Пленники вечности

Они шествовали по пыльному полосатому ковру, уходящему куда-то в темную бесконечность, расцвеченную в ядовитые цвета разнокалиберными лампами дневного цвета.

– Ты сам ему дал удостоверение.

Стае остановился, словно об стену ушибся.

– Водка хорошая была, – сказал он, подумав.

– Не хами, юноша.

– У вас что, камеры слежения во всех коридорах, а провода тянутся к твоему телевизору?

– Тут тебе не Лубянка, – усмехнулся полковник. – А на экране моем твой «Спартак» ихнему «Зениту» пропирает. Или наоборот – я не разбираюсь. Просто люблю в задумчивости созерцать краем сознания, как здоровенные парни в трусах дурью маются, мячик буцают.

– Я и вижу, что не Лубянка, – с чувством сказал Стае, споткнувшись об очередную бухту проводов.

– Не язви, – отчитал его дядя. – У нас да у вас совершенно разное по объему финансирование. Качественно разное, я бы отметил.

– Тут не в деньгах бюджетных дело, – сказал капитан, поднимая с пола пустую бутылку из-под пива «Балтика» с единичкой на цветастой этикетке. – Тут дело в подходе. Я бы даже сказал – в стиле.

– А чем тебе стиль здешний не нравится?

– «Фолл-аут» какой-то.

– Чего? Ты, капитан, если умный, так не надо это демонстрировать в нашей деревеньке.

– Я имею в виду – пост-катастрофа.

– Ах, вот ты о чем, – полковник взял у него из рук пивную бутылку и резким движением швырнул в темный угол. Там пискнуло, и в сторону метнулась здоровенная крыса. – А не учили ли тебя в школе, что мир наш есть плод вселенской катастрофы? Что в Солнечной системе катастрофы никогда не прекращаются?

– Учили, не без того. Только здесь, – Стае выразительно обвел вокруг себя руками, – это отчего-то ощущается особенно остро.

– А чекист должен чувствовать это всеми фибрами своей души. Выходит, дизайн особняка прекрасно подходит для основной задачи – настроить работников на серьезную и вдумчивую работу. Стае хохотнул:

– Истинный чекист должен не только мыть руки и прикладывать мороженое к сердцу, но и ощущать себя в пост-катастрофическом мире? ! Есть только миг, да и тот между двумя катастрофами! Расскажу ребятам, обхохочутся!

– А это ты брось, – серьезно сказал полковник. – Никаких ребят ты очень долго не увидишь. Может быть – никогда.

– Прямо мороз по коже, – Стае зябко повел плечами. – Не пужай, дядя, мне и так у вас неуютно.

– А тут и не должно быть уютно, – задумчиво заметил дядя Саша, провожая глазами улепетываю-щую в боковое ответвление бесконечного коридора очередную крысищу.

– Не хватает вам только звуков капающей с потолка воды, – заметил Пшибышевский на ходу, – да жутких стонов из-за полуоткрытых дверей.

Тут из-за приоткрытой двери раздался такой вопль, что капитан побледнел и прижался к стене. Полковник упер руки в бока и заорал в бетонный потолок:

– Герман, в бога, в душу, в мать! Отключи микрофоны, сдай ключи дежурному и галопом сюда!

Стае почесал в затылке.

: – Он что, совсем без тормозов? А в каком звании? Так себя может вести только впавший в маразм маршал.

– Да в твоем он звании, в твоем, – раздраженно ответил полковник. – Просто ребятам из этого отделения мы многое спускаем с рук. Видишь ли, работа у них нервная.

Стае икнул и промолчал. Последняя фраза, прозвучавшая из уст старого кэгэбэшника, поставила его в тупик. «Что они делают, ребята из этого загадочного отделения? Тренируются десантироваться на Марс? Или прыгают в жерло вулкана? Берут интервью у лох-несского чудовища? .. »

– И все же, – спустя некоторое время спросил он, когда они дошли до вполне «цивилизованного» сегмента подземелья, с лампочками, стульями вдоль свежепобеленных стен и стальными дверями, – как с удостоверением?

– Он сыграл для тебя маленький спектакль, – неохотно стал пояснять полковник. – Изобразил крутого-прекрутого профессионала, чему помогли мои о тебе рассказы. А потом допустил ряд маленьких неточностей, разрушив красивую картину в твоей голове. Образно говоря, составив зеркала в ряд он разбил их на калейдоскоп, и завращал его. Пока у тебя шарики за ролики заезжали, и ты весь был поглощен своими мыслями, он протянул руку и сказал «дай». Ты и дал.

Стае привычным движением потер верную губу указательным пальцем.

– То есть он меня загипнотизировал? Полковник фыркнул.

– Если тебе так интересно, в отделе «Зэт» они называют это «ментальным контролем».

Слегка ошарашенный, капитан укоризненно покачал головой:

– А еще говорите, что сачком инопланетян не ловите.

– Случится – поймаем, – браво отрезал полковник, распахивая нужную ему дверь. – Проходи, только не шуми и тумблерами не щелкай.

Пшибышевский очутился в полукруглой комнате, примыкавшей к вертикальной стене из стекла.

– Похоже на допросную из фильмов про гестапо, – признался он. – Только компьютеры на столах лишние, и мордатого эсэсовца в дверях нет. И еще чучело красноармейца в качестве вешалки.

Полковник покачал головой, подошел к сиротливо стоящему конторскому столу без высокоточной технике и достал из ящика художническую папку. Из нее он извлек лист плотной бумаги с карандашным рисунком.

– Герман набросал третьего дня, – сказал он с кривой усмешкой, протягивая рисунок Стасу. – Тебе должно понравиться.

На картине Пшибышевский увидел подобие окружающей обстановки, только у полуоткрытой двери угадывался мужик с закатанными рукавами, каской с рожками и до боли знакомым автоматом времен второй мировой на шее.

– Гравюра с чучелом красноармейца куда-то за-пропастилась, – развел руками полковник, мстительно ухмыляясь. – Видимо, Герман унес в общагу на доработку. Штрихи вносит последние, Микеландже-ло наш штатный.

Стае сжал зубы и сделал над собой усилие, чтобы не разорвать рисунок в клочья.

– И что послужило источником вдохновения вашему Герману? – спросил он ледяным тоном.

– Известие о том, что ты переводишься к нам, а местом начала новой работы будет данная комната.

Пшибышевский сел на стул и механически возложил руку на компьютерную «мышку».

– И хорош ли красноармеец на дорабатываемой гравюре?

Полковник всплеснул руками.

– Да что ты! Прелесть! Все, как ты себе и представил – в буденовке поверх хищно ухмыляющегося черепа, с винтовкой и примкнутым штыком, на котором…

– Талоны на усиленное питание, – сквозь зубы процедил Пшибышевский.