Упыриха

– У меня друзья! Восемь человек за забором ждут!

– О, неплохо! – оскалилась упыриха. – Жаль, что так мало…

– Брешет! – презрительно сказал татарин. – Нет там никого! Он один был.

Он достал моток пеньковой веревки и связал Пашке руки так крепко, что Паша чуть не взвыл от боли.

– А кто вашу собаку разгадал? – крикнул Паша, дергая связанными руками. – Не я!

Кайдановская наклонилась к пленнику и стала по-звериному его обнюхивать. От страха у Пашки закололо во всех местах сразу.

– И правда, дрянь! – с отвращением промолвила она.

– А, может, и не брешет, – татарин искоса поглядел в окно. – Черт!

– Как бы то ни было, это не моя забота.

Кайдановская лениво размяла шею, обводя комнату утомленно-презрительным взглядом.

– Я ухожу! – объявила упыриха. – Вернусь к вам ровно через месяц в человеческом обличии.

И вдруг Пашка увидел то, от чего на его голове поседел десяток волос. Неожиданно быстро существо сняло с себя платье, оставшись в болезненно-красивой наготе. А из другой комнаты, тихо стуча по доскам, словно огромный краб или паук, к нему на растопыренных, похожих на пальцы скелета лапках ползли отделившиеся от тела перепончатые крылья.

Паша замычал от страха и принялся отползать в угол. Упыриха присела на пол, и мерзкая тварь впилась своими лапками в ее гладкую спину: под лопатки, в шею и даже в скрытый за пышными черными волосами затылок.

Кайдановская издала сдавленный вопль. В тот же миг черты ее лица начали меняться: заостряться, увеличиваться в размерах. Кожа принимала зеленовато-серый цвет, все больше напоминая змеиную. Во рту вырос острый частокол с клыками не меньше мизинца. Ступни и кисти рук разрастались, меняя форму пальцев и ногтей на манер птичьих лап. Зрачки расширились до краев роговиц. Она становилась такой же, как тогда в церкви, только выглядела уже окрепшей и полной сил.

Упыриха больше не могла ходить прямо и, сгорбившись, почти касаясь когтистыми руками пола, убралась из хаты в ночь, не удостоив своих друзей прощальным словом. Пашка увидел взмах чудовищных крыльев, и в следующий миг ее не стало.

– Хороша… – промолвил татарин со смесью восхищения и страха. – Ну теперь дело за ней: пусть представит нас кому надо.

Он поглядел на Пашу, как на кусок мертвечины. Взял со стола нож и поднес к Пашкиному кадыку.

– А теперь скажи честно, с тобой еще кто-нибудь был?

– Был! – ответил Пашка.

Татарин выругался и дал Паше кулаком по щеке.

– Все, надо с ним кончать, щас милиция будет! Только надо, шоб крови не было. Дай ему прикладом!

Леший взял ружье и направился к Паше. Пашка понял, что это все.

Он попытался вскочить на ноги, но татарин ударил его снова.

– Леший, конец тебе! – орал Пашка. – Ребята тебя найдут – башку снесут на хрен!

Леший смотрел на Пашу темными, дремучими глазами, в которых не было ни ума, ни совести. Он подходил все ближе и ближе.

– Ну! – нетерпеливо вскрикнул татарин.

Леший не бил.

– Кончай його!

– Не-е… – неожиданно вяло промолвил Леший. – Нельзя!

– Шо?!

– Не велят… Черти не велят!

Он бросил ружье на пол и с полным равнодушием вышел за порог.

Татарин был так ошарашен, что несколько секунд стоял, как вкопанный, не в силах поверить глазам. За окном послышался звук автомобильного двигателя и хлопанье дверей.

– Зараза! – взвизгнул татарин и, подхватив ружье, бросился к Пашке. Пашка увернулся от удара, и приклад вонзился в пол. Каким-то чудом Паше удалось, перекатившись по полу, встать на ноги. Враг стоял в паре метров от него, тараща дикие, подлые глаза и готовясь напасть снова. Пашка понял, что татарин его боится. Были бы свободны руки…

Из двора прощелкали два коротких пистолетных выстрела. Татарин с ужасом обернулся. В следующую секунду на пороге хаты уже стояли капитан Рюмашев и старшина Коромысло.

Ружье выпало из злодейских рук.

– Товарищи! Я схватил вора! – пролопотал татарин за миг до того, как старшина заломил ему руки за спину.

– Где она?! – рявкнул капитан так, что татарин едва не умер.

– Т-там… в подполе!

Коромысло начал развязывать Паше руки. От пережитого страха у Пашки помутилось в голове и на глазах выступили слезы.

– Спокойно, спокойно, щас отойдешь! – он похлопал Пашку по дрожащему плечу и достал папиросы. – На!

– Не курю, – почему-то ответил Паша.

Катерина почти голая сидела в подвале, привязанная к стулу, с грязной тряпкой во рту и следами клыков на теле. Ее голова безжизненно упала на грудь, из подвешенной на веревке правой руки с рассеченной веной капала в стеклянную банку темная кровь.

Через мгновение порезы были перевязаны. Старшина взял на руки полуживую девушку.

Пашка не спускался в подвал, но слышал, как татарин вскрикнул от боли и рухнул на пол. Должно быть капитан не вытерпел. Пашка представил, что подумали милиционеры, понятия не имевшие об упырихе: наверно решили, что татарин и Леший свихнулись от самогона.

Когда они выходили из хаты, путь им преградил запыхавшийся молодой милиционер с разбитым носом.

– Ушел, гад! Я его почти…

– Поздравляю! – огрызнулся капитан. – Заводи машину, в больницу едем!

Не прошло и минуты, как милиционеры, Катерина и уже смирившийся со своей незавидной судьбой татарин умчались в «Газике», растаяв в ночной мгле.

Пашка обернулся и увидел, что все это время с ним рядом был Ваня-пастушок.