Пленники вечности

В здании находится одна из многочисленных «контор», на которые распался некогда грозный комитет, оберегавший покой социалистической родины.

Не то чтобы данная «контора» была особо засекреченной или одной из самых влиятельных. Скорее нет, чем да. Просто сфера ее интересов была несколько странной, а потому тщательно оберегалась от пристального ока недремлющего журналистского сообщества.

Край завесы таинственности приподнялся над «конторой» несколько лет назад, когда один из «шакалов пера» раскопал информацию о том, что следы канувшего в лету Белого Братства, вернее – его странных вождей, тянутся к невзрачному особняку на окраине столицы, где и теряются.

Излишне любопытный журналист как-то очень быстро очутился в командировке на реке Лене, где в течение двух месяцев, созерцая результаты буйства сезонного паводка, думал о том, куда впредь не следует совать свой нос, а куда можно.

С журнальчиком, тиснувшим репортаж о «комсомольских богах и мессиях» также случилась череда бед – от визита налоговых органов до банальных проблем с арендой помещения. Редактор, взявший на время неудач отпуск, поскучнел и сделался совершенно невосприимчив к материалам на темы о тоталитарных сектах и их взаимодействии с «органами».

На досуге, слушая по телефону жалобы Ленского сидельца и отборные матюги спонсоров журнала, главный редактор вспоминал весьма памятный разговор с энергичными молодыми людьми в штатском.

– Кого вы представляете? – бодро крикнул представитель «неприкосновенной прессы», отбрасывая в сторону кипу документов, принесенных нахально ухмыляющимися дюжими молодцами. – Завтра же в заголовках всех центральных газет появится…

– Не появится, – ласково «успокоил» его бритый под бокс молодчик. – А представляем мы Госбезопасность.

Так и сказал: «Госбезопасность», с прописной буквы.

– Нет больше такой организации! – взвизгнул редактор истерично.

– Это вас, милок, – участливо заметил второй из пришедших, – больше почти что и нету. Уже не девяносто первый, да и не девяносто третий. В календарь загляни, или телевизор повнимательнее посмотри.

– ФСБ?

– При чем тут контрразведка? – пожал плечами первый, демонстративно закуривая и кидая спичку в цветочный горшочек с какими-то японскими редкостями, гордостью длинноногой секретарши.

– Документы покажите, – вяло откинулся на спинку кресла редактор.

Перед его носом помахали какими-то не очень знакомыми по внешнему виду корочками. Из промелькнувших перед глазами удостоверений редактор уяснил себе только три вещи. Что первый из его визитеров майор, второй – капитан, а еще – что он действительно не собирается больше одобрять подобных материалов к публикации.

О чем вслух и заявил.

– Вот и ладненько, – засуетились молодые люди, сделавшиеся удивительно приветливыми и милыми.

По мановению ока куда-то делась кипа «жалоб оскорбленных граждан», иск от каких-то правозащитных организаций, непогашенные квитанции за электричество и черт знает еще за что.

– Видите, – наставительно сказал старший по возрасту и званию «боец невидимого фронта», – как быстро пресса может найти общий язык с нами.

– Это уж точно, – вытер лоб платочком редактор.

Пожалуй, за исключением этого, без сомнения смехоподобного эпизода, общественность столицы больше и не сталкивалась с безымянной «конторой». Какие-то люди шныряли через проходную со старомодным турникетом и вполне современными мордоворотами в стеклянных будках, но они, по большей части, были приезжими.

А потому, когда двадцатипятилетний мужчина со странной фамилией Пшибышевский спросил у дремавшей старушки, правильно ли он идет к серому особняку, назвав адрес, то услышал в ответ безмятежное:

– Это где органами торгуют?

– Почему – органами? – удивился Станислав Пшибышевский.

– А чем они там еще могут заниматься? – резонно ответила старушка, почесывая за ухом меланхолично похрапывающего у нее на коленях мопса. – Вывески нет, значит не банк. Запахов никаких – значит, не овощебаза. Девицы в срамной одежде не шляются – выходит, и не бордель это. Верно говорю – органы русских людей на Запад продают.

– Ну что ж, – вздохнул Стае, – пойду, заложу свою печень циррозную. Авось удастся на новый мопед наскрести.

