23 рассказа. О логике, страхе и фантазии

– Пришел ли ты сюда по собственному волеизъявлению и с чистыми намерениями? – высоким хорошо поставленным голосом спросил Числовник.

– Да…

– Готов ли ты принять натуральный ряд, основу мироздания и порядка во Вселенной?

– Готов…

– Клянешься ли ты уважать и чтить главное число свое, что будет тебе добрым знаком?

– Клянусь.

Числовник положил руки на лоб Антону и начал считать – медленно, затем все быстрее и быстрее. Позади Антона, стоя в сумраке, Числовнику тихонько вторила Маша.

Антон вслушивался в течение натурального ряда, пытаясь представить себе, как он проходит сквозь тело, очищая, наполняя живительной силой. Он столько раз слышал, как это происходит – когда-то от отца, а теперь от Маши, но все равно ничего похожего не ощущал. Стоять на коленях было неудобно и холодно. Скорей бы уж Числовник остановился, назвав его главное число. Вдруг у них с Машей числа совпадут – это будет добрый знак.

– Триста тринадцать, триста четырнадцать, триста пятнадцать…

Антону стало жарко – то ли от лампы над головой, то ли от волнения. Жара… И числа… Мужской голос, так похожий на отцовский, бубнит их себе под нос, и Антон не знает: он все еще в числовне или вернулся домой – в пространстве и во времени.

***

Отец считает – неистово, яростно, с надрывом. Антон только что пришел из школы и с порога слышит – что-то не так. Он бросает тяжелый ранец на пол и бежит в комнату. Его обдает волна свежего воздуха – окно распахнуто, и отец стоит на подоконнике, наклонившись вперед. Левой рукой он цепляется за оконную раму и продолжает считать – так быстро, что отдельных чисел уже не разобрать.

– Папа! – Антон кричит и тут же зажимает себе рот рукой: прерывать молитву нельзя. Отец останавливается. Смотрит на сына через плечо – и выглядит совершенно чужим человеком.

– Прости, – говорит он тихо. – Я хочу досчитать до бесконечности. Но я не могу.

Отец поворачивает голову, еще секунду смотрит вперед, в пространство, и отпускает оконную раму…

– Нет!

***

Числовник остановился, запнувшись на полуслове. Маша тихо охнула. Антон снова здесь спустя десять лет после того дня, когда отец в последний раз говорил с ним.

– Нет! Стойте! – повторил Антон, вставая с колен и стряхивая с себя руки Числовника. – Простите.

Он повернулся к Маше.

– Извини… я не могу. Я… просто не могу.

Он выбежал из числовни и, не дожидаясь лифта, побежал вниз по пожарной лестнице. На полпути он поймал себя на мысли, что считает ступеньки и выругался.

Будь он неладен, этот натуральный ряд. Мама так всегда и говорила.

Отец не прыгнул из окна в тот день, но и не остался с ними. В последний момент он удержал равновесие, обмяк, сполз с подоконника на пол и, привалившись к холодной батарее, продолжил считать с того самого места, на котором его прервал Антон. И больше не останавливался. С работы пришла мама, вызвала скорую. Отца увезли, и с тех пор он не возвращался домой. Когда Антон посещал его в последний раз месяц назад, поседевший отец сидел в белой комнате с мягкими стенами и продолжал неразборчиво бормотать числа, никак не реагируя на его присутствие…

Антон спешил вниз по пожарной лестнице, задыхаясь, пытаясь убежать от образа отца в белой комнате, от натурального ряда, от Маши, от себя самого…

С грохотом распахнув дверь в вестибюль первого этажа, Антон побежал к выходу. Краем глаза он увидел, как Маша выходит из лифта, а за ней спешит путающийся в белом балахоне Числовник.

– Антон, стой! Ты не можешь…

Он опрометью выскочил на улицу. Впереди маячил прохладной зеленью парк, и Антон побежал туда прямо через дорогу.

Он услышал визг тормозов и едва успел повернуть голову. На него стремительно надвигался желтый автобус. Антон почувствовал резкий толчок – и провалился в темноту, как будто нулевики взорвали сразу весь мир.

***

– Не бойся, натуральный ряд тебя не оставит…

– Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь…

Голова кружилась, перед глазами плясали цветные круги, словно огромные нули. Антон попробовал пошевелиться – руки-ноги, кажется, целы.

– Он всегда с тобой, веришь ты в него или нет…

– …восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать…

Антон лежал на траве – тонкие стебли щекотали запястья. Голова покоилась на чем-то мягком, как на подушке. Антон разлепил глаза.

– И он тебя никогда не покинет…

– …тринадцать, четырнадцать, пятнадцать…

Рядом на траве сидел бородатый Числовник – голова Антона бережно покоилась у него на коленях. Числовник говорил с ним и делал движения руками в воздухе, словно двигал костяшки на невидимых счетах. Но кто считал вслух?

Антон снова закрыл глаза и прислушался.

– …шестнадцать, семнадцать, восемнадцать, девятнадцать…

Считал не Числовник. Это был стук его собственного сердца – бился в груди, колотил в висках, подрагивал в венах – этот счет существовал независимо от его сознания и означал жизнь.

– …двадцать, двадцать один, двадцать два, двадцать три…

Антон открыл глаза и медленно сел на траве.

– …ты меня слышишь? Антон! Да скажи ты хоть что-нибудь!

Маша. Она стояла впереди собирающейся толпы у самого входа в парк – из-за ее плеча выглядывал любопытный старичок-судокуман.

– Я… я в порядке. Что случилось?

– Что случилось? Ты бежал, как сумасшедший, через дорогу, и тебя бы точно сбил автобус, если бы он… – она ткнула пальцем в Числовника… – тебя не оттолкнул. Рискуя жизнью, между прочим! А ты!.. Ты…

Антон встал, непроизвольно коснувшись затылка и поморщившись. Кажется, будет шишка. Числовник поднялся вслед за ним.

– Маша, прости… Я…