликлиники об обнаруженных на теле сына свежих следах побоев, которых до момента его задержания, родителями и парой свидетелей не наблюдалось.

– Тебе ещё повезло, что третий – Илья Шторц по устному заявлению той гражданки, – капитан кивнул в сторону двери, – домой не пошёл, а почему-то решил удрать к деду с бабкой. А то, была бы и вторая справка. Я прав?

Сиротин сокрушённо кивнул головой.

– Ну, если ты такой понятливый, – тяжело вздохнул капитан, – вот тебе бланк, пиши.

Сиротин взял перо и начал писать:

«Начальнику милиции, имярек, от сержанта, имярек, заявление: прошу уволить меня по соб…»

– Стоп, – схватил его за руку капитан. – Ты что делаешь? Я разве тебе это говорил писать?

– Но я… – удивился Сиротин.

Начальник достал новый бланк.

– Пиши. Прошу перевести меня на должность… Нет погоди. Гражданка Шторц, зайдите, пожалуйста, – крикнул он через дверь.

Женщина вошла. Она судорожно сжимала перед собой обеими руками сумку. Лицо её уже не было таким бледным, но глаза, смотрели испуганно и в то же время с вызовом.

– Товарищ Шторц, – важно произнёс капитан и встал, Смирнов тоже мгновенно поднялся. – Мы рассмотрели все обстоятельства дела, и от имени советской милиции я приношу свои извинения за причинённые вашей семье нравственные страдания. Эта повестка доставлена ошибочно. Виновные будут наказаны. Товарищ Сиротин…!?

– Уважаемая Надежда Поликарповна, – вступил в игру сержант, – это я ошибся. На днях в районе совершено серьёзное преступление, мы ищем свидетелей. Но теперь есть уверенность, что ваш сын не имеет к этому никакого отношения. Ещё раз прошу меня извинить, готов понести…

– Вот и хорошо, – прервал его Терентьев и демонстративно порвал бумажку. – У вас есть претензии?

– Есть, – вдруг сказала женщина.

Смирнов и капитан вздрогнули одновременно.

– Вы вот повестку порвали, а что я теперь на работе скажу?

– Ах это, – рассмеялся Терентьев. – Опять ошибка.

Он приобнял женщину за плечи.

– Так мы вам справочку сейчас выпишем. Вот, пожалуйста. А с сыном как? Разобрались?

– С ним всё в порядке, – сказала женщина и недобро взглянула на Сиротина. – И вы, товарищи милиционеры, уж больше так не ошибайтесь, пожалуйста.

Когда женщина ушла, Терентьев усадил Сиротина за стол, сам остался стоять у него за спиной.

– Давай пиши…

Вечером Сиротин распил с Софой бутылку шампанского, и, прежде чем идти в постель, дал ценные указания, как они дальше будут сотрудничать, пообещал не изменять и не пить… много. Утром поцеловал её влажный глаз, нелепо моргавший спросонья, забрал чемодан и двинулся к Киевскому вокзалу.

***

В Боровске родное отделение встретило его подновлённым крыльцом, покрашенным в грязно-жёлтый цвет фасадом и новой вывеской с позолоченными буквами – «Боровское линейное отделение УВД Киевской дороги».

Борщёв, теперь уже в чине полковника, хмуро поздравил его с возвращением «в альма матерь, так сказать» и положил перед Сиротиным приказ о назначении его старшим инспектором и новенькие погоны младшего лейтенанта.

– Работать с тобой будут Лобанов, Попов и Зозуля. Ты их знаешь. Кабинет там, в конце коридора. Вот ключи. Оперативка в 10.00.

Сиротин демонстративно откинул и вернул к глазам руку, освободив от рукава позолоченные часы «Сейка» на толстом запястье.

– Значит, через двадцать пять минут и… – Он пальцем стёр невидимую пылинку с кристаллического гранённого стекла и добавил, – и тридцать две секунды.

Медленно поднялся.

–Разрешите идти?

В начале оперативки Сиротин протянул через стол коллегам руку, глядя твёрдо и чуть насмешливо каждому в глаза. До этого, перед самым выходом из своего кабинета, он перекинул часы на правую руку, и, судя по всему, желаемый эффект был достигнут: старший инспектор Рассохин, предпенсионного возраста капитан, удручённо покачал головой, тяжело вздохнул и надвинул рукав на свою потёртую «Славу»; получивший совсем недавно вторую звёздочку на погоны лейтенант Млечин одобрительно цыкнул зубом; секретарь Попова покраснела и кокетливо заправила за маленькое ухо выбившуюся из «бабетты» прядь.