– Ну и молодежь пошла, без всяких принципов, – услышал удаляющийся Пшибышевский ожидаемый пассаж. – А честно заработать на свой лиса-пед не пробовал?

Поплутав (все же бабка объяснила дорогу весьма невнятно, то ли по дурости, то ли по умыслу) по лабиринту дворов, в которых величаво щурились по-летнему ленивые коты и взвихрялись облака тополиного пуха, молодой человек все же вышел к обшарпанной двери особняка.

Откашлявшись, он сделал автоматическое движение, словно поправлял галстук.

Коснувшись торчащей из легкомысленной футболки голой шеи, он весело рассмеялся чему-то своему, поправил пиджак модного спортивного покроя, и позвонил в оглушительный звонок.

Дверь открыл весьма неприветливый детина со скошенным лбом и ломанными хрящами на ушах.

– Че надо, дядя? – спросил он, пережевывая, верно, полпачки жевательной резинки за раз.

– Органы у вас тут принимают? – спросил Стае.

– Почки лишние образовались, – недобро прищурился широкоплечий и приземистый крепыш, и при этом Пшибышевскому показалось, что телеса его каким-то невероятным образом раздвинулись вширь, заполняя пространство «предбанника». – Гак я сейчас помогу, самому трансплантанты понадобятся.

– А вот здесь ваш инструктаж хромает, – безмятежно улыбнулся Стае. – Такой вот уродец не может и не должен знать столь длинных и вычурных слов.

На лице начавшего демоническое преобразование охранника промелькнула какая-то заполошная мысль.

– Ишь ты, – покачал головой Стае, двумя пальцами вытаскивая из внутреннего кармана пиджака удостоверение. – «Трансплантанты»! Тебе консерваторию охранять, мил человек, или библиотеку.

Уткнувшись носом в корочку, охранник виновато развел руками:

– Товарищ капитан – служба.

– Товарищи при комиссарах были, – кинул на ходу Пшибышевский, двигаясь сквозь бурно окрашенный и изрядно обшарпанный турникет.

Возле могучего и древнего лифта Стае увидел еще одного охранника. Этот цепко ощупал его колючими и ничего не выражающими глазами, и остался недвижим за своей стеклянной фирмой, мельком глянув в удостоверение.

Впрочем, как догадывался Стае, недвижимость его была такой же дурной театральщиной, как и туповатая грубость первого. Правая рука постового, не видная от лифта, наверняка жала на соответствующую кнопку.

Поднявшись на четвертый этаж и поморщившись от лязга допотопного лифта, Стае встретился лицом к лицу с новым стражем.

Этот представлял собой совершенно другой типаж. Субтильный типчик с подслеповатыми глазенками за толстостенными очками, тонкорукий и сутулый, с рассеянной улыбкой на бледных губах.

Что-то подобное Пшибышевский и ожидал. Здесь находилась святая святых конторы, ее мыслительный центр, а посему – никаких мордоворотов в коже и со жвачкой за толстой щекой. Пожалуй, решил про себя Стае, проходя мимо очкарика, при всей моей сноровке с этим орлом не сладить. Офицер, потративший столько времени и сил на создание внешнего впечатления полного доходяги, явно имел таланты, за которые оказался приписан к «конторе», и которые не желал выставлять напоказ. Это внушало должное уважение гостю особняка.

– Вам, простите, куда? – поинтересовался «доходяга» таким тоненьким и срывающимся голоском, что Стае ему едва не зааплодировал.

– А мне, простите, – в тон ему ответил Пшибышевский, очередной раз забираясь в карман за удостоверением, – в двадцать пятый кабинет.

Как ни старался он заметить следы «профессиональной фобии» на физиономии очкарика, этого Стасу не удалось. Ни единый мускул не дрогнул на лице как бы случайно оказавшегося у лифта паренька, взгляд ни на долю мгновения не метнулся к внутреннему карману. Пальцы не дрогнули, словно человек и впрямь совершенно не представлял себе скорость, с которой гипотетический пистолет может впрыгнуть в ладонь мужчины, лезущего за обшлаг.

– Ага, – на этот раз совершенно бесцветным голосом заметил очкарик. – Прошу следовать за мной.

«В любой частной конторе сыщиков и телохранителей, – рассуждал Стае, шагая вслед за тщедушным парнем, – этого деятеля уволили бы за такой способ „сопровождения“ посетителя».