Воспитание ангела. Сборник повести и рассказов

Хи-хаак быстро переместил Илью поближе к своей колонне.

– Шеф, – обратился он к Аратрону, – вы же понимаете, что мы нарушаем Закон? Мальчик должен оставаться невредимым.

Илья вдруг ощутил, что падает.

– Я не хочу умирать! – крикнул он.

За окном светало. Бабка Матрёна, дежурившая у кровати внука, вздрогнула, когда он вдруг открыл глаза, резко сел на кровати и с криком упал навзничь обратно на подушки.

– Дед, – закричала она, – очнулся!

Едва не столкнувшись с возникшим в дверях дедом, она ринулась на кухню, налила в стакан крепкого чая и разбавила его молоком. Вернувшись, увидела как дед гладит Илью по голове. Матрёна приподняла голову внука и поднесла к его губам стакан. Илья сделал несколько глотков.

– Спасибо, ба.

– Что ты, что ты, – запричитала старуха. —Я сейчас картошечки сварю. Поешь.

Илья безвольно откинулся на подушку и закрыл глаза.

Матрёна повернулась к деду.

– Крестить его надо.

Дед обомлел.

– Ты что, старая, ума лишилась? – зашипел он в момент посиневшими губами. – Это зачем?

Он даже замотал лысой головой.

– Товарищ Сталин…

– А затем. Я пока тут сидела, Илька бредил. Сначала ругался нехорошими словами, – Господи, чему их там в школе учат! Всё какого-то милиционера поминал. Потом вдруг надулся весь, заговорил странным голосом, будто он Аратрон какой-то. Я поняла, что их там четверо было.

– Кого? Где?

– Бесов, Паша. Аратрон среди них главный. Потом, этот, как его, – Хи-хаак, спаси и сохрани, и ещё Фуль и дружок его или подружка, Ях.

– Что в бреду не скажешь.

– Но он их видел, старый. Глазищи под веками так и бегали. Зубами скрипел. Вот так же наш Данилка – юродивый делал. Помнишь?

– Данилку помню. Только это когда было-то, и его в психушку определили.

– Вам, коммунякам, всех бы в психушку. А что товарищ Хрущёв сказал: среди тех, кого посадили, сколько хороших и здоровых было?

– Нет, Мотя, я не согласен. Он же комсомолец.

– А откуда ты знаешь? Три года внука не видал.

– Так они все там комсомольцы, – смутился дед. – И потом, товарищ Сталин…

– Дед, не начинай. Причём тут Сталин. Времена нынче другие.

– Так как же его крестить-то! Он же ослаб совсем.

– А я ему сейчас картошечки дам… и молочка.

Илья сквозь болезненную дрёму слушал разговор двух стариков. Чего удумали – крестить. А что он ребятам скажет. Засмеют. А мать точно с работы выгонят. Куда ж ему после такого – в монастырь? Он заставил себя сделать глоток чая и откусил пол-картофелины.

– Жуй, Илечка, жуй,—приговаривала бабка.

Илья сделал ещё один глоток только из уважения к бабе Моте. В голове прояснилось.

Сквозь прищуренные веки осторожно взглянул вверх, ожидая увидеть необыкновенную четвёрку, но кроме паутины в углу и толстобрюхого паука там никого не было. Нет, креститься ему никак нельзя.

Илья нарочно выпустил из рта слюну с картофельной кашицей, закашлялся и, имитируя приступ бреда, застонал и беззвучно зашевелил губами. Таким его в церковь точно не понесут.

– Ах ты, Господи, – вскрикнула Матрёна и утёрла внуку рот полотенцем.

– Я тебе сколько раз говорил, – вскинулся дед, – не поминай при мне… его. Бога нет, и ты это должна знать.

– Вот те на, – всплеснула руками Матрёна, – а куда же он делся-то. Бесы есть, а Бога нет?

– И с чего ты взяла, что этот Аратрон и его друзья – бесы. Может они школьные товарищи, сейчас волнуются за него. Вот и передалось…

– Ага, передалось, – съязвила старуха, – по проводам. И с такими именами. Мы, чай, в России живём, а не в Африке какой. Нет, Паша, таким голосом только бесы разговаривают. Да, чуть не забыла. Ты на почту-то сходи, позвони Виктору и Наде. Небось волнуются родители.

– А что я им скажу? Что чуть их сына не застрелил?

– А ты ничего не говори. Будто Илья в Москве нашего соседа встретил, вспомнил о деде с бабкой, ну и решил навестить. А что не предупредил – так это дело молодое. Вот взял и поехал. У него же каникулы.

– Точно – каникулы, – медленно повторил дед, как всегда с трудом поспевавший за искромётными мыслями своей супружницы. – Но…

– Ну тогда так: Борька, сосед, сказал, что ты помираешь.

– Типун тебе на язык.

– Вот так и скажи. Ради такого дела и помереть не грех, Паша.

– Да как же я скажу, что помираю, когда я уже помираю?

– Скажешь, мол, ошибся сосед или подлость учинил. Борис-то, он на всё способен и Витя, сынок, это знает. И знает за что он нас ненавидит. Помнишь как Витя их корове из ружья рог отстрелил, когда мальчишкой здесь бегал.

– Ладно, придумаю что-нибудь. Ну, я тогда пошёл. Только знаешь, Мотя, всё равно они приедут и всё раскроется. И доктор этот мне не понравился. Ведь огнестрел! Он доложить должен.

– Заодно и к доктору зайди. Город-то рядом. Пусть не спешит. Родители приедут, вот тогда и решать будем.

Дед вышел на крыльцо, с опаской огляделся – а ну Борька сосед где-то рядом ошивается, для верности обошёл дом. У реки стояла чёрная машина. Какой-то парень, стоял по колено в воде с удочкой. Дед сплюнул и затрусил по дороге.